Черный истребитель - Blackfighter

— Так, холод мы сейчас разгоним.

Саша воткнул в розетки несколько шнуров от забавных цветных пластин обогревателей, висевших на стенах, запихнул продукты в стоявший в прихожей огромный пузатый холодильник, включил электрический чайник. На столе в одной из комнат быстро соорудил гору бутербродов, заварил чай, сыпля заварку прямо в кружки. Кружки Таньку заинтересовали — сделанные из матового серебристого металла, они были очень легкими, несмотря на довольно толстые стенки. Саша пояснил, что они полые внутри — чтобы налитая жидкость дольше остывала или нагревалась.

Танька удивилась, когда поняла, что в нее влезло две полные кружки чая и добрый десяток бутербродов. Такой аппетит был ей обычно не свойственен, а уж в последние полгода — тем более. Пока они ели, в доме ощутимо потеплело, и Танька даже вспотела. Забавные цветастые обогреватели работали на совесть.

— Сейчас спим, а вечером — баня, — заявил Саша, вытирая со стола крошки.

— Тут еще и баня есть?

— А как же! А ты любительница, что ли?

— Да нет. Я в ней и была-то раза полтора, и то — в общей. С компанией.

— Дикие люди… — развел руками Саша.

Таньке досталась комната с серебристо-серыми обоями и парой японских акварелей на стенах. Спальным местом служила совершенно музейного вида железная кровать с никелированными шишечками. Впрочем, матрас на ней был вовсе не музейный. Танька разделась до трусов и футболки, укрылась пушистым мягким пледом. Через полчаса она поняла, что заснуть ей не удастся. Набитый желудок тянул в сон, но до головы этот сон добираться не хотел категорически. Перед закрытыми глазами все время мелькали обрывки вчерашних картинок — бесконечные виды из окна, крадущиеся типы с пистолетами, постоянно меняющееся лицо Скиннера. Крутилась Танька с боку на бок долго, потом встала, взяв из сумки книгу, попробовала читать. Читать не получалось — буквы расплывались перед глазами, а смысл ускользал. Промаявшись так какое-то время, Танька встала и на цыпочках отправилась в соседнюю комнату.

Саша мирно дрых на достаточно широкой тахте. Танька с завистью посмотрела на него, стоя на пороге, потом вернулась в свою комнату за пледом и, накрывшись им, устроилась между спиной Саши и стенкой. Саша не проснулся, но во сне перевернулся на другой бок и притянул ее к себе за плечи. Лежать было неудобно, поэтому Танька повернулась лицом к стенке, но руку с себя не стряхнула. Так было куда уютнее. Она даже задремала, чувствуя себя уютно и правильно, как когда-то в раннем детстве, когда она утром воскресенья залезала в родительскую постель.

Впрочем, ни заснуть, ни тем более выспаться ей не удалось. В какой-то момент расслабленная ладонь на ее плече оказалась крепкими тисками, а над ухом прозвучала сбивчивая фраза вовсе не на русском языке. Танька вообще сомневалась, что это какой-то из земных языков. Она не разобрала конкретных слов, но общий смысл ей был ясен — приказ кому-то куда-то уходить. Ее пробрало ледяным холодом — язык был вовсе даже не земным, более того, Танька когда-то его хорошо знала. Не этот, но достаточно похожий на него. На этом языке она разговаривала во сне, а потом, просыпаясь, мучительно давилась невозможностью выговорить что-то по-русски. Сказав еще что-то, Саша вдруг резко сел на кровати, протирая глаза. Присутствие Таньки рядом его нисколько не удивило.

— Да что за свинство?! — жалобно возопил он. — Мне что теперь, вообще поспать не удастся?

Выражение его лица было трудно описать. Что-то такое — между глубоким шоком и искренним удивлением.

— Что снилось-то? Опять собственная смерть? — осторожно гладя его по спине, спросила Танька.

Саша молча кивнул.

— Это, наверное, сначала всегда так. У меня тоже так было. И у Герцога… — предположила Танька, и, вспомнив Герцога, вдруг раскисла. Она закрыла лицо руками, желая спрятать предательски дрожащие губы от взгляда Саши. Впрочем, маскировка не удалась. Саша приобнял ее за плечи, погладил по голове.

