Распятие невинных - Каро Рэмси

Голос Лизы задрожал.

— Нет. Это «Кружок еврейских женщин» с раввином Шаффером. Они…

Послышался стук в дверь, и в проеме показалась массивная фигура Бэрнса. Он держал конверт, к которому пальцем прижимал записку.

— Наконец-то! Извините, Лиза, вы не оставите нас одних? Разговор у нас конфиденциальный. — Лиза вышла, закрыв за собой дверь. — От Костелло что-нибудь есть?

— Нет.

Андерсон высыпал содержимое конверта на стол.

— О’Хара просил ознакомить с этим, а Куинн просила сразу позвонить по этому номеру. — Он передал записку. Андерсон взглянул и нахмурился — код города был ему не знаком.

— Где это?

— Сторнуэй. Тот же код, что и у моей тети Долины. Это телефон пастора. Костелло уже разговаривала со священником, но Куинн говорит, что вы должны переговорить сами.

Андерсон сунул записку во внутренний карман пиджака и перевел взгляд на стол, где лежало содержимое конверта.

— Понятно, — сказал он, разглядывая фотографии. Он принял бы их за снимки видавшего виды бетона, если бы не знал, что это фотографии спины Арлин.

Кто-то обвел кружком крестообразную выемку на поверхности кости. На другой фотографии, гораздо более зернистой, этот же фрагмент был сильно увеличен. Выемка тоже была обведена кружком, показывающим движение по часовой стрелке.

— Что это значит? — поинтересовался Бэрнс.

— Это значит, что нож повернулся, когда входил, — ответил Андерсон.

— Так сказал О’Хара по телефону? — спросил Бэрнс, обводя толстым пальцем позвонок на снимке.

— Я уверен, что именно так.

Бэрнс переступил с ноги на ногу.

— Тогда растолкуй. — Бэрнс был не самым сообразительным, но в здравомыслии ему было не отказать.

— Возможно, сэр, нож повернулся не тогда, когда входил, а когда выходил.

— А что, есть разница?

Бэрнс провел рукой по животу, показывая, что вспарывает его, и Андерсон вздрогнул.

— Нож для таких целей имеет канавку посередине лезвия для отвода крови, иначе застрянет. Засасывание… Нужно повернуть нож, чтобы преодолеть силу засасывания.

Представив, о чем шла речь, Андерсон почувствовал приступ тошноты. Он взял лист бумаги со стола Лиска и протянул Бэрнсу.

— Нарисуй его. Нарисуй в натуральную величину. О’Хара говорит, что мы ищем нож с шириной лезвия в два с половиной сантиметра и длиной семнадцать с половиной, с отломанным кончиком в два миллиметра и пилообразным лезвием.

Бэрнс стал быстро рисовать.

— Охотничьи ножи, штыки — они все сделаны на один манер, у всех есть бороздка для крови, — сказал Бэрнс. — Какие там были размеры — еще раз? И вы хотели с пилообразным лезвием… — Он улыбнулся.

Андерсон показал на нож Шона, завернутый в белый платок Малхолланда.

— Он длиннее и у́же. Но мы все равно отдадим его на экспертизу. Я не доверяю этим размерам. Что скажешь? — обратился он к Бэрнсу. — Я помню твои слова об остроте лезвия, которое могло разрезать кожаный ремень…

Бэрнс внимательно осмотрел нож.

— Он достаточно острый, — подтвердил он, потрогав лезвие через платок большим пальцем. — И немного поврежден на конце; может, им пользовались как рычагом, может, чтобы открыть банку. Но я не думаю, что это наше оружие, сэр. Он недостаточно мощный. Слишком длинный и слишком легкий.

— Да, Кристофер Робин не оставил бы без присмотра нож со следами крови.

Вернулся Малхолланд, хлопнув дверью.

— Только кровь на нем есть, — сказал он и показал на пластиковый пакет, в который соскребли мелкие бурые хлопья с лезвия.

— Я имел в виду, что он не настолько глуп, чтобы разбрасываться ножами. Думаю, что кровь скорее всего самого Мактайернана. Он же действительно порезался. Бэрнс, отвези его прямо сейчас на экспертизу. За ним должны были прислать полицейского, но его до сих пор нет, а ждать мы больше не можем. Чем раньше все прояснится, тем лучше. Кое-кто или совершенно невиновен, или слишком умен. Но прежде чем уйти, ответь-ка: ты действительно вырос на ферме?

— Да, сэр, — ответил Бэрнс.

Андерсон опять начал мерить кабинет шагами.

— Значит, разделка туш животных, потрошение — с этим знакомы только фермеры, егеря, солдаты?

— Вроде того, сэр. Обычные люди этого не знают и не умеют. — Бэрнс продолжал быстро рисовать.

— Тогда ответь мне на один вопрос — «да» или «нет». Будет ли плотник, родившийся и выросший в Глазго, любитель футбола и бега, интуитивно знать, как это сделать? «Да» или «нет»?

