В горах Тигровых - Иван Басаргин

— Это уж точно, — степенно отвечал Сергей Пятышин — Несет нас нелегкая, да и только. Чего не жилось? Это Феодосий с Аниской нас сполошили. Эко ветрище-то, — прикрывая лицо кожаной рукавицей, соглашался кузнец.

— А помните, тот старик из гольдов нам рассказывал, он уже и забыл, когда родился, что они прежде жили в теплых краях, но была большая война, и они ушли сюда. Бежали, словом. Знать, тот сказ к месту. А вдруг на той земле и прижилось Беловодье? — гудел Феодосий.

— Да хватит тебе со своим Беловодьем-то, все уши прожужжал! — вскипятился ни с чего Иван Воров — Нишкни! Плывем, и помалкивай. Нелегкая занесла нас на край земли, а что еще бы надо. Так подай нам самый краешек. Посмотрим, что и как там.

— Э, край, край! Сколько мы уж земель посмотрели, в одном месте чутка теплее, в другом холоднее — вся разница. Расея была и останется холодной страной. Просто у нашего вожака на сидячем месте зудится. Вот и бегаем за его зудом.

Амур все шире, глубже, мелей почти нет. А сопки все выше, хмурей, поросли непролазным ельником, пихтачом, наваливаются на Амур. Не смог он за многие годы раздвинуть эти громады, так и остался в веках в старом русле…

Впереди редкие дымы. Может быть, это стойбище инородцев. Э, нет! С косогора загремели пушки, а дым пороховой тут же подхватывал ветер и относил за лес. Отродясь не слышали такого грохота пермяки; сорок пушек сразу салютовало смельчакам, чуть не посигали с плотов.

Плотам, как судам, приказал салютовать Невельской, будто эти "суда" вернулись из дальнего плаванья. И Феодосий это понял. Улыбнулся, сказал: — Ладно привечают.

— Встречают ладно, как спать придется — мягко аль жестко.

— Перин не будет, траву бросим под бока.

— Я беглый с каторги, не прознал бы про то Невельской.

— Молчать будешь, кто за тебя скажет. А наши и забыли, что ты каторжник. Этого не боись, — успокаивал сына Феодосий — И верю, ко всему, я энтому человеку, ты не видел, как он стебанул одного офицеришка, ежли бы видел, то такое не подумал.

Плоты пристали к берегу. Навстречу Феодосию шагнул Невельской.

— А ну-ка, ну-ка, покажитесь нам, русские мужики, коим нет преград на морях и сушах. Покажись, человек-непоседа, человек-хожалец, — обнял Силова Невельской. Поцеловались — С такими мужиками не захиреют эти берега. Жить им тысячи лет и еще больше. Ура русским мужикам!

Грянуло стоголосое "ура!". Вспугнуло тишину таежную, как и салют пушек, разбудило сопки, закатилось в белопенные волны, выплеснулось на крутой берег.

— Звали, вот и пришли, — засмущался Феодосий — Еще и потому пришли, что не забыли ту затрещину, кою вы вкатили жандарму.

— Это какую же?

— Помните метель, каторжане, жандармы убили одного, а потом вы подъехали. И ругались, и ударили того мальца. Теперича мы признали вас, ваше благородие.7

— Тихо, нельзя об этом говорить, мужики. Матросы слушают, что подумают обо мне, скажут, а капитан-то наш драчун, сами начнут драться между собой, — хитро улыбался Невельской — А здесь надо драться только с противником, с друзьями — дружить.

— Мы ить, ваше благородие, только вам на ушко, — тоже хитро прищурился Феодосий.

