H2O - Яна Дубинянская

— Не дозвонитесь, — предупредил рабочий, садясь на диванчик. — Их, наверное, с самого утра достают… Нет, ну что за хрень показывают, — Анна услышала, как он шелестит пальцами по клавишам телевизионного пульта.

В трубке и вправду зазвучали короткие гудки. Нажала на рычаг и перенабор. Ничего, мы пробьемся.

— Ой, — вдруг отчетливо выговорила Дагмар.

Анна обернулась и увидела ее в дверях. Мертвенно-белую, с полуоткрытым ртом и зримо, в моменте расширяющимися глазами. Проследила за ее взглядом, воткнутым, как зазубренная стрела, в экран телевизора.

Показывали труп. Голый, истерзанный, полуразложившийся, со взбухшим вспоротым животом: камера крупно, со вкусом задержалась на вывернутых наружу внутренностях. Потом поскользила панорамой выше, по волосатой груди, по синюшному лицу с пятнами на отечных щеках и выколотыми глазами… Анна сглотнула, не в силах заставить себя отвернуться.

Заправщик прибавил громкость.

— …знан как Георг Пийлс, владелец одной из крупнейших международных финансовых структур «Бизнес-банк». Тело было обнаружено час назад в северном предместье города. Как сообщают наши корреспонденты…

На дороге в город им не встретилось ни единой попутной машины, да и встречной тоже — шоссе вымерло, словно бесконечная река подо льдом. Каблуки скользили по утрамбованному в камень снегу; тем более досадно, что Дагмар в спортивных ботинках двигалась уверенно и поначалу далее легко. В довершение всего разрядилась мобилка: Анна успела сказать Игану, схватившему трубку, что задержится, а вот отдать распоряжения госпоже Йенс не успела, оставалось надеяться на ее добросовестность. Не полезли бы, в самом деле, ночью на стройку…

Хорошо, что девочка из санатория забрала птенцов, думала Анна, стараясь пожестче печатать шаг. Хотя бы с птенцами все точно в порядке.

Когда от шоссе отделился аппендикс въезда в город, его огни уже мерцали внизу, как светлячки в темной банке, а над морем давно висел северный закат, неподвижный, пролонгированный — неоспоримый признак астрономической весны. Анна разрешила себе глянуть на часы: половина одиннадцатого.

— Вы в каком районе живете? — спросила Дагмар.

— У нас дом за городом, — не удержала нервного смешка. — Еще восемь километров в ту сторону.

— Ой, — среагировала Дагмар точь-в-точь как на то сообщение в новостях, о котором всю дорогу почти получалось не думать. Вдоль спины продрало колким холодом, Анна поежилась.

— Вы можете переночевать у меня, — предложила девушка. — Тут не очень далеко, минут за сорок дойдем.

— Спасибо. Мне есть где остановиться в городе.

— Я живу одна, — то ли с вызовом, то ли в порядке аргумента добавила Дагмар. Пожала плечами и зашагала дальше вниз по заезду.

Очень хорошо, что ты живешь одна, устало усмехнулась Анна, двигаясь следом. Просто замечательно. Другое дело, что тебе, конечно, осточертело жить одной, и ты знаешь конкретное место, куда хотела бы перебраться. И еще — так и не определившись до конца, как относиться к чужой женщине, встреченной на пороге того самого дома, — ты тем не менее успела проникнуться к ней чувством «одной лодки». Общие трудности, страшное известие и длинная дорога, а где-то там, в неопределенной тени — общий мужчина. Осталось только скрепить союз общим чаепитием и ночлегом. В конце концов, мы не так молоды, чтобы сойти за серьезную соперницу.

Ты надеешься, что мы тебе поможем, правда? В твоей почти бесхитростной и вполне бескорыстной охоте. Мудрым советом, ценными сведениями, а может быть, и посредничеством. Передадим Олега в твои хорошие руки, словно любимого пса. В комплекте с инструкцией по уходу.

Так вот, не дождешься.

Разойдемся на первом же перекрестке, и топай сама через полгорода в свое одинокое жилище. А у нас, слава богу, есть муж.

Небо потихоньку меркло. На сизом фоне темным силуэтом висела над городом жестяная меч-рыба. Если мы хотим добраться до клиники, надо выбрать направление так, чтобы рыба осталась по левую руку. Впрочем, в крайнем случае можно будет сориентироваться, выйдя к морю, и пройтись по набережной.

— Тебе куда? — спросила Анна, заранее решив независимо от ответа свернуть для начала в другую сторону.

