Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы - Леонид Михайлович Абраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приведем документ с фамилией Сумцовой, от которого даже сейчас, более чем через 80 лет, веет холодом могилы:
«В Ялтинское Политбюро[313] при отделе управления Ялтинского Уревкома. При сем препровождаю список контрреволюционеров, которые укрываются в укромных местечках г. Ялты и окрестностей, пряча свою шкуру от кары твердой революционной руки трудового народа.
Примечание: информация в списке со слов сестры милосердия из санатория № 10 Красного Креста в Ливадии т. Сумцовой, жены красного командира Р. Крестьянских Красных войск. Сумцова в случае надобности повторит эту информацию лично сама здесь в Полит-Бюро.
Приложение: список контрреволюционеров.
Инструктор отдела Народообраза Ялты и уезда в Ливадии»[314].
Даты нет. Подпись неразборчивая. Списка, о котором идет речь, тоже нет. Вероятно, он растиражирован по агентурным делам и стал «бесспорным» основанием для расстрела неизвестного количества людей, фамилии которых в делах и списках, возможно, встречаются.
Найдены еще несколько документов, в которых отражены трагические события того времени. Вечером 12 декабря 1920 г. политком лазарета № 10 (до недавних пор санаторий № 10 Красного Креста) Коротков В.И. устроил тайное совещание, по результатам которого в особый отдел ВЧК побережья Черного и Азовского морей представил рапорт. В нем он пишет:
«Я, политком лазарета № 10 в Ливадии Коротков В.И., в 6 часов вечера 12 декабря с.г. пригласил на секретное совещание инструктора по просвещению Кащея Н.И., председателя комячейки Васильева и сестру милосердия Сумцову. Предметом совещания был вопрос о выработке мер для чистки лазарета от контрреволюционного элемента... На этом совещании были намечены лица из состава лазарета, как из служащих, так, равно, из больных, которые подлежали удалению как контрреволюционный элемент... После окончания совещания, когда я вышел из комнаты, ко мне подошел Кащей и сказал, что наш разговор подслушала из соседней комнаты кн. Трубецкая, служившая сестрой милосердия. Чтобы не дать Трубецкой возможность разгласить слышанное ею, я арестовал ее и сам лично отвез в особый отдел побережья Черного и Азовского морей. 15 декабря 1920 г.»
Как видно из дела, в этот же вечер Н.Н. Трубецкая, отрицая факт подслушивания совещания, показала на допросе:
«С апреля с.г. я являюсь сестрой милосердия в санатории (лазарете) № 10 в Ливадии. В Ялте я проживаю с 1917 г. и по 1 июня 1918 г. из-за болезни лежала в санаториях Красного Креста, а потом, несколько подлечившись, за отсутствием средств для жизни, поступила на службу в овощной подвал Мордвинова, а потом в подвал Водарского на должность кассирши и конторщицы. Оказавшись без работы после ликвидации подвала Водарского, я, знакомая с работой сестры милосердия по периоду германской войны в лазаретах Красного Креста в Чугуеве и Харькове, подала ходатайство в управление Красного Креста и получила назначение в санаторий № 10... Ни к каким партиям не причастна, беспартийная. Жила всегда далеко от политических центров и была очень занята своей службой...»
Вот и все обстоятельства дела. В данном случае благовидный предлог для «удаления» Трубецкой нашелся и она оказалась в тюрьме. В лазарете находилось еще немало таких «элементов», которые, по мнению Короткова, тоже подлежат вычистке. Основание для этого снова нашли. Оно заключалось в том, что работники лазарета высказали свое возмущение политкому и особому отделу по поводу ареста Трубецкой. Группа медработников и больных лазарета обратилась в особый отдел с ходатайством в ее защиту:
«Мы, что подписались, сестры милосердия, правление и члены профсоюза сестер милосердия Ялтинского района просим в самое ближайшее время рассмотреть дело члена нашего союза сестры Наталии Трубецкой... Мы, правление союза, знаем сестру Трубецкую с момента ее приезда в Ялту, ручаемся своими подписями, что сестра Трубецкая не была причастна ни к какой политической организации, ни при старой, ни при новой власти, а потому убедительно просим т. коменданта тюрьмы отдать сестру Н. Трубецкую правлению членов профсоюза на поруки».
Ходатайство подписали 16 человек. В особом отделе оно, очевидно, вызвало крайнее негодование. Это же коллективное недоверие власти, попытка высказать сомнение в «законности» действий чекистов, неблагодарность «освободителям», прямая и дерзкая защита «врага народа»! Не исключено также, что арест Трубецкой был определенной провокацией, которую в последующие годы в разных вариантах с иезуитской находчивостью применяли чекисты для выявления соучастников, сочувствующих, друзей, родственников и все возможное окружение арестованного. Так или иначе, но повод для разработки подписавших ходатайство лиц имелся, и последовали их аресты. К сожалению, неизвестно, все ли 16 человек были арестованы. В постановление тройки особого отдела и список людей, подлежащих расстрелу, попали подписавшие ходатайство: акушерка, киевлянка И.Л. Булгакова, которая по доносу Сумцовой была якобы оставлена белыми в Ялте «для гибели наших товарищей»; сестра милосердия Л.И. Васильева; санитарка Е.А. Фомина; санитары-фронтовики Первой мировой войны, ранее лечившиеся в этом лазарете, И.М. Савушкин, И.Т. Игнатенко, Г.Я. Винс; писарь Ф.Г. Денежный и сторож Н.В. Огнев. А ходатайство в защиту Трубецкой чекистами было удовлетворено, но частично... Ее дело действительно было очень быстро рассмотрено: уже на второй день после ареста, 16 декабря, на нем появилась резолюция председателя «тройки» Удриса: «Княжна. Расстрелять»[315].
С этого времени волна арестов и расстрелов еще больше обрушилась на все лазареты и госпитали, как армейские, так и находящиеся под патронатом Российского общества Красного Креста. Тысячи медицинских работников, от врачей и до санитарок, проявивших обычное человеческое сострадание к солдатам, независимо от их «окраски», стали жертвами чудовищных преступлений — погибли вместе со своими страждущими подопечными. И это в то время, когда ощущался острый дефицит медицинских кадров, особенно врачей. С древних времен врач всегда был ценным служащим, пользовался заслуженным уважением как народа, так и царей. Человека, обладающего специальными знаниями, помогающими спасать человеческие жизни, заменить никто не мог. По словам
