Раб. Часть 1 и 2 - Нидейла Нэльте

Только как-то не верится, сон, наверное. С чего бы ей?

— Доброе утро, госпожа.

— Что ты так рано?

— А вы?

— Не спится, — отмахивается. — Есть хочешь?

Пожимаю плечами, чёрт, она же вчера сама мне в комнату принесла, а я так хотел остаться один… Поднимается, убирает сетевик в сейф (всегда убирает!), берёт мою руку, идём на кухню, усаживает на сидение.

— Сейчас запущу, не ожидала, что ты встанешь так рано.

— Так я и сам могу… — говорю, но она уже вводит программу, садится напротив, улыбается.

Да что ж ты снова дуреешь от её улыбки! Разве она вчера не сказала открытым текстом, что не собирается в ближайшее время тебя отпускать и вообще это маловероятно?

Даже если и правда когда-нибудь поищет способ вольную оформить… До того момента я вполне смогу при случае побыть постельной тряпкой для Селия с Халиром.

Ох, не нравится мне выражение его лица, о чём он думает… Не знаю, возобновить ли вчерашний разговор, или подождать, когда сам решит… А вдруг не решит?

Пытаюсь начать о другом — давно уже хотела поинтересоваться, да всё никак.

— Послушай… Тебе, наверное, что-нибудь нужно? Я имею в виду… кроме одежды и самого необходимого, вроде бритвы и шампуня.

— Мне ничего не нужно, госпожа…

— Ну перестань. Может, у тебя есть какие-нибудь пожелания, увлечения… Может, хочешь что-нибудь… В общем, я совершенно не против, чтобы ты покупал…

Смотрит на меня с такой вспыхнувшей ненавистью, что замолкаю на полуслове.

— Антер, ты чего?

Опускает глаза:

— Простите, госпожа. Покупайте, что считаете нужным.

— Да я-то тут при чём? Я же про тебя говорю! Ну даже если тебе просто чего-то захочется…

Сувенир с Тарина, ага… вот чёрт, что же это с ним такое?

— Мне ничего не хочется, госпожа… — отвечает тихо. Смотрю на него, не знаю, замять ли тему, или наоборот — попросить объясниться. Может, это какие-нибудь чисто мужские комплексы?

— Антер, — говорю. — Ты не переживай, эти деньги мне достались в наследство, можно сказать, незаслуженно, так что я совершенно не против поделиться.

Кажется, покраснел, смотрит в пол. Молчит.

— Объясни мне, пожалуйста, в чём дело, — прошу.

— Я не хочу быть вашей игрушкой, — говорит глухо. — Буду, конечно, никуда не денусь: и если вы захотите вывести меня "как вольного", и если вашим друзьям вздумается меня избить или…, и все остальные ваши пожелания исполню. Но уж тогда и покупайте, что считаете необходимым.

— Антер… — шепчу. Господи, хотела как лучше, а выходит, будто пытаюсь от него откупиться…

Молчу, собираюсь с мыслями.

— Почему ты так говоришь?

— Извините, госпожа. Я больше не буду.

— Почему ты называешь это моими "пожеланиями"?

Молчит.

— Ты правда считаешь, что когда мы ездили в то кафе за ограду — я лишь игралась с тобой?

— А как мне считать? — спрашивает.

— Мне было приятно и очень понравилось… — говорю.

— Игрушки для того и нужны, — отвечает. Предложение повторить застывает у меня на языке. Ну а чего ты ждала? Молчу, размышляю.

— Антер… — говорю. — Спасибо, что честно отвечаешь. Я не хочу, чтобы ты так думал, но ещё больше не хочу, чтобы ты меня обманывал.

— Что вы, как я могу…

Комбайн подаёт позывной.

— Давайте достану? — спрашивает. Киваю — если так хочет, пусть достаёт. Подхожу к веранде, мысленно приказывая двери открыться, вдыхаю свежий утренний воздух.

— Рань-то какая, садовые роботы ещё работают… — говорю. Слышу, как ставит тарелки на стол, приближается. Эта его привычка в одних брюках ходить… будит у меня совсем не те мысли, которые ему сейчас нужны. Так и хочу положить руки на плечи, прижаться к груди…

Стараюсь не смотреть.

— Мне продолжать тренироваться? — интересуется.

— Конечно, — говорю. — Рано или поздно может пригодиться.

— У меня никогда не будет разрешения поднять руку на вольного, — отвечает.

Поворачиваюсь к нему, смотрю внимательно в глаза:

— Я могу подать жалобу на Селия с Халиром, но они только штрафом отделаются: недоразумение на вечеринке.

А я переругаюсь с высшими семействами…

— Понимаю. Я сам полез драться, они были в своём праве.

— Меня ты защищать полез, видела… — говорю тихо. И пульт свой, конечно. Но уверена, что и без него полез бы… Молчит. Добавляю: — Я помню, что обещала заступиться. Просто… подумала, что если смогу забрать пульт… что это важнее. Понимаешь?

— Наверное.

— Я не знала, что мне делать.

— Вы могли бы отказаться играть… — говорит еле слышно. Вот, что у тебя болит больше всего. Радость моя, понимаю, как ты это видишь. Если бы я могла просто взять и отказаться…

— Мне не верится, что они просто взяли и вернули бы пульт. Они же привыкли к безнаказанности, они же все друг друга покрывают, измыслили бы что-то взамен, решили бы наоборот, подразнить тормознутую Ямалиту. Да ещё и возбуждённые, да ещё и подвыпившие… И так, и так паршиво. В тот момент я не придумала, что могу сделать. Ты меня ненавидишь?

— Как я могу ненавидеть вас, госпожа.

— Антер… мне было очень тяжело сидеть и смотреть, как… Но я понимала, что крики "не трогай моего раба" ничего не дадут. Я пыталась просчитать, что было бы более эффективно. Мне показалось, что позиция "вы заставили меня снова пережить ужас нападения, да ещё и раба побили" окажется сильнее.

— Вы… специально устроили эту истерику? — с удивлением спрашивает.

— Не считаешь же ты меня такой скандалисткой, — усмехаюсь.

Смотрит на меня с непередаваемым выражением.

— Послушай, — говорю. — Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы никто из них никогда больше и пальцем тебя не тронул. Обещаю. К сожалению, не могу пообещать, что мне это удастся, но сделаю для этого всё. Ты мне веришь?

— Как я могу не верить вам, госпожа?

Странное такое впечатление… Будто оправдывается. Не припомню, чтобы хозяева не то, что оправдывались — даже просто пояснить хоть что-то пытались. Впрочем, и без того всё было понятно. А сейчас наоборот, так хорошо и красиво рассказывает… а ничего не понятно.

Ну зачем я тебе? Разве тебе не безразлично, что я там чувствую?

А ты, дурак, зачем отвечаешь на вопросы? Знаешь ведь, что хозяевам нельзя отвечать честно, обязательно придумают, как этим воспользоваться…

И вообще это так противно — ожидать, что ты будешь за меня заступаться, потому что сам не могу…

Вдруг вспоминается прикосновение… Там, в комнате наказаний… Видимо, я уже находился в полубреду, всё болело и пульсировало, потому что упорно вспоминается, как она обняла меня и даже, кажется, извинилась… Как просила притвориться… По-моему, меня и без того шатало, и притворяться не нужно было.