Шпион особого назначения - Андрей Троицкий

– Короче давай, – уже прикрикнул Антипов.

– В гостиничном номере Донцов снял не пальцы Яночки. Это были пальцы другого человека. С большой долей вероятности – пана Петера. Настоящее его имя – Леонид Олегович Истомин. Бывший работник консульской службы российского посольства в Чехии. Сорок один год от роду, разведен. Московский адрес… Перьевая ручка вывалилась из пальцев генерала, на листе бумаги расплылась чернильная клякса.

– Говори дальше, – приказал Антипов.

Версия, изложенная Беляевым, была убедительна и укладывалась в рамки логики и здравого смысла. Петер скрывал свое подлинное имя, свое прошлое от всех, в том числе друзей по бизнесу. И, как выяснилось, не напрасно. Его поиски и сейчас топтались бы на месте или шли по ложному следу, если бы не эти пальчики с пузырька. Петер навестил Яночку в гостиничном номере, отдал какую-то команду. Возможно, провел в номере ночь. Утром побрился, смазал морду лосьоном, выбросил пустой пузырек в корзину для мусора. В тот же день затем исчез из города. В гостинице, где провел ночь, не регистрировался.

В Хельсинки Яночка поехал вовсе не для того, чтобы пересидеть трудные времена в подвале у дальнего родственника. У него было конкретное задание, полученное от Петера еще в Гамбурге. Яночка ждал товар, пока не известно какой именно товар, на Рыночной площади он должен ждал встречи с курьером, но тот опаздывал. Петер не смог рассчитаться за поставку, поскольку деньги, полученные в замке «Водичков» хоть и хорошая, но все же фальшивка. В итоге Яночка налетел на пули Донцова.

Кстати, при личном обыске, который наспех провел Буряк прямо на Рыночной площади Хельсинки, в кармане убитого Яночки не обнаружил ничего интересного. Немного денег, две кредитки, использованные билеты на автобус. Бумажки, лежавшие во внутреннем кармане, оказалась оплаченными ресторанными счетами. Записной книжки при Яночке не было.

А теперь, собственно, история самого Петера – Истомина. Его личное дело подняли из архивов МИДа и буквально полчаса назад доставили в Ясенево. Истомин из благополучной профессорской семьи, родители молились на него, как на икону. Отец известный хирург, светило в своей области, мать домохозяйка. После действительной службы в армии, в морской пехоте, Истомин поступил на дипломатический факультет МГИМО, и закончил бы вуз с отличием, если бы не две четверки по второстепенным дисциплинам. В институте он активист, характеристики положительные.

К тому времени отец Истомина, еще довольно молодой, полный сил мужик, пережил инсульт, стал инвалидом. Все прежние дружбы, высокие связи расстроились, он больше не мог составить протекцию своему сыну. Поэтому Леонида определили на работу в одну внешнеторговую организацию, которая занималась экспортом сельскохозяйственной техники в страны третьего мира. Истомин, судя по характеристикам с той работы, пробивал себе дорогу собственным лбом, а не отцовскими хлопотами. Он вкалывал, как проклятый, зарекомендовал себя с лучшей стороны, поэтому ему и предложили работу в МИДе. Мизерный оклад, скромная должность, но статус высокий, как-никак Министерство иностранных дел, а не контора по продаже тракторов и сеялок. И перспективы светят.

Первая заграничная командировка была в Южную Америку, в Колумбию, где Истомин безвылазно проторчал три долгих года вместе с молодой женой Ириной, с которой сошелся скорее не по любви, скорее из прагматических соображений: по мидовским правилам неженатого мужика нельзя посылать за границу дольше, чем на один год.

Позднее он вспоминал о годах в Колумбии, как о времени, вычеркнутом из жизни. Внешняя разведка не проводила с Истоминым вербовочных мероприятий, точнее откладывала это дело до лучших времен. СВР не слишком интересовал посольский клерк в южно американской стране. Позднее, когда встал вопрос о направлении Истомина в одну из европейских стран, СВР пыталась привлечь его к сотрудничеству. Но Истомин так и не стал кадровым разведчиком, категорично и твердо заявив на собеседованиях, что не создан для этой работы. Слишком рассеян, невнимателен, не умеет концентрировать внимание…

Однако Истомин согласился выполнять разовые, не связанные с высоким риском задания разведки: боялся, что его полный отказ от сотрудничества с СВР отразится на карьерном росте. Позднее он работал в центральном аппарате МИДа, побывал в двух долгосрочных командировках, в Польше и Венгрии. Последней оказалась командировка в Чехию, продолжительностью около двух лет.

– Это пока все, что удалось выяснить, – подвел итог Беляев. – Времени было слишком мало.

