Люди удачи - Надифа Мохамед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хоойо! Ааббо! – зовет он, как будто мать или отец могут помочь ему сейчас, голова быстро становится легкой, чужая рука сильнее сдавливает шею.
– Давайте его сюда, – распоряжается врач, отступив в сторону, и Махмуда бросают в другую камеру, ударив головой о дверной косяк. – Осторожнее, хорошо? Оставьте его теперь, ему, пожалуй, понадобится провести здесь всю ночь, только тогда он придет в себя. – Махмуд слышит, как голос врача удаляется, потом хлопает дверь.
Его глаза закрыты, горло постепенно перестает болезненно пульсировать, но он жадно дышит, боясь, как бы за ним не вернулись и не начали снова душить. Хочется вытереть лоб, но руки не двигаются, он лежит на спине, а руки вытянуты прямо и неподвижно, и ремень перехватывает живот так туго, что к горлу подкатывает желчь.
Открыв глаза, первое, что он замечает, – стены камеры, обшитые чем-то вроде серых матрасов на высоту больше его роста. Он снова закрывает глаза, думая, что это, может, у него что-то со зрением от удара в голову, но когда открывает их в следующий раз, то видит, что матрасы никуда не делись. Кое-где на них видны бурые и красные пятна в бледных кругах, будто кто-то пытался оттереть их дочиста.
– Вот теперь тебя добили, – шепчет Махмуд. – Взяли тебя в рабство, связали и свели с ума. Маттан мертв.
– Он где-то там, – смеется надзиратель, отпирая дверь.
– А, ясно.
Прячась за дверью, Махмуд смотрит из сумрака незнакомого угла знакомой камеры, как в поле его зрения возникают два начищенных до блеска ботинка.
– Мистер Маттан?..
Махмуд не отзывается. Ему больше нечего сказать им.
Солиситор делает еще шаг в камеру, ступая почти на цыпочках. Дверь наконец закрывается, и вошедший видит заключенного, который сидит на корточках там, где его не видит стражник.
– Вот вы где! – говорит солиситор, словно Махмуд – ребенок, затеявший игру.
Он ждет, когда Махмуд поднимется, отряхнется и пожмет ему руку, но тот не двигается с места и глядит в пол.
– Мне сообщили, что вчера с вами случился некий срыв. Очень надеюсь, что сейчас вы… немного оправились. Врач сказал мне, что наиболее вероятная причина – необычно продолжительное время, которое вам пришлось провести в ожидании суда. Вполне понятно, что ваши нервы на пределе, мистер Маттан, но я пришел наконец-то с хорошими вестями. Начало вашего процесса назначено на 21 июля, на выездной сессии в Суонси. День начала боевых действий наступает!
Махмуд молчит, не сводя глаз с округлых мысков выданных в тюрьме ботинок.
– Вижу, у вас на щеке ссадина. Следует ли мне задать вопрос по этому поводу начальнику тюрьмы? Или нет?
Солиситор водит большим пальцем по полю фетровой шляпы, которую держит в руках, и ждет хоть какого-нибудь ответа. Но напрасно. Поискав взглядом, куда бы сесть, устраиваться на незаправленной койке он не решается.
Он переступает с ноги на ногу, выпрямляется и продолжает более твердым тоном:
– Нападать на охранников в самом деле не годится, мистер Маттан. Человек в вашем положении – в сущности, не кто иной, как подопечный государства, и вы, оскорбляя действием и словами свою охрану, подвергаете оскорблениям само государство. Спокойным и достойным поведением вы добьетесь гораздо большего. Мы с мистером Рис-Робертсом подготовили для вас крепкую линию защиты, а обвинение сумело разве что кое-как собрать беспорядочные сплетни и предположения. Я был бы признателен, если бы вы тверже верили в наши способности. Вам также было бы полезно чаще дышать свежим воздухом, хорошо питаться, высыпаться и укреплять свой боевой дух перед процессом… – он взглядывает на свои часы, – …до которого осталось менее девяти дней.
Махмуд свешивает голову между поднятыми коленями.
– Вы видитесь с женой и сыновьями? Может быть, эти встречи обеспечат вам необходимую поддержку? Нет ничего лучше милых лиц наших близких, чтобы напомнить нам, что в этом мире мы отнюдь не одиноки.
Солиситор подозрительно принюхивается и украдкой бросает взгляд на ночной горшок под койкой.
– Ну надо же! Вы этим утром даже горшок не вынесли. Да что это с вами? Если вы считаете, что все эти выходки приведут к тому, что вас признают невменяемым, лучше подумайте как следует, Маттан. Вы прошли комиссию, и точка. Вы предстанете перед судом, и присяжные будут решать, виновны вы или нет, в зависимости от доводов и свидетельств. Будь что будет.
12. Лаба йо тобан
Секретарь выездной сессии:
Уважаемые присяжные, имя подсудимого – Махмуд Хуссейн Маттан, ему предъявлено обвинение в том, что шестого марта сего года в городе Кардиффе он убил Вайолет Волацки. Он заявляет о том, что невиновен в этом, и выступает против своей страны, каковую представляете вы. Ваш долг – выслушать свидетельства и решить, виновен он в этом убийстве или не виновен.
Обвинитель:
Уважаемые присяжные, в четверг шестого марта сего года, вскоре после наступления восьми часов вечера в дверь лавки, расположенной в доме 203 по Бьют-стрит, позвонили. В гостиной позади лавки находились мисс Вайолет Волацки, владелица лавки, ее сестра, миссис Танай, и несовершеннолетняя дочь миссис Танай. Рабочий день уже закончился, лавка была закрыта, но мисс Вайолет Волацки никогда не упускала случая заключить сделку, поэтому, услышав звонок в дверь, направилась в лавку, закрыв за собой дверь между ней и гостиной. Ни ее сестра, ни племянница больше не видели ее живой.
Миссис Дайана Танай под присягой:
В. Слышали ли вы какой-либо топот в лавке после того, как туда ушла ваша сестра?
О. Нет.
В. Было ли шумно в вашей гостиной?
О. Ну, мы с дочерью немного разыгрались, так что вряд ли я могла что-либо услышать. У нас был включен радиоприемник.
В. Прошу, объясните судье и присяжным, как именно вы играли с дочерью.
О. Моя дочь расспрашивала меня о народных танцах. Мне известно о них немного, но я пыталась научить ее некоторым движениям.
В. Дверь между гостиной и лавкой хорошо пригнана или все звуки легко передаются из лавки в квартиру?
О. Нет, их не слышно, потому что мы обили дверь резиной из-за сквозняков.
В. Вы видели, как кто-то вошел в лавку?
О. Нет.
В. Вы
