Лик Черной Пальмиры - Владимир Васильев

Самолет заруливал на посадку.

Белый снег, серый лед

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней

Город в дорожной петле,

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет.

А над городом - желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом Звезды

По имени Солнце...

Облаков было немного - во всяком случае, не настолько много, чтобы, взглянув в иллюминатор, Швед не мог рассмотреть город. А кто-нибудь там, внизу, так же легко мог задрать голову и разглядеть над Днепром серебристую птицу.

И две тысячи лет - война,

Война без особых причин.

Война - дело молодых,

Лекарство против морщин...

Эта война почти незаметна. Вот, к примеру, многие питерцы узнают о событиях последних недель? О стычке на Марсовом поле и курьезном пленении Ямайца? Ой, немногие...

...И согрета лучами Звезды

По имени Солнце...

Звезда по имени Солнце заглядывала в иллюминаторы лайнера, бросала подвижные зайчики на обшивку, на противоположные ряды кресел. Пассажиры жмурились.

И мы знаем, что так было всегда,

Что судьбою больше любим,

Кто живет по законам другим

И кому умирать молодым.

Он не помнит слово "да" и слово "нет",

Он не помнит ни чинов, ни имен.

И способен дотянуться до звезд,

Не считая, что это сон,

И упасть опаленным Звездой

По имени Солнце...

Неправда, Виктор. Города помнят и слово "да", и слово "нет". Они вообще многое помнят. Скорее всего ты это знал. Иначе почему не спел обычным людям четвертый куплет? Тот, который теперь доступен лишь в сумраке?

И вот город зажигает огни,

Огни - это наши глаза,

Город знает нас в ясные дни,

Город помнит нас даже в слезах.

И за эти две тысячи лет

Он к огням наших глаз привык,

Он не делит на своих и чужих,

Для него мы все только на миг

Задержались под светом Звезды

По имени Солнце...

- Вставай. - Лайк похлопал Шведа по плечу. - Прилетели.

Швед выключил плеер и снял наушники.

Их встречали Ефим с Платоном Смерекой. Уже в лимузине Лайк, по сложившемуся обычаю со стаканом вермута в руке, подозрительно отстраненно поинтересовался у Шведа:

- Ты сам-то хоть понял, что натворил?

- В каком смысле? - решил уточнить Швед. А то мало ли что Лайк имеет в виду?

- Ты ведь Ямайца опозорил на весь мир. Уделал его без магии.

Швед насупился:

- А что мне оставалось?

Опорожнив одним глотком сразу полстакана, Лайк задумчиво прокомментировал:

- Между прочим, ты единым махом подвел черту под одним из старых теоретических споров. Кое-кто долго ратовал за неполное погружение в сумрак. Так действительно и магией пользоваться можно, и силы не настолько теряешь. Но зато любой, даже простой человек, не Иной, может без труда хватить тебя по затылку чем под руку подвернется.

- Шеф, - угрюмо спросил николаевец. - Я что-то не пойму, ты меня осуждаешь или же одобряешь? Шереметьев подавил глубокий вздох:

- Взять Ямайца без грохота и потерь ты, безусловно, помог. Так что скорее одобряю.

Разговору молча внимал Ефим - перебивать он, конечно же, не решался.

- Я вижу, ты домой хочешь, - обратился Лайк к Шведу. - Езжай, отлежись. Платон! Через вокзал, пожалуйста!

И - тише:

- Николаевский как раз через сорок минут.

- Спасибо, - пробормотал Швед. Домой ему и правда хотелось.

Киев проплывал за тонированными окнами.

Перед вокзалом Швед пожал протянутую шефом руку, кивнул Ефиму и вышел.

- Я найду тебя через недельку, - сказал Лайк. - Будет большой разбор полетов.

- Угу. Пока.

Дверь почти бесшумно захлопнулась, и лимузин укатил.

Последние часы Шведа захлестнуло странное и не очень приятное чувство ненатуральности происходящего. Наверное, он просто устал. А может, только утром развоплощенный Питер высосал из него слишком много моральных сил. Возможно. Все возможно.

Не хотелось ничего - даже морочить публику на вокзале. Вместо этого Швед честно выстоял очередь у кассы и взял билет обычным порядком, будто и не Иной.

На николаевском поезде редко ездят в СВ, поэтому билеты есть всегда. На всякий случай Швед взял два билета - а то еще попадется какой-нибудь докучливый попутчик...

Купив в дорогу неизменной "Оболони", Швед засел в купе. Он чувствовал, что скоро просто свалится и заснет. Однако предстоял еще один разговор - с тем, с кем Швед меньше всего ожидал.

Спустя примерно полчаса и две бутылки "Соборного" в дверь очень корректно и вежливо постучали.

- Да! - недовольно отозвался Швед, полагавший, что это какие-нибудь торговцы газетами или, может быть, проводница.

Дверь уехала вбок, и на пороге возник моложавый парень, бесспорно Иной.

- Добрый вечер, Дмитрии, - доброжелательно поздоровался гость. Пожалуйста, пройдемте со мной, с вами хотят поговорить.

- Кто? - удивился Швед.

- Сейчас узнаете.

Парень обезоруживающе улыбнулся, что Шведу крайне не понравилось: гость был Светлым.

Но идти все же пришлось.

Войдя в купе через одно от своего, Швед форменным образом оторопел: за столиком сидел не кто иной, как Шиндже, Судья Мертвых.

- 3... Здравствуйте... - пробормотал обескураженный Швед.

- Здравствуйте, молодой человек. Садитесь... Вот вы, значит, какой. Громовержец с подсвечником.

Швед осторожно присел на полку почти напротив Шиндже.

Тот выглядел очень буднично - пенсионер пенсионером, только сетчатую шляпу свою снял, сейчас она висела на крючке над выключателем. Парень-Светлый, к слову, в купе входить не стал - остался снаружи и затворил дверь.

Шиндже некоторое время внимательно изучал Шведа, тот даже смутился.

- Да, - вдруг сказал Шиндже, как выяснилось - отвечая на незаданный вопрос, - Озхару придется уйти из Дозора Собственно, в данный момент он примеряет балахон инквизитора.

Швед озадаченно взглянул на старого Иного:

- Озхара берут в Инквизицию?

- А почему нет? Совиная Голова не имеет привычки разбрасываться ценными кадрами. И девочку тоже скорее всего возьмут - когда закончится расследование.

- Но .. Озхар ведь предал Тьму...

- Какое до этого дело Инквизиции? - пожал плечами Шиндже. - Тьма, Свет... Все это не более чем условности. Свет легко становится Тьмой, когда начинает преследовать собственные интересы.

- А Тьма?

- А Тьма так же легко становится Светом, когда не преследует свои. Просто интересов у Иных, помимо своих собственных, куда больше, нежели у обычных людей.

- А Инквизиция...

- А Инквизиция просто следит, чтобы этот раскрученный волчок не прекратил вращаться. Если прекратит - упадет, и это будет действительно страшно. Только это и держит Инквизицию, а через нее и Дозоры, на плаву. Если так называемое добро прекратит сражаться с так называемым злом - мир закончится. Просто закончится, как фотография, застынет. Инквизиции интересно, чтобы мир выжил. А кто в текущий момент именуется добром, кто злом - какая разница? Вопрос только в том, чтсбы волчок вращался, а так называемая борьба - происходила. Ты поймешь это.. потом. Когда повзрослеешь. И если тебе покажется, что волчок падает - станешь инквизитором.