Новеллы - Жозе Эса де Кейрош

Однажды утром, когда они шли по долине близ Кесарии, они заприметили на вершине холма темно-зеленый лавровый лес, в котором одиноко белел изящный, светлый портик храма.

Длиннобородый седой старик, увенчанный лавровым венком, одетый в тунику цвета шафрана, держал в руках маленькую трехструнную лиру и сосредоточенно ждал на мраморных ступенях восхода солнца. Воины, снизу помахав жрецу оливковыми ветвями, принялись расспрашивать его. Не знает ли он нового Пророка, появившегося в Галилее, творящего чудеса во мгновение ока, воскрешающего мертвых и претворяющего воду в вино? Простирая руки над влажной зеленью долины, безмятежный старец безмятежно ответил им:

— О римляне! Неужто вы верите в то, что в Галилее или в Иудее могут появляться пророки, совершающие чудеса? Может ли варвар изменить законы, установленные Зевсом?.. Волхвы и чародеи — это лжецы, которые бормочут непонятные слова, чтобы выманивать деньги у глупцов… Сухая ветвь не упадет с дерева, сухой лист не шелохнется на дереве, если нет на то соизволения бессмертных богов. Нет пророков, нет и чудес… Одному Аполлону Дельфийскому известны тайны мира!

Тогда воины, словно потерпев поражение, повесили головы и медленно возвратились в Кесарийскую крепость. И велико было отчаяние Септима, ибо дочь его без единой жалобы умирала, глядя на Средиземное море, а слава Иисуса, исцеляющего неизлечимые болезни, все росла и росла; она несла людям великое утешение и воскрешала в них надежду, подобно тому как легкий вечерний ветер, веющий с Ермона, оживляет и поднимает поникшие головки садовых лилий.

В ту пору между Эн-Ганнимом и Кесарией, в одинокой лачуге, затерявшейся среди холмов, жила-была одна вдова, самая несчастная женщина во всем Израиле. Ее единственный ребеночек, совсем больной, высохший, перешел с ее худой груди, которой она его вскормила, на груду тряпья, оставшегося от жалкого, прогнившего тюфяка, где он, тихо плача, лежал уже семь лет. Ее тоже изнуряла болезнь, ходила она в одних и тех же лохмотьях, более темная и скрученная, чем вырванная виноградная лоза. И над ними обоими росла неизбывная нужда, подобно плесени на заброшенных развалинах где-нибудь в пустыне. В красном глиняном светильнике почти не осталось масла. В крашеном ларе уже не было ни зерна, ни корок. Летом умерла с голоду коза. Потом во дворе засохло фиговое дерево. Они жили так далеко от селения, что во двор к ним не приходило подаяние в виде хлеба или меда. Лишь травы, собранные в расселинах скал и приготовленные без соли, кормили эти создания на Богоизбранной Земле, где даже для хищных птиц еды было вдоволь!

Однажды к ним в лачугу зашел какой-то нищий, отдал часть своей еды удрученной матери и, присев на камень у очага и расчесывая раны на ногах, рассказал о великой надежде несчастных — об этом Учителе, который появился в Галилее и который превратил один хлеб в семь хлебов, который любил всех деток, осушал людские слезы и обещал бедным великое, светлое Царство, более изобильное, нежели двор Соломона. Женщина слушала, глядя на него голодными глазами. А где живет этот Учитель, надежда несчастных? Нищий вздохнул. Ах! Сколько людей жаждало увидеть милосердного Учителя и отчаивалось! Слава о нем ходила по всей Иудее, как солнце, которое освещает любую старую стену и радуется; но увидеть свет, исходящий от его лица, удалось только счастливцам, только избранным. Овед, такой богач, послал своих слуг по всей Галилее, чтобы они нашли Иисуса и посулами заманили его в Эн-Ганним; Септим, такой надменный, отправил своих солдат на поиски Иисуса по всему побережью, чтобы они, по приказу центуриона, привели его в Кесарию. Бродя и прося милостыню по всем дорогам, он встретил сперва слуг Оведа, потом легионеров Септима. Те и другие возвращались, словно потерпевшие поражение, в истоптанных сандалиях, так и не найдя рощи или города, лачуги или дворца, где скрывался Иисус.