– Хорошо. Просто отлично. Почему ты не доложил сразу, как только получил данные о пальцах? – Антипов постарался изобразить на лице недовольство, но получилось плохо. – Я тут сижу, занимаюсь этой… А ты…

– Я хотел проверить версию. Хотел выяснить все факты.

– Факты выяснить, – передразнил Антипов.

Генерал, забыв обо всех срочных делах, поднялся из кресла, прошелся по кабинету. Охотничий азарт уже захватил душу. Беляев тоже встал и следил глазами за Антиповым.

– Даю тебе сроку до восемнадцати ноль ноль, – объявил генерал. – До этого времени соберешь об Истомине всю информацию. Родственники, близкие и дальние, привычки, знакомства, любовные связи, пристрастия… Короче, все. Подключай оперативников из ФСБ, подключай, кого сочтешь нужным. Действуй. Я все оформлю своим приказом.

– Понял.

Беляев пулей вылетел из кабинета.

Прага, район Страшнице. 17 октября.

Во второй половине дня Алексей Донцов появился в агентстве по прокату автомобилей, предъявив документы на имя гражданина Великобритании Чарльза Глейзера. Заявил, что хочет арендовать на неделю модель «БМВ» седьмой серии.

Служащая, оформлявшая документы, была удивлена странным выбором англичанина. Аренда такой тачки удовольствие не из дешевых, большие мощные машины вроде седьмого «БМВ» очень не практичны на узких улицах Праги, кроме того, в черте города допустимая предельная скорость – шестьдесят километров. Да и за городом особо не разгонишься. За десять месяцев нынешнего года такую машину арендовали всего трижды: консервативные пожилые немцы совершали загородные поездки по скоростной автомагистрали: там разрешена скорость сто десять километров в час.

В сопровождении старшего менеджера Донцов прошел на автостоянку, сел за руль «БМВ», задал несколько вопросов, остался доволен своим выбором. Но восторгов вслух не выразил. Машине четыре года, она в отличном состоянии, пробег небольшой, цвет кузова традиционный – темно-зеленый металлик, кожаный салон кремового цвета. Общий вид немного портило водительское кресло, в двух местах прожженное сигаретами.

– Машина тяжеловата, как-никак больше двух с половиной тонн весит, – рассказывал менеджер, поглаживая ладонью мокрые от дождя крылья автомобиля. – Но это совершенно не заметно на дороге. Потому что рабочий объем двигателя пять тысяч четыреста кубиков, а мощность двести сорок лошадей. С места разгоняется до ста километров за шесть с половиной секунд. По скоростному шоссе она полетит, как пушинка.

– Да, мне знакома эта модель, – сухо ответил Донцов. – Пойдемте оформим все бумаги.

В конторе у Донцова спросили кредитную карточку. Без нее в Праге машину на прокат не получишь. Донцов заплатил за недельную аренду, сел за руль «БМВ» и укатил по неотложным делам.

Морг районной больницы помещался в одноэтажном здании, потемневшем от времени, давно не знавшим ремонта. Над плоской крышей торчала черная металлическая труба, беспрерывно коптившая дождливое небо. Чтобы не привлекать внимания, Донцов оставил «БМВ» возле главного больничного корпуса, на общей стоянке. Через час больница закрывалась, последние посетители потянулись к выходу, сторож гремел ключами, собирался запирать ворота на ночь. Нужно торопиться.

Донцов дошагал до морга, через незапертую дверь вошел в длинный пустой коридор, спустился в подвал. Постучал в дверь, не имеющую ни номера, ни таблички. С другой стороны кто-то долго возился с замками и задвижкой. Наконец, из-за двери показалась опухшая, заросшая трехдневной щетиной физиономия санитара Владимира Кунца. Пегие сальные волосы, смятые жесткой подушкой, стояли на голове дыбом. Санитар только проснулся, он долго отдыхал после обеда, во время которого, как обычно, злоупотребил туземским ромом и пивом.

Кунц сунул в ладонь Донцов свою сухую и горячую ладонь, крепко сжал руку гостя.

– Заходи, – санитар дыхнул густым перегаром и растворил дверь настежь. – Присаживайся. Рад дорогому гостю.

Донцов вошел в темную каморку, освещенную хилой лампочкой, висящей над входной дверью. Сел на шаткий деревянный табурет возле стола, накрытого газетой. На газете еще лежали объедки, оставшиеся с обеда. Покусанные куски хлеба, тарелка с засохшей томатной подливкой, большая прозрачная банка с мутным желтоватым рассолом. В рассоле плавала то ли огромная жаба с толстыми лапками, то ли человеческая ладонь с растопыренными пальцами. В полумраке и не разберешь.