Героиновые пули - Александр Щелоков

— Так будет лучше, верно?

Алексей промолчал.

— Вижу, вы не оратор, — усмехнулся адвокат. — Садитесь. Говорить буду я.

Не показывая ничем радости, что может наконец-то присесть, Алексей опустился на табурет.

— Так вот, Моторин, я здесь оказался по поручению весьма влиятельных людей. У одного из них — фамилию пока называть не стану — убит брат. Его вы знаете. Это господин Жетвин. Брат высоко оценил ваше вмешательство в дело и в то, что вы наказали убийцу. Однако сразу скажу — его расположение не избавляет вас от шанса пойти под суд. Вы понимаете, что совершили убийство?

— Была бы возможность, повторил бы… — Алексей ответил напористо и зло. — Впрочем, теперь все равно.

— Давайте так, Моторин. Я работаю на человека, которому не безразлична ваша судьба. Он не заинтересован в том, чтобы вас упекли в зону. А такой шанс есть. Но вы должны точно представлять свое нынешнее положение.

— Я его представляю, — Алексей скривил губы в горькой усмешке. — На моих глазах убили человека. Я пытался остановить преступника. Совершив одно убийство, он мог пойти и на другие…

— Логично, Моторин. Очень логично, но юридически неграмотно. Вы считаете, что совершили мужественный гражданский поступок. На деле учинили преступление. Давайте рассмотрим ситуацию с самого начала. Защищать граждан от насилия и произвола обязана милиция. Вы, Моторин, у Жетвина не были телохранителем, не имели лицензии на такую деятельность. Верно? А если бы имели её, то должны были поступить соответственно обстоятельствам.

— Как это понять?

— Можно было повалить Жетвина на землю, укрыть его своим телом от пули.

— Когда голова человека на моих глазах лопнула как арбуз и он упал, прикрывать его можно только саваном.

— Значит, надо было поставить в известность милицию. Там знают, как ловить и обезвреживать убийц. А вы, Моторин, схватили оружие и в атаку. Это в демократические законы не вписывается…

Алексей устало прикрыл глаза. В душе все кипело. Он бы сейчас встал и послал адвоката подальше, но здравый смысл подсказывал, что само появление юриста и весь дурацкий на первый взгляд разговор, который тот затеял, не очень понятная разведка его взглядов и настроений.

— Выходит, задержать убийцу преступно?

— Моторин, дорогой, вы его не задержали. Вы его застрелили. Он не сопротивлялся, он убегал. Не угрожал оружием. А вы ему влепили в спину заряд. И наповал…

— А если бы он в меня стрелял?

— Прекрасно! Это бы уже играло в вашу пользу.

— А попал бы? Ранил?

— Совсем хорошо! И разговору бы не возникло.

— Что же может светить по закону человеку, который прихлопнул наемного убийцу?

— Уголовное наказание, дорогой мой. За убийство. В нашем обществе право карать преступников присвоило себе государство. Больше того, из перечня наказаний оно исключило смертную казнь. И вдруг некий Моторин сам выносит приговор и приводит его в исполнение.

— Это все происходило в условиях нервного стресса. В состоянии аффекта.

— Прекрасно. Если дело дойдет до суда, я постараюсь использовать такую подсказку. Но прошу учесть, и следствие и прокурор сегодня не заинтересованы в оправдании Моторина. Я уверен, дело будет подано так, что некий Сорокин, наемный убийца, выполнял заказ преступной группировки. После совершения акции его должен был убрать второй киллер. Моторин. Что он и сделал.

— Но это же глупость…

— Раскрытие заказных убийств — самая слабая сторона нашей милиции. Не будем искать причины почему и отчего. Куда главнее понять простое — за этот случай схватятся так, что шансов выкрутиться у некого Моторина не останется. На вас, мой дорогой, навешают столько статей, что ало не покажется.

— Например?

— Хороший вопрос. Давайте вместе пройдемся по кодексу. Начнем с такого простого проступка как самоуправство. Вы отобрали у охранника фирмы «Трансконтиненталь» помповик «иж». Служебное оружие. Между прочим, снаряженное патронами. Под угрозой оружия заставил водителя подогнать трейлер к забору. Этот эпизод можно и не выпячивать, но следствие обязательно постарается разобраться как вы сумели перемахнуть через высокий забор, оборудованный средствами защиты от не санкционированного проникновения на территорию базы и откуда у вас появилось оружие. Конечно, статья триста тридцатая слабовата для данного случая, но лишение свободы до пяти лет потянет.

— Так, — кивнул Моторин, соглашаясь. — Обвинение логичное.

