Галерея женщин - Теодор Драйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я переживу Монреаль, если ты не будешь слишком консервативным, – ответила на это Люсия, правда довольно тихо. – Но, раз уж мне надо еще пожить у тетушки, я бы организовала себе небольшую мастерскую, где могла бы снова начать работать, хотя бы несколько часов каждый день». Это предложение, как объяснила мне Люсия, имело эффект маленькой ручной гранаты, которую следовало перехватить, пока не случилась катастрофа.
«Дорогая моя! Мастерскую! Ради бога, пойми, что здесь не Париж!»
И с этого момента, как рассказывала Люсия, она начала опасаться, что у них имеются непреодолимые различия, которые неминуемо должны привести… к чему?
И все же, как она добавила, случались моменты, когда чувства брали верх над принятыми в их положении требованиями. Однажды он пригласил ее в маленький ресторанчик во французском квартале, где они наслаждались прекрасными винами и салатами, и после этого она почувствовала себя значительно лучше, – правда, такие походы хорошо было бы устраивать два или три раза в неделю в качестве компенсации за более официальные ужины и игру в бридж, которых невозможно было избежать. Во французском квартале, по словам Люсии, они смогли по-настоящему поговорить, а за бокалом вина их захлестнуло теплой волной счастья. Всего-то четыре недели, всего-то три недели – и они снова будут принадлежать друг другу. Люсия присмотрела квартиру во французском квартале с одной большой комнатой для мастерской, но когда сообщила об этом Фрэнку!.. Ну ладно мастерская как часть городской квартиры, но управляющий банком должен жить только в английской части города, где есть по крайней мере пять домов на выбор и в каждом по мастерской. Что касается мебели, то все на твое усмотрение, дорогая! Давай купим двуспальную кровать, как в Париже. (Ах, значит, он все-таки не забыл! О, если бы сегодня вечером… надо заказать еще одну бутылку вина.)
По дороге домой, рассказывала Люсия, я сделала так, что он, пусть только на несколько мгновений, потерял голову, однако, уходя, он опять извинялся за свое поведение! И в этот раз, как она объяснила, она была слишком усталая или слишком счастливая, а может, и то и другое и не стала выбирать подходящие слова. «Ах, не будь таким дураком!» – сказала она ему с чувством.
Следующим вечером Фрэнк не повел ее во французский ресторанчик – вместо этого они поспорили по поводу фразы, произнесенной ею накануне. Надо сказать, что впервые после Парижа Люсия говорила абсолютно искренне и пыталась объяснить свою точку зрения, которую не видела смысла менять. «Ради тебя я готова идти на уступки твоему так называемому монреальскому обществу, но в душе и когда мы одни, я останусь прежней. Я не стыжусь своего прошлого и никогда не перестану быть той девушкой, которую ты подцепил в публичной художественной галерее Парижа».
При этих словах все в нем содрогнулось, как от мучительной боли, и он прямо разбушевался. «Ну, тогда еще не поздно», – сказала Люсия. Она может сейчас же уплыть в Европу!
Но нет, нет! Вся его жизнь отныне будет посвящена ей и ее счастью. Прошлое – в прошлом и предано забвению. Она должна, должна начать новую жизнь с ним в другом настроении. Разве это невозможно? Он так сильно полюбил ее с первого дня знакомства, повторял он снова и снова, и сейчас она должна понимать: мужчина хочет, чтобы его любимая женщина была священной («Чтобы только он один мог ее развращать», – еле слышно с горечью проговорила Люсия, но, когда он спросил, что она сказала, Люсия не смогла это повторить).
Однако за две недели до назначенного дня свадьбы наступила развязка. Тетушка взяла Люсию с собой в клуб, потому что там предполагалась дискуссия о русской литературе. Фрэнк отправился на собрание директоров. Стоило выступающему подняться на кафедру, как Люсия почувствовала странное волнение. Он не был красив, но худощав и циничен и в чем-то напоминал ее попутчика до Дижона. Более того, говорил он блестяще, его английский был не очень хорош, но это не имело никакого значения. «Когда он произносил русские имена, – рассказывала Люсия, – у меня замирало сердце». После выступления их познакомили, и они сразу же перешли на русский. Конечно, никто их не понимал. «Как вам эта холодная страна, моя соотечественница? – спросил он. – Я не о климате – в России тоже не жарко, – а о здешних мужчинах и женщинах. Думаете, кто-нибудь из них понял, что я сегодня говорил о любви?»
Люсия ответила, что солидарна с его мнением. Им надо поговорить, – может, встретиться завтра за чашечкой чая, предложил он… Нет, к сожалению, в Монреале надо быть очень осторожной… Но ведь наверняка где-нибудь во французском квартале… Да, она знает хорошее место… Прекрасно, тогда завтра в четыре… Как здорово было говорить по-русски!
Люсию охватили переживания, но не из-за русского лектора. Она слишком любила Фрэнка физически, чтобы соблазн был серьезен, но благодаря русскому она явственно увидела, что здесь, в Монреале, она как рыба, выброшенная на берег. За все три месяца, проведенные вдали от Парижа, она впервые почувствовала, что кто-то ей по-настоящему симпатичен, и этот кто-то оказался иностранцем. Либо Фрэнку придется сильно измениться, чтобы она смогла выносить остальной Монреаль, либо им придется вернуться и жить в Париже.
Следующим вечером она предложила Фрэнку это последнее средство, но он лишь посмеялся. Какая чепуха! Париж! Женщина никогда не сможет понять, что карьера для мужчины имеет некоторое значение. Бедные милые создания… А карьера женщины?.. Ну конечно же, она может изображать художницу и завести мастерскую, но только в их квартире, однако ей совершенно ни к чему
