Око за око - Harry Turtledove

– Что с тобой, летун? – спросил Фред Стейнгейт.

Он говорил на таком невнятном йоркширском диалекте, что Гольдфарб с трудом его понимал. Стейнгейт был высоким светловолосым парнем и скорее походил на викинга, чем на англичанина. Пулемет системы Стена в его мощных руках с толстыми пальцами выглядел, как пистолет. Стейнгейт был настоящим анахронизмом – гораздо больше ему подошли бы боевой топор и кольчуга, а не грязная солдатская форма.

– Надеюсь, я выживу, – ответил Гольдфарб. Стейнгейт засмеялся, словно Дэвид сказал что-то смешное. Похоже, у йоркширцев весьма своеобразное чувство юмора.

– Очень странно, что тебя не вернули обратно, – заявил Стейнгейт. – Странно. – Он повторил это слово, растянув его по слогам.

– В Брантингторпе вряд ли что-нибудь останется после того, как ящеры с ним разберутся, – пожав плечами, сказал Гольдфарб.

После первой атаки ящеров на военно-воздушную базу Бэзила Раундбуша сразу же посадили в боевой самолет, но приказа о переводе Гольдфарба так и не пришло Затем ящеры начали бомбардировку Брантингторпа при помощи беспилотных летательных аппаратов, а когда посреди ночи бомба угодила в офицерские казармы, не осталось никого, кто мог бы отдавать Дэвиду приказы.

Пехотный командир с радостью взял Гольдфарба в свой отряд.

– Ты умеешь обращаться с оружием и знаешь, как выполнять команды, – и это дает тебе огромное преимущество перед парнями, которые встали под ружье совсем недавно.

Гольдфарб с сомнением отнесся к такому преимуществу, но не стал спорить с майором. Он хотел только одного: побыстрее вступить в схватку с врагом.

Дэвид сделал неопределенный жест рукой и сказал:

– И вот мы приближаемся к прелестному центру культурной и деловой жизни Маркет-Харборо со всеми его красотами, которые…

– С чем? – это Фред Стейнгейт.

– Со всем тем хорошим, что в нем есть, – пояснил Гольдфарб.

По сравнению с Брантингторпом Маркет-Харборо, город с населением в пятнадцать тысяч человек, действительно можно было считать крупным центром, хотя в нем едва ли нашлось бы что-нибудь интересное. Несколько раз Гольдфарб приезжал сюда на велосипеде – Маркет-Харборо располагался совсем рядом с Брантингторпом.

– В «Трех лебедях» даже сейчас подают очень приличное пиво.

– О да, точно Теперь я вспомнил. – На лице Стейнгейта появилось блаженное выражение – А на рынке – ну, возле школы – можно купить маслица на хлеб, если знаешь, к кому обратиться.

– В самом деле? – Гольдфарб не знал, к кому обращаться, он даже не представлял себе, что такие люди там есть.

Впрочем, сейчас слишком поздно переживать по этому поводу, даже если маргарин, который он размазывал по хлебу, по вкусу напоминал смазку двигателя ржавого грузовика.

– Да, так было. – Фред Стейнгейт вздохнул. – Интересно, что осталось от тех мест? – Он мрачно покачал головой. – Могу спорить, что почти ничего. Вообще теперь мало что осталось.

– Красивые места, – сказал Гольдфарб, вновь показав рукой на раскинувшийся перед ними ландшафт. Кое-где на зеленых лугах виднелись воронки от разорвавшихся снарядов, но ящеры до сих пор не трогали Маркет-Харборо, и людям еще не пришлось сражаться за каждый дом. – Я представляю себе, как всадники с собаками преследуют лису.

– Ну, я всегда старался поймать лису за хвост, если ты понимаешь, о чем я говорю, когда она принималась охотиться возле моего скотного двора.

– Тогда ты знаешь больше меня, – признался Гольдфарб. – Охоту я видел только в кино.

– Похоже, здесь можно было хорошо порезвиться, если у тебя хватало денег на содержание лошадей, собак и всего прочего, – сказал Стейнгейт. – Ну, а я получал пару фунтов в неделю, поэтому мне не приходилось охотиться с собаками. – Он говорил без малейших следов злобы или обиды, просто рассказывал о том, как жил. Потом Стейнгейт ухмыльнулся. – А теперь я в армии и получаю еще меньше, чем пара фунтов в неделю. Жизнь – мерзкая штука, приятель, не так ли?

– Не стану с тобой спорить. – Гольдфарб поправил каску на голове и положил указательный палец правой руки на спусковой крючок пулемета Стена.

Они вошли в Маркет-Харборо, теперь дома стояли совсем близко друг от друга. Хотя ящеры не заняли город, они бомбили и обстреливали его. Часть снарядов могла не разорваться, и Гольдфарбу совсем не хотелось наступить на один из них.

