Галерея женщин - Теодор Драйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако забыть Фрэнка оказалось не так просто, как первоначально надеялась и воображала Люсия. Однажды она сказала мне, что, наверное, ее чувство все-таки было больше, чем просто физическое влечение. Как-то раз, рассказывала она, ей показалась, что он переходит Вандомскую площадь, и она чуть не упала в обморок от радости. Неужели он приехал за ней? Если бы только он мог ее простить, она стала бы его любовницей где угодно, где угодно! Она справлялась о нем в главных парижских отелях, неделю отказывалась встречаться с очередным любовником. Но вскоре после этого получила от Фрэнка из Монреаля длинное и печальное письмо, свидетельствовавшее, что он там и что тоже не смог ее забыть. Но без выражения надежды на новую встречу.
В связи со всем этим, как рассказывала мне позже Люсия, у нее возник почти болезненный интерес к тому, как на нее реагируют разные мужчины – с восхищением или как-то иначе, – и это притом, что ее романы с Даниэлем и Фрэнком были довольно удачны. Одной из причин такого интереса было то, что для Даниэля ее свежесть, молодость и, возможно, неискушенность были овеяны особым очарованием, тогда как Фрэнк, хотя, несомненно, любил ее и физически был очень силен, мог преспокойно ждать и ждать, как на корабле, так и в Канаде, исключительно из-за условностей. Но разве таков истинный влюбленный? И, вернувшись в Европу, Люсия размышляла над этим, правда, по ее словам, уделяя немало внимания случайным любовным романам. Ибо к этому моменту она заключила, что, наверное, никто уже не будет относиться к ней достаточно серьезно, во всяком случае, не станет вникать в тонкости ее характера, чего ей хотелось бы.
Поэтому ее романы были недолгими, а отсюда и опасность одиночества (эмоциональная и интеллектуальная) даже посреди чувственных бурь. В то же время, рассказывала она, у нее и в самом деле не было склонности к долгим отношениям, за исключением отношений с Фрэнком, который, по всей вероятности, не проявлял достаточного интереса к переписке. Однажды в этот период она снова встретилась с Карлосом, некогда желавшим ее с такой страстью, но теперь, пожаловалась она, он ограничился описанием своего последнего увлечения, из-за чего Люсия совсем пала духом. Потом у нее наметился другой роман – но этот господин, как и Карлос, говорил о посторонних вещах. «Хотя, – призналась она наивно, но, как мне показалось, героически искренне, – я была вполне готова вознаградить его за долгие месяцы ожидания, но он так и не дошел до главного».
Браво!
Любопытство и тлеющие угольки былой привязанности помогли ей выяснить, что Даниэль действительно покинул Париж, как и обещал. Он уехал в Берлин, но куда именно, никто не знал.
Только один Фрэнк не шел у нее из головы, однако он никак себя не проявлял. На какое-то время, рассказывала Люсия, она стала циничнее. Некоторые даже могли счесть ее жестокой. Но ее мысли и выводы менялись почти каждый день, словно ветер. Наконец – хотя она бывала в разных местах с разными воздыхателями, ненадолго увлеченными ею, но, несомненно, едва ли способными полюбить женщину, которая, в стиле Доусона, ослеплена чувством к другому, – однажды, по ее словам, хотя я в этом всегда сомневался, она задумалась о самоубийстве. Рассматривалась Сена или морской круиз, во время которого она могла бы ночью выпрыгнуть за борт. И в крайнем случае – таблетки, но никогда нож или пистолет, потому что любое телесное повреждение всегда казалось ей отвратительным. Однако, несмотря на все это, Люсия продолжала бездельничать и мечтать. Вообще, как она описывала себя в то время, ее сознание было более философически чистым, чем ее тело. Она никогда не требовала от мужчин верности и не притворялась, что сама будет им верна. Иногда, по ее словам, проходили недели между сменявшимися кавалерами или периодами, когда она их избегала. Затем лишняя бутылка вина или проведенная в раздумьях долгая ночь пробуждали необходимость развеяться, и она предавалась тем удовольствиям, которые были ей в тот момент доступны. Постепенно нарастало отчаяние. В конце концов она решила, что, будь она мудрее, она могла бы выйти замуж за Фрэнка и принять его позицию по отношению к монреальскому обществу и что, если он вдруг вернется, она так и сделает. Люсия думала, будто доказала себе, что перемены без сопутствующей поддержки, выраженной хотя бы единственной близостью, адекватной в эмоциональном и интеллектуальном плане, – мужской интеллектуальной и эмоциональной близостью, надо добавить, – никогда не смогут ее удовлетворить. И все плыла и плыла по течению.
Мне хотелось бы рассказать здесь, пусть только ради сюжета, если не по какой-то другой причине, что наконец в жизни Люсии наступила полностью устроившая ее dénouement[14]. Но мог бы я это написать? Увы, как не возникало сомнений в искренних чувствах ее любимого Фрэнка, так не возникало сомнений и в том, что он не сможет вернуться. Скажем иначе: однажды он все же вернулся, потому что, конечно, очень ее любил. Но, поняв, что она, как и раньше, не способна притворяться и до известной степени вновь настаивает на своих необычных требованиях, о которых я вам вкратце поведал, Фрэнк уехал. Нельзя сказать, что оба они не страдали. Страдали. Но ему не хватило смелости и широты взглядов, а может, и глупости, как многие подумали бы, чтобы не счесть ее просто эгоисткой. Иначе говоря, в Люсии не было достаточно любви и доброты, чтобы уступить. И в результате – окончательный разрыв, после которого каждый из них пошел своей дорогой. А потом, я не сомневаюсь, у обоих наступил мучительный период переживания случившегося несчастья.
Но здесь важно время. Время – великий целитель, огромное море, плещущие волны которого постепенно стирают все следы того, что было когда-то, – прошлые любови, страсти, надежды, даже мечты! Да, время. Поднимаю бокал за его власть. Но потом у Люсии случались другие романы, хотя она говорила, что всегда без любви – или, скорее, без настоящей, истинной любви или того неотступного, глубокого желания, которое в какие-то моменты так рьяно управляет всеми нами. И все же желание, и любовь, и страсть. И смутная, старая как мир мечта, что когда-нибудь, где-нибудь найдется кто-то, кто полюбит