— Пойдем дальше. Есть статья двести двадцать шестая. Хищение, либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Как неизбежно установит следствие, гражданин Моторин завладел помповиком стрелка Рюмина с применением насилия, не опасного для жизни и здоровья владельца оружия. За такое Моторину светит срок от пяти до двенадцати лет. С конфискацией или без оной. Тут уж на усмотрение судьи…

Алексей тихо выругался. Широкая физиономия адвоката расплылась в ехидной улыбке.

— Против закона не попрешь, Моторин. Мир наш таков, что все мы потенциальные преступники и каждому можно припаять срок. Был в сталинские времена такой знаменитый судья Ульрих. Председатель военной коллегии Верховного суда СССР. Он пересажал и отправил под пулю тысячи людей. Но вошел в историю юриспруденции афоризмом: «Дайте нам человека, статью мы ему подберем всегда». Сталина расплевали. Ульриха забыли, а статьи под человеков как подбирали, так и подбирают. Да, чтобы не забыть, имеется на тебя ещё одна. Сто восьмая…

— Сколько же их, — тряхнул головой Алексей. Обилие статей, которые закон мог повесить ему на шею не пугало, а лишь удивляло.

— Дайте нам человека, Моторин, и мы его испечем по всем правилам демократического правосудия. — Адвокат ещё и шутил. — Убийство, совершенное с превышением мер, необходимых для задержания лица, вот ваша первая вина. Понимаете? Вам бы, Моторин, крикнуть киллеру: «Гражданин, вы убили человека. Это не хорошо. Остановитесь, положите оружие и подойдите ко мне. Я отведу вас куда следует». Так было бы очень правильно. А что случилось? Моторин прицелился и человеку, который от него убегал, влупил полный заряд в спину, чуть ниже пояса. Если прокурор окажется последовательным, он плавно переведет разговор к статье сто пятой. Это чистое убийство. Срок от шести до пятнадцати лет…

Алексей вздохнул.

— Короче, дело мое труба?

Адвокат вытер платком вспотевший лоб. В камере царило спертодушие старого солдатского сапога, и человеку с воли дышалось здесь нелегко.

— Давайте так, Моторин. Вы за собой вину ощущаете?

Алексей горько засмеялся.

— Кто её за собой когда ощущает? Что бы ни сделал, всегда найдешь оправдание. Разве не так?

— Так вот условие, которое ставит мой клиент. Он пойдет на нарушение закона и… Пусть не пугает вас моя откровенность, выкупить вас у ментовки. Во сколько это обойдется, вас не должно интересовать…

— Ну, даете… — Алексей не мог скрыть изумления. Его поразила откровенность, с какой адвокат излагал существо предстоявшего дела. — Разве это можно?

— Слово «можно» в такой формулировке можно понять двояко. — Адвокат явно добивался четкости в постановке вопроса. — «Можно» — в смысле разрешено, и «можно» в смысле возможности.

— Что это запрещено, я знаю. Главнее второе.

— На этот счет не беспокойтесь. Все будет сделано лучшим образом. Главное, чтобы оказавшись на свободе, гражданин Алексей Моторин не начал искать правду. Он должен прямо сейчас внутренне признать себя преступником и понять, что любая апелляция к закону в поисках справедливости ему противопоказана. Она поставит в тяжелое положение не только самого Моторина, но и тех людей, которые благодарны ему и заинтересованы в его благополучии…

— Я понял…

— Понять мало. Надо, чтобы вы взяли на себя обязательства, которые выразят суть моего условия.

— Я их возьму…

— Тогда собирайтесь. — Адвокат встал и расправил могучие плечи, на которые могла уверенно опираться вся юриспруденция — справедливость, законность и правосудие.

Через десять минут Алексей сидел в черном блестящем «Джипе-черроки».

— Куда мы едем?

— В деревню. К человеку, который вытащил вас из ямы.

— Спасибо. Только, если можно, остановитесь у телефона-автомата. Я хочу позвонить жене…

Алексей имел в виду Жанну, но не считал нужным объяснять адвокату свое отношение к ней. Адвокат, сидевший рядом с шофером, не оборачиваясь, протянул Алексею трубку мобильного телефона.

— Звоните…

Грибов выглядел спокойным и задумчивым.

— Вы, Алексей, человек деревенский или городской?

— Теперь уж и не знаю. С детства — деревня, позже — город…

— Детские впечатления это фундамент чувств. Значит, вы легко поймете красоту этих мест. — Грибов широким движением обвел полукруг, захватив далекий синий лес, речку, поля, зеленевшие в заречье. — Здесь я вырос. Этот дом — так сказать, — мое отчее гнездо.