Галерея женщин - Теодор Драйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь вообразите, что все эти поэтические прелести и описания пышных торжеств, для которых годится любой сомнительный повод, уснащают собрание довольно прозаических фактов, «прочитанных» по чайным листьям и кофейной гуще! Поразительные сравнения и перевранные цитаты – откуда они? Я всегда подозревал, что главными источниками ей служили Лора Джин Либби, миссис М. Э. Брэддон, Берта М. Клей и автор «Святого Эльма» (любимого романа Гифф, между прочим)[17], не говоря о создателе «Дутого золота». Впрочем, иногда из нее вдруг выплескивался Лонгфелло: «Спокойно, сердце, брось роптанье!»[18], а иногда – излияния Фелиции Хеманс[19]. Возможно, этому предшествовал какой-то начальный период домашней культуры и жизни в достатке. Трудно сказать, хотя Гифф всегда настаивала, что так и было. Я же склонялся к тому, что она неосознанно, без малейшего намерения кого-либо обмануть, придумала себе романтическое или, по меньшей мере, драматическое, полное невзгод прошлое, напоминавшее тернистый путь героинь ее любимых книжек.
Так или иначе, Гифф никогда не занималась вымогательством и ничего общего не имела с бессовестными прохиндеями, которые сулят удачу неудачникам и, наживаясь на чужих бедах и слабостях, неплохо устраиваются в жизни. Наоборот, за свои предсказания Гифф получала смехотворно мало. Если она и была слегка не в себе, это не мешало ей оставаться трудолюбивой, набожной и доброй женщиной (точнее – старой девой). Последнее, что могло прийти ей в голову, – это злоупотреблять доверчивостью людей. Раздавая направо и налево счастливые пророчества в ярких словесных обертках за сущие гроши, а то и за просто так, Гифф влачила жалкое существование, перебиваясь скудными заработками посудомойки, официантки или горничной, и почти всю жизнь скиталась по дешевым съемным комнатам, настолько убогим, темным, промозглым и бедно обставленным, что я нередко спрашивал себя, как можно терпеть такие условия, годами жить впроголодь и при этом сохранять бодрый оптимизм и нерушимую светлую веру – удивительные качества, которые, наряду с отмеченной выше велеречивостью, всегда выделяли Гифф из толпы.
Но давайте я опишу, как Гифф входила в заполненную гостями комнату – вечером после работы или в один из воскресных или праздничных дней – и кто-нибудь из друзей-приятелей (сама она предпочитала называть их «покровителями») окликал ее и просил погадать. Надо было видеть, как она шла на призыв – чуточку виновато и вместе с тем ни на миг не забывая о драгоценном достоинстве! Картину несколько портил ее гардероб: шляпа в форме опрокинутого ведерка, перчатки, туфли и многослойные, в бесчисленных складках и оборках одеяния – все до того ветхое, заношенное, явно из лавки старьевщика или из рук доброхотов, которые откопали в пыльном чулане какой-то старый хлам и подумали, что чем выбрасывать, почему не отдать его Гифф. Но с какой великолепной небрежностью она снимала перчатки (всегда на два размера больше, штопаные-перештопаные) – не всякому удается таким вот царственным жестом стянуть тончайшую лайку с холеной руки! Даже преисполненный важности святой Эльм не сумел бы превзойти нашу Гифф. Ох уж это нищенское величие… Однажды, помнится, она явилась в боа из перьев какой-то ошалелой всклокоченной курицы (не представляю, кого еще из пернатых могло украшать эдакое оперение). Но с каким неподражаемым шиком этот ничтожный аксессуар обвивал ее хилую морщинистую шею! В другой раз Гифф продемонстрировала новую «горностаевую» горжетку из облезлого кролика, которой весьма дорожила, поскольку, если я правильно помню ее объяснение, горностай в чести у английских леди. (Кстати, Гифф родилась и выросла в Канаде.)
Все это нелепо, спору нет, но каким ласковым, чарующим светом лучились ее глаза! С каким подкупающим добродушием, с какой высокородной снисходительностью она снимала в дверях свои роскошные обноски под аккомпанемент насмешек, которыми встречали ее развеселые друзья-благодетели, полагавшие, что она «молодчина», «высший класс» – умеет «держать фасон»!
– Ух ты, Гифф!.. Шикарно выглядишь. Привет, Гифф, где раздобыла такое боа? С ума сойти!.. Какая у тебя горжетка, это же натуральный горностай! Шесть долларов? Не может быть! Считай, что даром, если не надули.
И потом перемигивание, кривые ухмылочки, многозначительные кивки, дескать: «Вот потеха! Где еще увидишь такое чудо!» (И верно – в каком-то смысле. В каком-то смысле действительно потеха.)
Ах, Гифф!.. Длинная, худющая, в чем душа держится; вид изможденный, как у чахоточной; изжелта-бледная морщинистая кожа, никогда, даже в лучшие годы, не знавшая мужской ласки, но старательно умащенная грошовыми притирками и лосьонами – на другие ее тощего кошелька не хватало. Тем не менее лично я находил ее замечательно интересной и далеко не такой «повернутой», как думали ее «покровители». Почти любого слушателя Гифф могла увлечь необычными извивами своих фантазий, несмотря на все мелодраматические излишества. Ну а гадала она просто феноменально – уж поверьте! Иначе как чудом и непостижимой тайной это не назовешь. Некоторые ее предсказания сбывались до дня и часа, причем гадала она только по чайным листьям и кофейной гуще – к картам не притрагивалась. В религиозном лексиконе Гифф карты означали грех. Да, Гифф была религиозна и верила не напоказ, ничего никому не навязывая и не доказывая. Просто в ее сердце жила тихая, искренняя вера в Бога, в то, что Он всегда защитит и направит. По моему глубокому убеждению, она считала, что Бог соучаствует в каждом ее шаге, незримо присутствует во всех ее делах. Это Он располагал чайные листья или кофейную гущу так, а не иначе. Случалось, Бог посылал ей завтрак, когда она уже не чаяла поесть, поскольку в кошельке было пусто. Бог направлял ее к тем, кто хотел узнать свою судьбу и щедро расплачивался с ней, оставляя от двадцати пяти до пятидесяти центов, а случалось, и целый доллар! Да о чем говорить, если Бог вызволил Гифф из сумасшедшего дома, куда ее вероломно упекли родственники, обставив все так, что несчастную женщину признали душевнобольной, – только чтобы забрать себе ее небольшое законное наследство
