Исчезающая земля - Джулия Филлипс

Вокруг раздалось улюлюканье: толпа приветствовала участников танцевального марафона. Марина оценивающе посмотрела на парня. Энергичный, на вид искренний, честный. Уверенный в себе.

Когда генерал-майор предположил, что девочки утонули, он выглядел гораздо менее уверенно.

– Хорошо, – ответила Марина. Фотограф встал и протянул ей руку. Она потянулась за телефоном, положила его в карман и пошла за ним.

Петя с Евой встретили их у края поляны. Петя обнимал жену за плечи.

– Что стряслось? – спросила подруга. – Петя сказал, ты расстроилась из-за того журналиста. Кажется, мне нужно попросить у тебя прощения.

Опять начал накрапывать дождь. На месте закатного солнца, у самого горизонта, белело размытое пятно. Марина представила фотографа друзьям. Он сказал:

– Сергей Адуканов. Зовите меня Чега. Я говорил Марине…

– Чега живет здесь, – добавила она. – У его знакомого есть большая черная машина.

У Евы вытянулось лицо, глаза округлились. Она столько болтала про фильмы ужасов и разъезжала по фестивалям, что Марина уже и забыла: Ева тоже любит ее дочерей. Ей захотелось сразу же извиниться за то, что дает подруге ложную надежду.

Чега рассказал остальным про Егора Гусакова. Когда он упомянул дочь Аллы Иннокентьевны, Петя прищурился.

– Погоди-ка. По-твоему, это как-то связано с похищением Сони и Алены?

– Лиля выглядела моложе своих лет, – объяснил Чега. – А вдруг этот парень…

– Ты узнал обо всем только что? Очень просто делать выводы, когда впервые о чем-то слышишь. Но когда лично знаком с теми, кого это касается, когда следишь за следствием, то понимаешь, что все совсем не просто.

Фотограф закусил щеку.

– Ясное дело. Я не наивный.

Петя посмотрел на Марину:

– Будь осторожна. Вдруг это просто местные сплетни?

– Может быть, – ответила Марина. – Пойду поспрашиваю у Аллы Иннокентьевны.

На сцене все еще танцевали пары. Они махали руками в воздухе в такт музыке. Пересекая поляну, Марина считала, сколько километров от Петропавловска до Эссо, сколько сидений в «Тойоте Сурф». Неужели кто-то мог приехать сюда из города незамеченным? За городом дороги пустые, она сама убедилась в этом вчера. Похититель увез девочек вечером и по темноте добрался сюда, его никто не видел, а если в багажнике лежали канистры с бензином, то ему не пришлось останавливаться на заправках, он ни с кем не говорил…

Но полиция наверняка разыскивала детей и в поселках. Они сказали Марине, что искали везде.

Чега признался, что с полицейскими не говорил. И описания похитителя никогда прежде не слышал. Следователи просто разослали по полуострову листовки с портретами девочек – только и всего. Алла Иннокентьевна предупреждала: «Полицейские много чего говорят, чтобы люди их не донимали».

Допустим, из центра распространили ложную информацию – и что с того? Марина ведь и сама звонила в полицию Эссо в августе. Она прозвонила все региональные отделения МВД; ей сказали, что никаких данных о похищениях или пропавших детях нет.

Только Марина не спросила тогда об исчезновении восемнадцатилетней девушки, которая, вероятно, просто убежала из дома.

За сценой в сырой тени Алла Иннокентьевна разговаривала с женщиной помоложе. Чега извинился перед ней за вмешательство и попросил уделить им минутку.

Нахмурив брови, она окинула взглядом Марину с Евой и сказала:

– Слушаю.

Несколько часов назад она была готова ответить на любые вопросы. Организатор фестиваля даже предложила Марине помощь и попросила об услуге. У Марины ушел целый день, нет, целый страшный год на то, чтобы понять, о чем может рассказать ей Алла Иннокентьевна. Она попросила:

– Что на самом деле произошло с вашей дочерью? С Лилей?

Молодая собеседница Аллы Иннокентьевны вздрогнула. Она не носила очки, на лице ее не было морщин, но у нее были те же пухлые губы и круглое лицо, что у Аллы Иннокентьевны. Та взяла ее за руку и сказала:

– Таша, я сама разберусь.

