Замужем за облаком. Полное собрание рассказов - Джонатан Кэрролл

Когда я добрался до радиостудии, мой продюсер подошел ко мне и бросил бомбу:

– Ты знаком с этим пацаном, что на днях приходил к тебе сюда? Вчера вечером я видел его с Майклом Биллой, они вместе ужинали в ресторане у Лаури. Кто этот пацан? Знаешь, у Лаури приличное заведение, а парень был в той же футболке, в которой приходил сюда. Ему что, больше нечего надеть?

– Вместе? Ты действительно видел их вместе? Они разговаривали?

– Вместе? Да они вдвоем уплетали величайший из антрекотов, какие только бывают. А когда не ели, то хохотали. Похоже, они большие друзья.

Я горжусь своим умением понимать других людей и сопереживать им. Когда ведешь такое необычное ток-шоу, как «За гранью», начинаешь соображать, что зачастую другие воспринимают жизнь не так, как ты. К тому же сама жизнь лишь настолько последовательна, насколько ей хочется быть таковой день ото дня – а возможно, от часа к часу.

Читая о людях, отрубающих головы детям или умирающих вместе с тысячами других, когда в Бангладеш переворачивается пароход, мы разводим руками перед безумием человечества или глупостью жизни.

Но давайте посмотрим фактам в глаза: в глубине души мы знаем, что всю нашу жизнь в нескольких дюймах от сердца, чудом не задев, свистят пули, одна за другой. Тут нет никакой справедливости или доступной пониманию схемы, а есть лишь отсрочки.

Рано или поздно каждый расшибается о стену или бежит на красный свет и попадает под грузовик, который, мы знаем, уже выехал за нами. Напишите на борту этого грузовика слово «рак», или «боль», или «утрата». Молитесь, чтобы выжить после столкновения. И в конечном счете эта молитва звучит так: «Господи, пожалуйста, убереги меня от неизбежного».

Когда случилось землетрясение и я вытащил Гленна из-под развалин нашего дома и нашей жизни, какой-то мой внутренний голос, один в хоре многих, был спокоен, как во сне. «Ну и что? – говорил он. – Пришел и твой черед. Это должно было случиться».

Но когда я узнал, что Билла и Клинтон Дайкс заодно в каком-то жутком садистском заговоре против меня, переварить это было чуть ли не труднее, чем смерть Гленна. Смерть неизбежна, но боль и жестокость – нет.

Что им нужно от меня? Что я такого сделал, чтобы заслужить этот изощренный заговор, эту злобную энергию? Коп Скэнлон говорил, что, зная мою работу, не удивился дерьму у меня на стенах. Неужели причина в том, что в своей передаче я сделал нечто такое, чем привел в ярость эту парочку?

И что у них за отношения? Они братья? Любовники? Что-нибудь еще более странное? Где находится сердце этого злобного тела? Чем я заставил его колотиться так сильно и часто?

Моя сестра со своим мужем жили в Вене. Между нами была девятичасовая разница, но я совершенно забыл об этом, когда позвонил и услышал сонное «Алло?».

– Привет! Уокер? Это Инграм.

– Привет, Инграм! С тобой ничего не случилось? Все в порядке?

Вдали я услышал, как сестра спрашивает, кто звонит. Их новорожденный ребенок заплакал.

– Мне нужно кое-что узнать, Уокер. Это действительно очень важно. Помнишь, ты посоветовал мне связаться с Майклом Биллой? Помнишь, ты сказал, что мы понравимся друг другу и поладим?

– Майкл Билла? Ах да, теперь вспомнил.

– Откуда ты его знаешь, Уокер? Где ты с ним познакомился?

Линия затихла, не считая отдаленного шипения и шепота девяти тысяч миль.

– Это долгая история, Инграм. Я…

Остального я не расслышал – все заглушил громкий скрип у меня в спальне.

– Вот черт! – Не раздумывая, я положил трубку и медленно встал со стула.

Там! Еще один скрип.

Мое прежнее жилье в Лос-Анджелесе взламывали три раза. Что воры взяли, не важно, но важен сам факт, что кто-то входил в твой дом, искал, перебирал и выбирал, ощущая твою жизнь, запах твоего воздуха. После этого ты тщательно моешь каждую вещь и открываешь все окна.

Как можно тише подойдя к двери, я второй раз за неделю достал из вазы нож. Он открылся с пугающе громким щелчком.

– Убирайтесь из моего дома! Билла! Клинтон! Убирайтесь отсюда!

Наверное, они пролезли в окно. Я жил на втором этаже. Забраться по решетке балкона не представляло труда. Может быть, узнав, что я здесь… Может быть, криком я…

Я повернул ручку двери. И сразу внутри послышался шум, суматоха, какая-то возня, что-то упало. Куда они делись? А что, если у них на этот раз оружие? Что, если они затеяли что-то серьезное, а не просто дерьмо на стенах?

– Убирайтесь!