— Он для тебя много значил? — мягким шепотом спросил он ее, почти касаясь губами уха.

Танька кивнула, не отнимая рук от лица.

— Опять со мной повторяется то же самое… — через какое-то время сказала она сквозь ладони. — Уже так было. Я любила человека, который был старше, лучше, сильнее меня. Все было очень недолго, а потом он погиб. Его убили. Свои же. И я всю оставшуюся жизнь только и делала, что вспоминала его.

— Может, это неправильно? — осторожно сказал Саша. — Может быть, нужно научиться идти дальше?

— Конечно! Так все говорили! — зло выкрикнула Танька, с силой опуская кулаки на колени. — Только как научиться — никто не мог объяснить! Вот ты — знаешь? — она повернулась лицом к лицу с Сашей и стряхивая с себя его руку.

Тот только покачал головой.

— Вот тогда и не говори. Или научи, или не советуй.

— Нельзя никого научить. Можно только показать, как умеешь сам, — сказал Саша, возвращая руку на ее плечи.

— А ты умеешь? — спросила Танька.

Саша кивнул.

— У меня была девушка. Еще до армии. Первая любовь и все такое. А пока я служил, она села на иглу и умерла. Я вернулся — а ее уже полгода, как похоронили.

— И ты после этого влюблялся?

Саша задумался, потом еще раз кивнул.

— Да.

— Так же сильно, как в первый раз?

— Еще сильнее… — улыбнулся он.

— И как это у тебя получилось? — недоверчиво прищурилась Танька.

— Очень просто, — сказал Саша. — Встретил девушку. И влюбился.

— А какая она была? — неожиданно для себя ревнуя, спросила Танька.

— Почему же была? — хмыкнул Саша. — Она есть. Хорошая, интересная, очень необычная. Красивая. Сложная.

— Ну и почему ты сидишь здесь со мной, а не с ней? — окончательно приревновала и разозлилась Танька. Саша в ответ только загадочно улыбнулся.

— А как ее зовут? — продолжала сыпать себе соль на раны Танька.

— Так же, как и тебя.

— Ну и пожалуйста! — заявила Танька, ложась и отворачиваясь лицом к стене. Саша только усмехнулся и лег рядом. Танька лежала, обиженно пыхтела и сама себе удивлялась. Что самое смешное, ей вовсе не хотелось быть на месте такой всей из себя замечательной Сашиной девушки. Он вполне ее устраивал в качестве друга. Или брата. Но все равно было обидно. Через пару минут размышлений она поняла, что и ревнует его, как любимого брата к какой-то девице, вдруг занявшей серьезное место в его жизни. Это было странно и непривычно. Но весьма забавно.

Заснуть уже не удалось, и они просто лежали рядом, отдыхая. Танька ощущала себя сытым удавом — сонным и ленивым. Сытная еда в конце концов подействовала, как транквилизатор. Войди сейчас в комнату Маршал с автоматом в руках, все, что сделала бы Танька — неспешно подняла голову и спросила: «Ну и дальше что?» Потом Саша полез за книгой на полку, потом отправился к холодильнику, заодно притащив и Танькину книжку. В общем, сна не получилось. За окном уже темнело — ранние сумерки ноября. Лампочка под потолком была не особенно мощной, ватт на пятьдесят, и в ее тусклом свете казалось, что предметы обретают радужные ауры и какую-то особенную выпуклость. Сумерки Танька любила, когда солнечный свет тускнел и приглушался, ей казалось, что она просыпается и оживает. В детстве ей нравилось представлять себя каким-нибудь ночным животным — дикой кошкой, волчицей, летучей мышью. Потом на смену этим фантазиям пришла игра в вампира или оборотня. Лето ее семья проводила на даче, и Танька любила поздно ночью вылезти в окно и улизнуть на пруд или в ближайший лес. Когда полная луна отражалась в водной глади, ей всегда хотелось поднять голову к небу и завыть.