Дагмар указала направление: правильное, противоположное. Однако не прощалась и не двигалась с места. Анна всмотрелась в ее черные, расширенные в темноте зрачки. Да нет, дело не только и не столько в ее жизненно важной охоте и поиске ситуативной союзницы. Она просто боится. Панически боится идти в одиночку по ночному городу, в окрестностях которого нашли сегодня обезображенный труп человека, платившего ей зарплату. Ужас, какой-то гранью непосредственно касающийся тебя, становится двойным, удесятеренным ужасом. Ей предстоит сорок минут наедине с ним, в темноте, наперегонки, задыхаясь и ускоряя шаг. И никто не гарантирует, что он, ужас, не проберется и за двери квартиры, где она живет одна, не останется до рассвета.

Ничего; Анна прикусила губу. Нам не по пути.

— Ну, тогда всего доброго, Дагмар. Была рада познакомиться.

Развернулась и зашагала прочь раньше, чем девушка успела ответить. Уж мы-то не боимся темноты. Мы вообще ничего не боимся, смотри шаг второй — когда-то мы с педантичной серьезностью отличницы следовали данным указаниям. Главное — не заплутать в переулках города, застройка которого сразу же за пределами центрального квадрата теряет всякую логику, не начать нарезать бессмысленные круги. Как только мы выйдем на квадрат, сориентироваться станет на порядок легче. Только эта простая и ясная цель, и никаких призраков в подворотнях.

Его нашли где-то в северном пригороде. Нашего города? — по-видимому, да, это же были местные новости. Какая-то неувязка, думала Анна, ускоряя шаги в четком дробном ритме. Георг Пийлс. Владелец международной банковской сети… депутат парламента… вот! Информация о его исчезновении пришла оттуда, из нашей родной страны, где он жил и депутатствовал, где располагался центральный офис его банка… Оттуда он и пропал — а тело нашли тут, в другом государстве, в десятках тысяч километров. Ну допустим, здесь была его историческая родина, по крайней мере, по одной из линий северных предков. Допустим, он бывал здесь по делам банка, даже наносил когда-то визит супругу Рины. Допустим. Но все равно.

Пошла еще быстрее, кажется, нащупывая на ходу: нет, тут хуже, чем неувязка. Совпадение. Мы знаем, и неплохо, еще одного депутата той же страны, с фантастической скоростью развернувшего свой бизнес на наших берегах. Страшная смерть Пийлса — не просто очередное звено цепи. Здесь и сейчас плетется новая цепь, она заковывается вокруг Виктора и, если он ничего не предпримет в ответ, вот-вот замкнется. Это не его земля; мы должны были догадаться, что найдутся те, кто не пустит его сюда. Кому хотелось бы вообще никуда его не пустить.

Виктор, конечно, все равно пойдет до конца. Те, другие, возможно, опять-таки его недооценивают. И будет война, о масштабах которой можно судить по размаху строительства на побережье, а о жестокости — по крупным планам растерзанного трупа в телевизионном сюжете. Беспощадная, разрушительная война — здесь. В холодной стране, которую мы так и не полюбили, но в которой выросли наши дети и пока еще стоит наш единственный дом.

В стране, которую выбрал для жизни и свободы наш любимый мужчина.

Стоп. Вот этого не надо. Мы идем ночевать в клинику к Олафу, и подобная риторика, пускай не озвученная вслух, по меньшей мере неуместна и несправедлива.

Между тем рыба-флюгер куда-то пропала, затерялась между крышами. Анна остановилась, оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться. В некоторых окнах горел свет, пробиваясь сквозь занавески и жалюзи, но собственно улицу не освещал ни один фонарь, а в перпендикулярном переулке сгустилась совсем уж непроглядная темень. Но квадрат, по идее, в той стороне. Рискнем?

Она шагнула в темноту, стараясь не думать — совсем не думать! — о Пийлсе, о его вспоротом животе и выколотых глазах, о цепочке стеклянных куполов вдоль побережья, о снисходительной улыбке Виктора, поднимающегося нам навстречу со скамьи на еще целой тогда веранде… Вообще ни о чем не думать. Просто идти вперед. Холодно. Если б не было так холодно, то, наверное, ужасно хотелось бы спать.

Впереди забрезжило светлое, и еще через пару минут Анна вышла из переулка — но не на квадрат центральной площади, как рассчитывала, а прямо к набережной. По правую руку в нескольких шагах сияло люминесцентными огнями знакомое здание клиники. Пришли.

…Время приближалось к двенадцати, ночной охранник удивленно оглядел Анну с головы до ног и чуть было не потребовал у нее документы; в последний момент передумал, вежливо улыбнулся, пропустил. В гулком вестибюле гром ко зазвучали каблуки, такие неудобные на дороге и столь же неуместно-вызывающие здесь. Поднялась на цыпочки, приглушая звук, и так доковыляла до лифта. В зеркальной стене безжалостно отразилась растрепанная прическа и поплывшая косметика. Ничего. Олаф, скорее всего, уже спит, и мы не будем включать свет.