Внутри раздался смех, снова кто-то на что-то наткнулся. Набрав в грудь воздуха, я распахнул дверь. Свет был включен. В комнате никого. Первое, что я увидел, – темно-красное на белом. Кровь у меня на постели. Но не одна кровь – с какими-то клочьями чего-то. Комки и куски… мяса! Большие куски сырого мяса, брошенные на белую постель, и кровь от них забрызгала белье.

– Господи Иисусе!

Жирная, лоснящаяся телячья печенка. Кровавые, блестящие фиолетовым коровьи сердца, мягкие, как пудинг, мозги цвета слоновой кости. Почки…

Сколько здесь кусков? Сорок? Они покрыли всю кровать и лоснящейся грудой вздымались в центре.

Какая-то дверца в моей голове захлопнулась, и я больше не боялся. Хватит. С этим покончено. Они у меня прекратят.

Я выглянул в окно. Внизу, за водосточной трубой на боковой стене маячила чья-то очень большая тень. Я не мог различить, кто это, но сами размеры и комплекция говорили, что это он.

– Я вижу тебя, Билла! Я вижу тебя, сволочь!

Он рассмеялся, но не обычным смехом Майкла, глубоким и протяжным. Это было какое-то детское хихиканье. На фоне всего происходящего оно звучало злобно и тревожно.

Но все это было совсем не смешно, и детский смех тут был совершенно неуместен. И я еще больше разозлился.

Решив добраться до этого сукина сына, я спустился по водосточной трубе, и так быстро, что можно было подумать, будто соскользнул со склона горы при помощи веревки и карабина. Вж-ж-жик! – вниз по трубе. Приземлившись, я потерял равновесие, но тут же вскочил и бросился к этому типу.

Потрясающе, с какой скоростью бежал он. Стартовав всего за несколько секунд до меня, он опережал меня уже почти на целый квартал, и негодяй хохотал своим визгливым жутким смехом.

– Ублюдок!

Хи-хи-хи-и.

Он был слишком далеко, и было слишком темно, чтобы ясно рассмотреть его. Но когда он один раз обернулся на бегу и схватился за ширинку в непристойном жесте, то оступился и упал. Я остановился и попытался рассмеяться. Если я не мог его догнать (Почему? Как вообще кто-то может так быстро бегать?), то мог хотя бы посмеяться над ним – попытаться сымитировать его дурацкий детский смех. В надежде, что это уязвит его и на мгновение сотрет с его лица торжествующую улыбку.

Но он и вскочил быстро! Снова оказавшись на ногах, мерзавец побежал, по-прежнему хихикая.

Ярость наполняла меня энергией, и я не собирался сдаваться, пока не останусь без сил или пока меня не положат на лопатки.

Мы бежали мимо залитых теплым светом домов, мимо высовывавшихся из автомобилей людей, мимо источавших ночной аромат магнолий и жимолости.

Не оглядываясь, толстяк перебегал улицы, следуя непонятным мне зигзагом. Куда он направляется? Или просто убегает куда-нибудь?

Но куда бы он ни направлялся, было ясно, что, если захочет, он может оторваться от меня. Однако бежал достаточно медленно, чтобы я не терял его из виду. И все время я ожидал, что вот-вот он оторвется и исчезнет, как Роудраннер.

Выбившись из сил, я остановился, опершись руками о колени. Мои легкие работали, как мехи, и я видел, что он тоже остановился на два квартала впереди и ждет. При этом он, кажется, насвистывал? Во всяком случае, кто-то свистел.

Я хотел крикнуть ему, но не хватило дыхания.

Зачем он стоит там, в тени, и ждет? Сквозь шум моего хриплого дыхания доносился его смех.

Я услышал, как сзади с шумом подъехала машина. Не обращая внимания, я не спускал глаз со своего врага, стоящего по другую сторону улицы.

Машина остановилась рядом со мной. Я хотел обернуться, когда вспыхнул ослепительный луч фонаря, направленный из машины через улицу, и выхватил из мягкой темноты Биллу.

Свет упал прямо ему на лицо.

Но это был не Билла. Этого человека я никогда раньше не видел.

– Инграм! Скорее залезай!

Мои ослепленные светом глаза не сразу различили человека в машине.

За рулем сидел Майкл Билла, а рядом – Клинтон, фонарь в его руке по-прежнему светил на Мясного Мужика.

– Скорее! Влезай, а то мы никогда его не догоним!

Я взглянул вперед. Мясной Мужик исчез.

– Влезай в машину, черт тебя возьми! Мы еще можем его догнать!

– Кого? Что все это за чертовщина?

– Забудь об этом. Он исчез, – донесся изнутри голос Майкла.

– Чтоб тебя!.. Ты когда-нибудь сядешь в машину, Йорк? Ты все запутал. Может быть, ты все-таки пристроишь свою задницу и не будешь запутывать все дальше, а?

Клинтон распахнул дверцу так, что она ударила меня по ноге. Я выдернул его наружу и, оказавшись лицом к лицу с засранцем, схватил его и тряхнул так, что он ударился головой о крышу машины. Мальчишка закричал, пытаясь вырваться.