Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, этого не может быть. Я не сошел с ума – отступая внутрь, бурчал Кондрашов.
– Почему бы и нет, сойти с ума совсем несложно, и не всегда для этого требуется специальная инъекция – говорил Егор.
Тень зловещего непонимания, невозможного сумрака, накрыло побледневшее лицо Кондрашова.
– Егор? – вопросительно произнес Кондрашов.
– Он самый, или ты думал, что от меня, что от прошлого так просто сможешь избавиться – ответил Егор.
– Я не думал, я не ожидал. Ты мог бы сразу представиться, и я бы…
Егор не дал Кондрашову договорить.
– И что бы тогда? Обрадовался моему появлению или более незаметно попытался вытащить оружие из верхней полочки стола.
В этот момент они уже находились в гостиной первого этажа, которая располагалась сразу за пространством небольшой прихожей, часть которой занимали сразу две лестницы, одна справа, другая слева. Кондрашов прижался к массивному письменному столу, его правая рука сейчас находилась в районе той самой верхней полочки.
– Ты полагаешь, что меня можно просто взять и застрелить – дьявольская улыбка озарила лицо Егора.
– Зачем я тебе? Скажи, и я сделаю всё, что ты захочешь – произнес Кондрашов.
– У меня нет времени слушать твоё раскаяние. Я всё знаю и без лишних соплей – проговорил Егор, сделал паузу, чтобы продолжить, но Кондрашов перебил его.
– Ты изменился.
– Еще бы, большой опыт пришлось получить – растягивая слова, проговорил Егор, а на исходе последнего звука, резко бросился вниз. Руки схватились за шерстяной коврик, размером не более трех квадратных метров, на котором сейчас стоял Кондрашов и явно не ожидал произошедшего. Егор с бешеной силой потянул коврик на себя. Кондрашов потерял равновесие и, в одно мгновение, оказался на полу. Еще две секунды, Кондрашов попытался вскочить, только Егор опередил его, ударив коленом в лицо. Теперь Кондрашов принял положение лицом вверх, и с ужасом наблюдал, как Егор быстро достал из полочки стола пистолет.
– Не стреляй, у меня есть деньги. Я компенсирую, я отдам всё, что у меня есть – шептал Кондрашов, не веря самому себе, не веря в то, что это хоть как-то поможет.
– Рукопись где? – спросил Егор, наставив пистолет на Кондрашова.
В голове Кондрашова секундой промелькнула обнадеживающая мысль: он не знает о существовании предохранителя, но всё оказалось тщетным. Егор показательно произвел это действие.
– Я не знаю. Она была у тебя. Они требовали с меня, но я и тогда ничего не знал, ничем не мог им в этом помочь – жалостливо лепетал Кондрашов, а пожилая служанка, онемев от страха, боялась сдвинуться с места, чтобы добраться до близлежащего телефона, с которого можно было бы позвонить в полицию.
– Ты искал рукопись? – спросил Егор, держа Кондрашова под прицелом.
– Да, меня заставили. Они требовали от меня этого, но я ничего не нашел. Да, я пытался войти в контакт с твоей матерью, но она ничего мне не сказала. Я ничего не смог узнать, я даже нанимал людей, чтобы они проверили квартиры подруг твоей матери, всё было безрезультатно. Не стреляй, я прошу тебя. Я никому не скажу о том, что ты был здесь. Поверь мне – переходя на истерический крик, говорил Кондрашов.
– Верю – произнес Егор, и тут же раздался выстрел, за ним еще один, и лицо Кондрашова превратилось в кровавое месиво.
6
– Владислав Викторович, ты меня хорошо слышишь. Кто-кто, Родионов, и сейчас по очень серьезному поводу.
Голос в телефоне был слишком беззаботным, от этого не складывалось никакого намека на серьезность.
– Уверен? – устало спросил Возков.
– Еще как уверен, и с тебя причитается, ну, как и договаривались – продолжил излучать жизнерадостность Родионов.
– Кончай майор, давай к делу, а то у меня и без того сегодня голова болит – произнес Возков.
– Пить нужно меньше, а если к делу, то у меня кое-что интересное – не меняя интонации, озвучил Родионов.
Влад Возков тяжело и раздражено выдохнул, правда, перед этим убрал телефон в сторону.
– Говори уже – с трудом сдерживаясь, попросил Возков.
– Двойное убийство, точнее двое, на очень близком расстоянии, в одном районе – начал Родионов.
– И что? – недоуменно спросил Возков.
– Убита пожилая женщина и солидный бизнесмен. Фамилия женщины Свиридова, а бизнесмена величали Кондрашовым – наконец-то голос Родионова приобрел хоть что-то напоминающее серьезность.
– Свиридова, так это, Кондрашов – после этих слов, произнесенных Возковым, возникла пауза.
– Да, именно эти люди – утвердительно обозначил Родионов.
– Вы ничего не делали? Ничего не трогали? – нервно спросил Возков.
– Пока нет, я хорошо знаю инструкции, и еще лучше помню наш с тобой разговор – ответил Родионов.
– В управление не звонил? Сразу прямо мне? – уточнил Возков.
– Ну, я же сказал – ответил Родионов.
– Ничего не трогайте, я буду через полчаса, может раньше – сказал Возков и начал быстро собираться.
“Вот это поворот, кто бы мог подумать, но никогда не знаешь, что ждет тебя за этим самым поворотом. Показалось, ведь сумел убедить себя самого, что показалось. Но нет, не показалось. Недаром мурашки по коже пробежали, и кровь замедлилась” – думал Возков, приближаясь на личном автомобиле к району, где произошли два особо странных убийства, где его сейчас ожидает старый приятель, майор полиции, Родионов.
“Сколько раз просматривал материалы этого необычного, можно сказать, культового дела, с которым был непосредственно связан, что в прямом, что в переносном, что в любом из смыслов. Отец, правильно ли он вел это дело. Сколько странных загадок он оставил, ведя это дело. Конечно, не он один. И разве только в этом суть. Собственные ощущения, личные воспоминания и переживания. Пусть они, любой из них, удовлетворятся тем, что остается на бумаге. Любой из них, но не я” – автомобиль остановился возле двухэтажного деревянного дома, представляющего собой исторический объект.
“Триста, без малого, триста лет этому дому. Много ему довелось поведать, во многом он был вынужден принимать участие. И вот вновь, и еще, какой расклад. Нет сомнения, что это начало еще одной истории. Может куда более значимой, чем все предыдущие. А ведь и вправду, что-то необычное завораживает сознание, когда находишься здесь. Если оставить место, если впустить всё это в своё воображение, сделать частью только тебе доступного мира. Всё всегда индивидуально. Только идиоты могут полагать, что есть какой-то образец, с помощью которого нужно определять, построить собственную жизнь. Они так и делают. Они убивают в самих себе то, что могло бы дать им несоизмеримо больше, чем они даже могут
