Разум Вселенной - Александр Студитский

Юрий промолчал.

— Верно? — настойчиво спросила Зоя.

Юрий пожал плечами.

— Будем работать, посмотрим, что выйдет, — сказал он уклончиво.

Зоя перестала улыбаться.

— Почему ты так говоришь? — насторожилась она.

— Потому что большого восторга эта новая тематика кафедры у меня не вызывает, — угрюмо ответил Юрий, невольно взглянув вслед удаляющемуся Штейну. — Проще говоря, я очень сомневаюсь, что на этом пути удастся разработать те средства защиты от лучевого поражения, о которых мечтает профессор Брандт.

Зоя с огорчением посмотрела на Юрия.

— Как ты можешь так говорить! — возмутилась она. — Всеволод Александрович приступает к этому этапу в своей работе, опираясь на огромный опыт предшествующих подготовительных исследований... Это естественный переход от молекулярной патологии к молекулярной терапии лучевого поражения.

— Это тебе Штейн разъяснил? — усмехнулся Юрий.

— Да, мы говорили с Германом Романовичем на эту тему. И что же?

— Желаю ему успеха, — сказал Юрий, с трудом переводя дыхание. И добавил, с ужасом чувствуя, что говорит непоправимую глупость: — во всех отношениях!

Зоя вспыхнула.

— Как это... неумно! — произнесла она, сверкнув глазами.

Юрий стоял потупясь. Он чувствовал, как тяжело и гулко бьется его сердце.

— Зачем ты так? — с мягким упреком спросила Зоя.

Юрий продолжал молчать. Зоя повернулась на каблуках и побежала от него прочь.

Глава пятая

Меченая ДНК

Впервые за пять лет университетской жизни Юрий в эту пору — первого августа очутился в Москве.

Пять лет назад из метро «Университет» вышел неуклюжий, длинноногий и длиннорукий тульский паренек в яркой куртке, какие носили в те годы, осмотрелся по сторонам и зашагал за стайкой девушек и юношей вдоль высокой решетки университетской ограды в сторону зданий биофака.

Тогда тоже было ясное, теплое утро, чуть омраченное предчувствием близкой осени. В воздухе летели серебристые паутинки. На душе было неспокойно от предстоящих трудных дел, но тогда у Юрия не возникало никаких сомнений в том, что он выдержит любой экзамен. А сейчас его не покидала какая-то тягостная неуверенность, точно он шел на консультацию, забыв дома конспекты, по которым готовился, или выходил на теннисный корт, чтобы провести ответственную встречу без всякой предварительной тренировки.

Девушки в светлых платьях и мальчики в белых рубашках, взволнованно переговариваясь, обгоняли Юрия. Сегодня первый день экзаменов. Первый рабочий день Юрия Чернова. Но ему торопиться некуда. До начала рабочего дня еще полчаса. Есть время все основательно обдумать. Но думалось плохо. Только сейчас он понял, что за полтора месяца каникул, проведенных дома, он почти не имел связи с товарищами и, в сущности, не знает даже, что с ними. Андрей на все лето был отправлен в какой-то далекий санаторий, откуда давал о себе знать краткими и невразумительными открытками. Ярослав прислал только одно короткое письмо. Работает. Доволен — никто не мешает, все разъехались. Тоня уехала на юг — это было известно Юрию, так как он получил от нее две открытки — из Севастополя и Ялты. Майя с конца июля находилась в Мексике: работала в Советском отряде противолучевой защиты.

Хуже всего было с Зоей. Юрий все-таки написал ей о своих делах, о порученной ему теме, о своих раздумьях по поводу предстоящей работы. Она отвечала коротко, суховато, сдержанно. Одна фраза в последнем ее письме врезалась в память Юрия. «Мы уже не дети, — писала она. — И наша обязанность — ответственно относиться к той задаче, которую предстоит решать нашему поколению».

Собственно, это была та самая мысль, которая мучила Юрия. Она не покидала его так же, как и тоска по Зое. Теперь он стал взрослым. Вот он идет вдоль университетской ограды, обгоняемый стайками девушек, взрослый человек, научный сотрудник Лаборатории космической биологии Академии наук СССР. Ему предоставлена комната в доме молодых специалистов. В лаборатории его ждет рабочее место. Сейчас он подаст рапорт о прибытии на работу и приступит к выполнению своих служебных обязанностей. Да, он в числе других молодых специалистов призван решать тяжелую задачу, неожиданно вставшую перед человечеством: как жить дальше в среде, отравляемой ядовитыми продуктами атомного распада.

Вопрос необычайно сложный. Ведь бессмысленно успокаивать себя тем, что пока радиацией поражена только одна половина планеты. А что будет дальше? Кто может поручиться, что не найдутся другие безумцы, которые будут устрашать мир новыми смертоносными способами использования накопленной атомной энергии? И разве можно быть уверенным в том, что атомная смерть не найдет дороги с западного в восточное полушарие?

Ярослав писал Юрию, что в Комитете по противолучевой защите рассматриваются проекты Брандта, Панфилова, Ермолина и других ученых. В ближайшее время в нескольких городах создаются новые научные учреждения для разработки вопросов противолучевой и противораковой защиты. На это отпускаются большие средства, чтобы проблема была решена в самый короткий срок. А решение зависит от правильности выбранного пути. Но сколько времени потребует каждый эксперимент!

Юрий прикидывает в уме сроки выполнения своей темы. Овладение методикой. Препарат ДНК он будет добывать сам — это дело нельзя поручать никому. Значит, недели две на обучение методу выделения и очищения ДНК. Потом введение препарата облученным животным. Поиски наиболее подходящей для воздействия стадии поражения. Исследование обработанных животных. Словом, первый результат — не раньше чем через полгода. А дальше? Допустим, что ДНК, взятая из костного мозга здоровых животных, будет способствовать выздоровлению от лучевой болезни, будет нормализировать пораженные кровяные клетки? А отдаленные последствия облучения? У мышей и крыс опухолевое перерождение начинается примерно через год после лучевого поражения. Значит, результатов действия нормальной ДНК на опухолевое перерождение тканей нужно ждать по крайней мере полтора, а то и два года. А если ничего не выйдет? Значит, не просто два года, а два потерянных года. Нет, это невозможно. Что-то нужно придумать?

Юрий вспоминал свой эксперимент с регенерацией облученной роговицы. Здесь все было просто. Вопрос, заключался в том, найдется ли в клетках, подвергшихся сильному лучевому поражению, сила, способная восстановить разрушенное. Да, в клетках роговицы такая сила нашлась. Очевидно, та же сила противодействует и опухолевому перерождению роговичной ткани: рак роговицы — крайне редкое, можно сказать, редчайшее явление. Другое дело — кроветворная ткань. Сила восстановления в ней огромная. После лучевого поражения средней степени страдают все кроветворные клетки. Через несколько дней после облучения в костном мозгу и селезенке не остается почти ни одной кроветворной клетки. И все же спустя день-два после такого ужасающего опустошения в кроветворных органах появляются первые узелки делящихся кроветворных клеток. Животное выздоравливает. Но проходит год, и значительная часть выздоровевших животных заболевает лейкемией. Значит, нормализация была кажущейся. В пораженной ткани остался какой-то след, печать лучевого поражения, вызывающая последующий раковый рост. Конечно, здесь необходимы какие-то специальные воздействия, чтобы помочь организму избавиться от поврежденных в результате лучевого поражения белков. Но какие?