Наступил вечер. Нищий взял свой посох и спустился вниз по крутой дороге, среди вереска и скал. Мать снова уселась в своем углу, еще более покорная, еще более одинокая. И тогда ребеночек, шепотом, более слабым, чем дуновение крыльев, попросил мать привести этого Учителя, который любил деток, даже самых бедных, и исцелял болезни, даже самые застарелые. Мать схватилась за голову; волосы ее растрепались:

— Ах, сынок! Как же я тебя оставлю и пойду по дорогам в поисках Учителя из Галилеи? Овед богат, и у него есть слуги, но тщетно искали они Иисуса по пескам и холмам, от Хоразина и до страны Моавийской. Септим могуч, и у него есть воины, но тщетно гонялись они за Иисусом от Хеврона до моря! Как же я тебя оставлю? Иисус ходит очень далеко от нас, а наше горе живет с нами, в наших стенах, и держит нас здесь в плену. А если даже я его встречу, то как смогу я уговорить Учителя, того, кто нужен всем, того, кого жаждут видеть богатые и могучие, пройти через города и спуститься в эту пустыню, чтобы исцелить такого бедного больного ребеночка, лежащего на таком дырявом тюфяке?

Ребенок, по худому личику которого ползли две крупные слезы, прошептал:

— Матушка! Иисус любит всех малышей. А ведь я еще такой маленький, и так тяжело болен, и мне так хочется выздороветь!

Мать зарыдала:

— Сыночек мой, как могу я тебя оставить? Велики галилейские дороги, но мало жалости в людях. Я такая оборванная, я так сильно хромаю, я такая несчастная — ведь даже собаки у входа в селения будут на меня лаять. Никто не ответит мне на приветствие и не укажет, где живет милосердный Учитель. Сыночек! Может быть, Иисус умер… Ведь даже богатые и могучие не нашли его. Небо дало его людям, небо и взяло его обратно. А вместе с ним навсегда умерла надежда несчастных. Ребенок, лежавший на черных лохмотьях, протянул свои слабые дрожащие ручонки и прошептал:

— Матушка, я хочу видеть Иисуса…

И в ту же минуту медленно отворилась дверь, и улыбающийся Иисус сказал ребенку:

— Я пришел.

КОММЕНТАРИИ

Тир (Цор) — название древнего финикийского города.

Алфама — самая древняя часть Лиссабона, квартал с узкими кривыми улочками, хаотически застроенный на широком склоне реки Тежо. Славился торговыми рядами и целебными водами еще во времена мавров.

...викот д'Арленкур… — Французский писатель Шарль д'Арленкур (1789–1856), автор стихов и романов, отличающихся чрезмерной пышностью стиля.

...целый день дрожит песня… — перифраз из Библии. «Песнь песней» Соломона, глава 2, стих 12.

Милет — один из значительнейших городов Малой Азии на берегу Эгейского моря, торговый и интеллектуальный центр малоазиатских греков, родина древних философов.

Гинекей — женская половина дома у древних греков.

Эвр — древнегреческое название юго-восточного ветра.

Фадо — Слово «фадо» означает по-португальскн «рок», «судьба» и является названием вида народной португальской песни, сопровождаемой пляской, печальной и меланхолической, рассказывающей о тяготах жизни.

Агни — бог огня в религии древних индусов.

Кибела — богиня земли.

«Подражание». — Имеется в виду «Подражание Христу» Фомы Кемпийского (1379–1471).

МарияI — португальская королева (1777–1816).

События в Греции… — Имеется в виду освободительное движение в Греции от турецкого ига в 20—30-е годы XIX в.

Повсюду говорили о янинском паше… — Имеется в виду янинский паша Али, который, стремясь к основанию самостоятельного государства, поднял в 1820 г. восстание против турецкого султана Махмуда, но был взят в плен и казнен.

Архипелаг. — Имеется в виду греческий архипелаг в северо-восточной части Средиземного моря.

...демократии двадцатого года… — Имеются в виду революционные события 1820 г., когда в Португалии власть перешла в руки жунты, а затем были созваны кортесы, выработавшие проект конституции, составленной в весьма демократическом духе. Король Жоан VI был вынужден присягнуть конституции, но в 1823 г. кортесы были распущены, а конституция отменена.

ЖоанVI — король Португалии (1816–1826).

Граф дос Аркос — дядя жены маркиза де Помбала (1699–1782), знаменитого португальского министра при короле Жозе I.

Палафокс — Хосе де Палафокс и Мельси (1780–1847) — герцог сарагосский, испанский генерал, возглавлявший героическую оборону Сарагосы.

Ланселот Озерный — герой рыцарских романов Бретонского цикла, легендарный рыцарь Круглого Стола.

...повинуясь высшему моральному кодексу великого Талейрана… — Намек на фразу выдающегося французского политического деятеля Талейрана (1754–1838), обращенную к молодым дипломатам: «Остерегайтесь первого движения души, ибо оно, как правило, самое благородное».