– В полиции вам сказали, что она сбежала; это правда? – спросила Марина. – Мне сказали, что мои дочери утонули в бухте. Но кое-кто видел, как они сели в машину к мужчине в тот день. В большую отполированную машину.

– Вы мать сестер Голосовских, – отозвалась Таша.

– Алла Иннокентьевна, вы знали, что пару лет назад Егор Гусаков купил себе большую черную машину? – поинтересовался Чега.

Наташа переспросила:

– Кто? Какой еще Егор?

Алла Иннокентьевна вскинула брови. Она крепко держала дочь за локоть.

– Ты его не знаешь. Он закончил школу раньше, чем Денис. Живет по пути в Анавгай… Вы серьезно? – спросила она у Марины. – Так вот чего вы хотите? Выследить этого паренька?

– Я всего лишь прошу вас дать мне информацию.

– Информацию.

– Об этом человеке. О том, что он мог сделать.

Алла Иннокентьевна обратилась к Чеге:

– Твоя мать сейчас дома или в тундре со стадами? Что бы она сказала, узнав, что ты водишь людей за нос?

Чега переступил с ноги на ногу. Во взъерошенных волосах дрожали дождевые капли. Марина продолжала:

– Я слышала, этот Егор по вечерам бывает в Петропавловске. Это правда? – Алла Иннокентьевна вздохнула. – Значит, он мог увезти моих детей. Это возможно.

Алла Иннокентьевна покачала головой. Наташа воскликнула:

– В Эссо! Нет, не может быть!

Алла Иннокентьевна заговорила с ней на чужом языке. Эвенский, догадалась Марина. Потом женщина обратилась к Марине:

– Вам сказали, какой он, Егор Гусаков?

– Мне сказали, он странный.

– Конечно. Люди всегда так говорят о тех, кто ведет себя не как все, – ответила Алла Иннокентьевна. – О моем сыне тоже так говорят. Он, мол, странный. Боятся его. – Таша ответила матери на эвенском, но Алла Иннокентьевна продолжала: – Не верьте слухам про Гусакова. Он и мухи не обидит. Парень не шибко умен, но на преступление неспособен. Понимаете? Он просто одинокий мальчик, который всегда хотел иметь друзей.

Чега вмешался:

– При всем уважении, не соглашусь. – Алла Иннокентьевна всплеснула руками. – Когда мы были маленькими, он ходил за Лилей по пятам. Как будто хотел, чтобы она дружила только с ним.

Марина так и не смогла посмотреть сюжеты по телевизору, в которых она просит о помощи, или послушать свой собственный надтреснутый голос в радиообращениях. Пережив эти моменты однажды, она не хотела воскрешать их снова. Но здесь, за сценой, на которой шел танцевальный конкурс, ближе к концу дня, среди народного праздника, она впервые поняла, как выглядела со стороны. Алла Иннокентьевна раскрылась. Будто оболочка треснула, а под ней обнажились четыре года горьких страданий из-за потери дочери. Губы приоткрыты. На лице выражение отчаяния. Ноздри расширены. Взгляд на миг помутнел, а потом опять сфокусировался на празднике. Алла Иннокентьевна стиснула зубы и снова закрылась.

– Понятно, – сказала Марина.

Алла Иннокентьевна посмотрела на нее.

– Хотите знать, сбежала Лилия или нет, – повторила она. Марина кивнула. – Конечно нет. Она попала в беду. С ней постоянно случались неприятности, а потом произошло что-то страшное.

– Мама, – одернула ее Наташа.

– Никто и пальцем не пошевелил. Я говорила с властями. Меня не послушали, – заключила Алла Иннокентьевна.

– Я слушаю, – сказала Марина, стараясь разглядеть в собеседнице мать, которую увидела за миг до того.

– Нет, вы стараетесь убедить меня, как делал и наш капитан полиции. Уговариваете поверить в сказку. Это не история про влюбленного школьника. Это куда хуже.

В колонках грохотал звук, на сцене кто-то делал объявление в микрофон.

– Чега