Многие жители Маркет-Харборо бежали. Гольдфарб не сомневался, что немалая часть населения погибла от бомбежек и обстрелов. Из чего не следовало, что людей в городе совсем не осталось. Наоборот, здесь скопилось множество беженцев из центральных графств – на юге все еще шли ожесточенные сражения. Вокруг старой начальной школы стояли палатки, другие беженцы разложили одеяла на земле. Именно здесь Фред Стейнгейт покупал масло до того, как ящеры вторглись в Великобританию.

За последние несколько недель Гольдфарб видел много беженцев. На первый взгляд, эти люди ничем не отличались от мужчин и женщин, которые уходили на север: усталые, бледные, исхудавшие, грязные. С опустошенных лиц смотрели потерявшие надежду глаза. Впрочем, не все. Медсестры в белом (у некоторых были лишь красные кресты на рукавах) ухаживали за больными с ожогами от иприта, только значительно более серьезными. Другие пытались облегчить страдания людей с обожженными легкими.

– Отравляющие газы – ужасная штука, – заметил Гольдфарб.

– Да уж! – энергично закивал Стейнгейт. – Мой отец воевал во Франции во время прошлой войны, он говорил, что страшнее ничего не было.

– Глядя на беженцев, я готов с ним согласиться.

Гольдфарба тревожил тот факт, что Англия стала использовать отравляющие вещества против ящеров – и не только из-за того, что он сам от них пострадал. Его кузен Мойше Русецки рассказывал о лагерях в Польше, где нацисты испытывали отравляющие газы на евреях. Как можно после этого считать газ легальным оружием, Гольдфарб не понимал.

Но Фред Стейнгейт сказал:

– Если он убивает проклятых ящеров, мне плевать на все остальное. Навоз – грязная штука, но он необходим для сада.

– Верно, – признал Гольдфарб.

Когда в твою страну вторгается враг, ты делаешь все, чтобы заставить его уйти, а с последствиями будешь разбираться потом, после победы. А если ты потерпишь поражение сейчас, у тебя вообще не будет возможности тревожиться о морали. После таких рассуждений применение газа уже не кажется бесчеловечным. Во всяком случае, Черчилль принял именно такое решение.

– Ты прав, мы живем в ужасном мире.

– Кажется, здесь находились «Три лебедя»? – спросил Стейнгейт.

– Да, здесь, – грустно ответил Гольдфарб.

Раньше на гостинице красовалась эффектная вывеска, выкованная еще в восемнадцатом веке. Теперь в канаве валялись ее куски. Снаряд разорвался возле двери, все стекла были выбиты.

– Проклятье!

– Однако они продолжают работать, – заметил Стейнгейт.

Похоже, йоркширец не ошибся. Здание не производило впечатление заброшенного; кто-то повесил одеяла на месте дверей. Они увидели человека в кожаном фартуке бармена, который выскользнул наружу, чтобы посмотреть, во что превратился Маркет-Харборо.

Увидев грязную форму Гольдфарба и Стейнгейта, он поманил их рукой.

– Заходите, парни, я угощу вас пинтой пива.

Они переглянулись. Конечно, идет война, но пинта есть пинта.

– Тогда разрешите мне купить пинту для вас, – ответил Гольдфарб.

Владелец бара не стал отказываться и поманил их внутрь.

В камине уютно потрескивал огонь. Владелец с профессиональной ловкостью налил три пинты.

– Полкроны за мной, – сказал он.

Если учесть положение, в котором находилась Англия, цена оказалась вполне приличной. Гольдфарб засунул руку в карман и выудил два шиллинга. Он продолжал искать шестипенсовик, когда Фред бросил монету на стойку. Гольдфарб хитро взглянул на него.

– Решил сэкономить?

– Именно. – Приподняв светлую бровь, Стейнгейт взял кружку и отсалютовал бармену. – На лучшее я и не рассчитывал. Вы сами его варите?

– Приходится, – кивнул хозяин. – Не успел получить очередные поставки перед появлением ящеров, а теперь – ну, вы лучше меня знаете, что происходит теперь.

Многие владельцы баров и гостиниц начали сами варить пиво. Гольдфарбу приходилось пробовать домашнее пиво. Иногда оно получалось превосходным, а порой больше напоминало лошадиную мочу. А это… Он задумчиво облизнул губы. Пожалуй, «на лучшее я и не рассчитывал», как сказал Фред Стейнгейт, – самая правильная оценка.

Кто-то отодвинул одеяла и вошел в «Три лебедя». Гольдфарб смущенно сглотнул, увидев майора Смайзерса, офицера, который помог ему начать карьеру пехотинца.

Смайзерс, невысокий, коренастый человек, наверняка быстро набрал бы лишний вес, если бы питался получше. Он провел рукой по редеющим, песочного цвета волосам. Гольдфарб ожидал, что майор рассвирепеет, обнаружив, что его солдаты пьют пиво.