— Интуитивно? Нет!

— Это все, что я хотел знать. — Андерсон задумался: слова Бэрнса ему что-то напомнили. В глубине памяти всплыла полка книг, потрепанные и зачитанные справочники, но он никак не мог вспомнить, где именно это было. Здесь прослеживалась связь с сельской местностью, с умением обращаться с ножом, с жизнью на природе, со стремлением исправить зло на добро самым жестоким образом. Как выразился Макалпин — «запах моральности»…

— Сэр, мне удалось… — начал было Малхолланд, но его прервал звук громко распахнувшейся входной двери и приглушенные голоса.

Дверь в кабинет открылась, и вошла Костелло.

— Прибыла для несения службы, сэр!

Хотя ее щеки раскраснелись и она старалась выглядеть беззаботной, Андерсон видел, что она так и не отошла от испуга. Облегчение сменилось гневом.

— Костелло, ты за это еще ответишь!

— За что? — спросила она.

— За то, что такая дура! Ты где была? — Он плюхнулся в кресло.

— Я знаю, где находится Шон! — Она сияла.

— Никогда, слышишь — никогда, больше так не делай!

— Извини.

— Мы нашли его нож, Костелло. Он сейчас на экспертизе, — шепотом сказал Андерсон. — На нем — следы крови, — добавил он для эффекта, стараясь вернуть ей пережитые страхи. Она должна была извлечь урок: остаться в живых вторично может и не получиться. Не давая ей времени опомниться, он продолжил: — Все это время у них были ключи от «Виктория-гарденз».

Ее глаза расширились.

Андерсон опять подошел к стене и стал разглядывать фотографии, чувствуя, что они содержат ответы на многие вопросы. Он узнал бывших футболистов «Глазго рейнджерс», «Селтика» и «Патрик Тисл», пару диджеев местного радио и жителя Глазго, который однажды занял второе место на конкурсе «Песня для Европы». Под фотографиями футболистов были их автографы, а также указано место и время этих исторических снимков.

— А это схематическая реконструкция ножа, который, судя по всему, мы ищем. Наш Бэрнс его узнал, — сообщил он Костелло.

— Вы не против, если я вклинюсь со своей информацией?

— Извини, Вик, тебе удалось дозвониться?

— Не просто дозвониться. — На его губах играла улыбка победителя. — В Эре обитает не много норок: они малочисленны и живут вдалеке друг от друга. Но норки создают большую проблему для птиц, гнездящихся на земле в Баллахулише.

Костелло замерла, переводя взгляд с Малхолланда на Андерсона. Последний мягко улыбнулся:

— Мы попросим Куинн запросить ордер на обыск квартиры Лиска. Мне очень хочется увидеть, как вскрывают его полы. — Андерсон достал из пиджака бумажку с номером телефона. — Мы подбираемся к Кристоферу Робину все ближе и ближе.

Около восьми часов Макалпин припарковался на Бат-стрит — ближе все было занято. Такое оживление в день открытия предвещало успех. Из-за последних событий Хелена изменила первоначальный план: она стояла в середине галереи и давала указания, а вокруг нее суетились Дениз, Терри и сотрудники. Дело в первую очередь — Алан хорошо знал эту черту ее характера. Может, они в конечном счете и не такие уж разные. Ее расчет оправдался: народу было очень много, но атмосфера изменилась. По дороге он обратил внимание, что вместо традиционной легкой джазовой музыки, служившей фоном для бесед под звон бокалов, была слышна заунывная волынка, перекрывавшая негромкие разговоры и позвякивание фужеров, — никакой легкомысленности. Выставка, безусловно, привлекла всеобщее внимание — для паразитов из прессы покушение на убийство было лучшей приманкой.

Девушка на входе вручила ему каталог и поздоровалась. Он еще раз напомнил себе: быть доброжелательным и приятным в общении, что бы ни случилось. Собрался весь цвет Глазго: еще со ступенек он увидел группу видных представителей парламента и мэрии, которые что-то серьезно обсуждали с бокалами в руках. Девушки, одетые в черное, с зачесанными назад волосами, сновали среди толпы с подносами, на которых было шампанское, апельсиновый сок и минеральная вода. Он взял сначала бокал с шампанским, но, подумав, поставил обратно. Почувствовав себя неуютно с пустыми руками, он решил взять минеральной воды.

Он увидел Хелену в мезонине: в черном шелковом костюме, с рыжими волосами, с ярко-красным шарфом на плечах, она выглядела на редкость привлекательной. Макияжа было больше, и улыбка — шире, как будто она позировала для фотографов. Ладонью она прикрывала живот, и со стороны казалось, что она просто поправляет складку на платье. Она разговаривала с художественным критиком у одной из картин, которая в глазах несведущего Макалпина выглядела как аэрофотосъемка невзрачного шотландского острова. Хелена указала на что-то, и когда критик отвернулся, чтобы посмотреть, с ее лица исчезла улыбка, и на нем появилось выражение вежливости человека, которому больно.