— Ну, ежли только мне, то куда ни шло. М-да! Сибирь велика, а мир тесен. Вишь, где нам пришлось встретиться. Передохните, мужики, потом мы вам поможем выгрузиться. Затем поставим дома. Вы первые мои помощники из мужицкого сословия. Пост надо укреплять. Эх, и наградил бы я вас за смелость, долготерпение, но награждать вас нельзя, беглые вы. Придется умолять государя, чтобы простил вас за самоуправство. Иногда он и прощает, — затаенно усмехнулся Невельской…

— Без наград обойдемся. Хватит нам и вашего привета. А то, что беглые мы, о том забудем на пока. Вдругорядь поговорим. Примай, ваше благородие, — тоже с невеселой усмешкой отвечал Феодосий.

— Как не принять! Звал, знал, кого звал. Смелых мужиков звал. Знаю, что вы все можете: стены крепостные ставить, железо ковать, по врагу стрелять. Царь Петр прорубил окно в Европу, а мы здесь с вами прорубим окно в Японию и Америку.

— Че окно, мы здесь, ежли што, то и ворота поставим, — усмехнулся Пятышин — Вместе и на петли повесим.

— Спасибо на добром слове! Эти ворота многим отобьют желание посягать на эти земли. Для них мы ворота закроем, а для себя откроем. Так я говорю, мужики?

— Истинно так. Человек, он спокон веков был завистлив, все норовит к соседу через заплот посмотреть, как, мол, там у него, неможно ли что стянуть. Так уж неправедно бог сотворил человеков, нутро с червоточинкой поставил. Не прознал и досе бог-то всех тонкостев людских, — хитрюще улыбался Феодосий — Исделал Еву из ребра Адамова, думал — праведно исделал, будут она и Адам гулять по его саду, а они бац — и подвели бога-то под монастырь, человеков народили. А человеки-то те то бунтуют царя, то бога, но чаще в затишке клянут на все корки, потом в бега, в голове разные задумки, э, мало ли еще там что.

— Как звать-величать?

— Феодосий Силов, сын Тимофеев.

— Ты когда это бога-то растерял? А? Не приму я тебя, еще безбожниками нас сделаешь, — смеялся Невельской, смеялись служивые.

— Дорога была дальней, вам ли ее не знать, да все пешки, просишь бога об одном, другом, а он и ухом не ведет, быдто его и не просили. Так вот и перессорились с богом-то.

— С богом нельзя ругаться или мириться, — строго сказал Невельской, не оглядываясь на матросов и офицеров, но зная, что они каждое его слово ловят, — бог не француз или англичанин, подрались, и снова мир. Бог навсегда, бог в душе и навеки. Нет, так и наказать может.

— Эко, сколько же можно наказывать-то? Зад сечен, ноги и руки в мозолях, душа наизнанку вывернута. Не страшно после того, что довелось нам видеть. Ну, ин ладно, кажите, где нам разбивать табор и ставить свои избушонки?

— Покажем, а сейчас обедать, потом все покажем.

— Эко хитер русский мужик, — хохотал среди друзей Невельской — Даст бог слабинку, помирюсь. За словом в карман не полезет.

Строились мужики, складывали из плотов дома. Но все как-то наспех. Душой чуяли, что не засидятся здесь долго. Снова поведет их дальше Феодосий, вот только прознает про свое Беловодье и поведет…

А дни шли, складывались в недели, месяцы, годы. Приходил сюда адмирал Путятин на фрегате "Паллада", с ним был человек, о котором говорил Невельской, что он борзописец. Сплавился губернатор Сибири Муравьев-Амурский, кто на плотах, а он на пароходе "Аргунь". На Камчатке шли бои. Гремела война в Крыму. Пиратские суда англичан и французов бороздили воды Тихого океана, но пока не смели напасть на Николаевский пост, добрым уроком для них было нападение на Петропавловск-Камчатский. Константиновская батарея смотрела жерлами на лиман амурский. На горе Сигнальной стояла пушка, которая при заходе врагов должна дать сигнал. Строилась Чнырахская крепость, которая закрывала бы собой вход в Амур. Строилась по специальному указу царя, под руководством неугомонного Невельского.