Ты — мое дыхание - Анна Смолякова

Она с запоздалой досадой подумала: «А почему и в самом деле не в «Комсомолку»? Когда-то ведь эта хандра под девизом: «Какая разница, чем заниматься, лишь бы не думать целыми днями о том, что произошло» — кончилась бы, а работа интересная осталась». Но вслух сказала:

— Сама толком не знаю. Но надеюсь, что мы сработаемся, Вадим Семенович…

В отделе кадров тонкогубая тетка с густо накрашенными ресницами долго вертела ее диплом, качала головой, удивленно и неодобрительно, а потом все-таки спросила:

— Но ведь вы, девушка, окончили университет несколько лет назад. И не проработали ни одного дня? Как-то все это странно… Папа с мамой вас все это время кормили?

— Муж, — спокойно ответила Поля. — Так получилось, что меня кормил муж.

Лицо тетки искривилось, видимо, слово «муж» для нее было одновременно и раздражающим, и недосягаемо желанным. Она высморкалась в китайский носовой платок с расшитыми фестончиками и скучно произнесла:

— Да-а, видимо, брак был очень удачный…

Кадровичка сказала «был». Да и не только она, все в редакции считали, что Поля не замужем. Обручальное кольцо она сняла с пальца в тот же день, когда ушла от Бориса. И не потому, что хотела ознаменовать начало нового периода в своей жизни, — просто не считала себя вправе больше его носить.

Отсутствие кольца первым заметил, естественно, Рома Слюсаренко. Да и вообще он был первым, кто заметил Полю.

— О! Очаровательная брюнетка с кошачьими глазами, не опутанная, к счастью, сетями Гименея! — с обезоруживающей непосредственностью провозгласил он, когда она в первый раз переступила порог корреспондентского зала. Поля смутилась. Она вообще чувствовала себя неловко в надетом по случаю первого рабочего дня светлом деловом костюме с юбкой до середины колена. Пока дома собиралась перед зеркалом, все было нормально, а здесь вдруг подумалось: «Выглядишь ты, подруга, как манекен с табличкой: «Образцово-показательная молодая журналистка». Этакая немного видоизмененная копия Ирочки Ларской». Но Рома не оставил ей времени на самокопание. С проворством обезьяны он перепрыгнул через стол, встал прямо перед ней, опершись спиной о доску объявлений, и ловко вытащил зубами сигарету из пачки.

— Как я понял, ты будешь вести раздел светской хроники? — поинтересовался он, щелкнув зажигалкой.

— Вы правильно поняли…

— Вы? Почему это «вы»?

Тем временем из разных углов к ним начали потихоньку подтягиваться люди. И если девушки не обнаруживали к Полиной персоне особого интереса — так, мимолетное ревнивое любопытство, то мужчины наперебой пытались произвести впечатление. Она уж и не помнила, кто из них предложил пойти в бар и отметить ее первый рабочий день.

Бар «внутреннего пользования», маленький, уютный, отделанный зеркалами и дубовыми панелями, соседствовал непосредственно с корреспондентским залом. За стойкой маняще бурлила кофеварка, пахло пирожными и вареной колбасой. Симпатичная барменша в просторной алой блузе вместо «здравствуйте» сообщила вошедшим, что сегодня завезли свежий сыр «Гауда» и черкизовскую ветчину, так что кто хочет компенсировать часть зарплаты продуктами, то пожалуйста…

— А что, у вас тут натуральное хозяйство? — осторожно поинтересовалась Поля у молодого человека с горбатым грузинским носом. Как позже выяснилось, местного насмешливого гения Костика Лаптева. — Зарплату задерживают, да?

Тот, видимо, не нашелся, что ответить на столь наивный вопрос, и только мелко-мелко затрясся в приступе беззвучного смеха.

— Ох, «задерживают»! Это же надо так сказать, «задерживают»! — выдавил он из себя наконец. И тут же где-то за ее спиной послышался мягкий извиняющийся голос:

— Вы не обращайте внимания, пожалуйста. У нас тут действительно в последнее время некоторые проблемы с зарплатой, но Гуревич, Вадим Семенович наш, обещает, что скоро все поправится. Так что не волнуйтесь…

Это и был Лешик Еськин.

— Да я, собственно, и не волнуюсь, — улыбнулась Поля. И в самом деле от нее были еще очень далеки все эти проблемы с коммунальной реформой, увеличением стоимости проезда в общественном транспорте и невыплатой заработной платы. Она знала, что проблемы эти есть: телевизор все-таки смотрела и газеты читала. Но просто еще не имела возможности прочувствовать их, что называется, на собственной шкуре.

Рома заказал, естественно в долг, шампанского, фруктов и конфет на всех. Поле налили огромную фарфоровую кружку с цветочками. Она попыталась отказаться, или, по крайней мере, «выторговать» такой же, как у всех, небольшой стеклянный фужер. Но ей доходчиво объяснили, что такова традиция и ей еще повезло, потому что, будь она мужиком, пришлось бы пить то же самое, но содрогаясь от мысли, что пьешь и поишь окружающих на свои деньги. Поля смутилась и вытащила из сумочки расшитый стеклярусом и золотыми нитками кошелек. Общественность возмущенно загудела, кошелек пришлось спрятать. За шампанским пошла «смирновская» водка, потом хлебная «Довгань»… Пила Поля мало, но тем не менее очень скоро почувствовала характерный гул в голове. А потом ей вдруг стало удивительно легко. Спустя полчаса она уже курила вместе со всеми, хотя еще вчера собиралась бросить, и с улыбкой слушала, вероятно, каждый раз повторяемый для новичков рассказ о декоративном фонтанчике у входа, из которого в день рождения газеты хлестал настоящий спирт…

Вообще ей понравилась царящая здесь свобода и незакомплексованность, беззаботная легкость в общении и всеобщее приятельство. Это напоминало студенческие годы, когда все они, молодые, амбициозные, мнили себя будущими гениями журналистики и, имея собственное представление о том, что такое «атмосфера газетной редакции», ведрами пили кофе, курили сигареты с ментолом и с умным видом рассуждали о всякой ерунде.

Но воспоминания об университете неразрывно были связаны с мыслями о Борисе. Хотя он-то как раз хуже других вписывался в эту богемную компанию. Да он и не стремился никуда «вписываться». Со своим четким аналитическим мышлением, способностью излагать мысль кратко и емко, с вечным насмешливым прищуром и ироничным отношением к жизни, он всегда стоял несколько особняком. И Поля в последнее время все чаще думала о том, что, может быть, и правильно, что Суханов не пошел в профессиональную журналистику. Слишком мало в нем было этого «раскованно-тусовочного»…

Она вообще много думала о нем. Так много, что иногда ей казалось, что она просто сойдет с ума. Его силуэт мерещился ей на улице, его голос слышался под окном, его ласковые руки и губы снились ночами. Даже телефонные нетерпеливые трели начали мерещиться, так ждала Поля его звонка. Но он не звонил. Он вообще порвал все отношения с ней — как отрезал. И тем больнее было то, что она в последнее время почти убедила себя: ничего у Бориса с Надей действительно не было. И с Ирочкой Ларской не было. И вообще, вероятно, ни с кем, кроме нее…