Океан веры. Рассказы о жизни с Богом - Наталья Черных

Блаженная кушала чай, макая в чай маковый сухарь. В чашке плавал ломтик лимона, а рядом с чашкой стояла банка с медом: конечно, гречишный, лекарство от горя. Движения Блаженной были степенны. Перед трапезой она молилась, и в ее мольбе чувствовалось нечто особенное. Что-то от монахини, от очень старого человека. Члены ее двигались ровно, складки платка напоминали темные крылья.

Пламя лампады вырывалось из глубины рубинового цвета стаканчика, превращаясь в свет, а свет озарял лицо гостьи. На всей верхней половине густо лежала тень от платка. И там, в этой тени блестели две точки, одна душа, нечто двоякое, но в одном духе.

Однажды встретила блаженную поздней осенью. Живо помню чудесный ужас, увидев ее темный силуэт под облысевшим тополем, полным грачей, не улетевших по неизвестной причине. Над нами развернулось железно-синее предзимнее небо, без облаков, давящее и покрывающее.

Блаженная Ксения Петербургская

Вдруг из бесконечной вселенской ясности набежала лохматая крохотная тучка и из нее на меня пошел снег. Вдруг, тотчас, тонкой тюлевой пеленой, брошенной птицеловом на человеческую птицу. Блестящий и теплый, снег плавился на моем воспаленном лбу и тек в глаза. Или просто заплакала?

Взглянула вверх. В небе, над тем местом, где мы стояли, покачивался маленький красноватый огонечек, украшенный золотистым венчиком.

Не помню, о чем говорили, если говорили. Скорее всего, молчали. Но и о чем молчали — не помню. Блаженная удалялась медленно, как очень старый человек.

На закате черные кладбищенские деревья, полные угольных птиц, вонзались в светлое и жидкое небо. Приходила Блаженная — и небо становилось кристальной чистоты. Над ее могилой теплилось что-то вроде походной палаточки.

Церковь Воскресения Словущего. Москва, Брюсов переулок

Там, в песке, которым посыпали могилку, таяли свечи. Сюда приносили только живые цветы. У изголовья сидела женщина. Приходила сюда редко, но словно бы и не уходила. Однажды, помолившись, растревоженная гордостью (вот, мол, молюсь на святом месте!) совсем забывшая о крошечном и редком молитвенном счастье, поднялась на ноги и сказала:

— Молитвенница она у нас!

Женщина переспросила:

— Какая молитва?

Стушевалась и промолчала. Вдруг, повинуясь как будто окрику по имени, взглянула на женщину. Из-под темного платка показались глаза. Глаза Блаженной.

Возвращалась домой как бы пристыженная. Перешла через трамвайные пути. Не переставала корить себя за то, что так и не помолилась. Когда подходила к затерявшейся в трех тополях трамвайной остановке, услышала в душе голос, ясный и мягкий, совсем не похожий на все, что слышала раньше:

— Умерла восьмидесяти шести лет от роду, схимницей.

Свидетельство было спокойно и убедительно. Однако решилась приписать неведомые слова расстроенному воображению.

Блаженная стояла недалеко от дома, как будто встречала меня. В то время комнатенка в третьем этаже служила мне прибежищем. Здесь Блаженная еще не была.

Вдруг к ней приковылял неопрятного вида кавказский мальчишка. Он клянчил что-то гнусавым голосом. Блаженная не оборачивалась, а он дергал ее за юбку, за платок, теребил изо всех сил. Она вдруг будто встрепенулась, сделала шаг, оттолкнулась невидимой стопочкой от земли, и пошла удивительно быстро, как будто полетела. Шла, не касаясь газона и размытых дождем тропинок. Мальчишка трясся от гнева и холода, не успевая за нею, он спотыкался. И вдруг — упал. И заревел отчаянно — на весь район.

Из-под темного платка показались глаза. Глаза Блаженной

А Блаженная шла, как бы не слыша его воплей, и, казалось, уйдет совсем. Попыталась догнать ее, побежала, но Блаженная каждый раз оказывалась далеко. Наконец, я почувствовала, что готова упасть и зарыдать, как и мальчишка.

Вдруг Блаженная остановилась. Затем подняла руку, подзывая к себе. Не совсем поняла поначалу, чего она хочет. Потом подошла. Блаженная, пошевелив складки своего темного покрывала, вынула нечто, спрятанное в ячменно-желтоватой горсти. И разжала ладонь. На ладони, как на золотом блюде, зрели сухие и ароматные капли крупного изюму. Показалось, что от него исходит теплый и утешающий запах.

— Возьми, — сказала Блаженная, — Возьми и нищему дай.

А сама темной птицей скрылась за угол дома.

Улочка будто стекла вниз, в электрическое серебро широкой ночной улицы. Зашуршали осенние листья, просыпался лунный дождь, машины побежали куда-то в Ясенево. А Блаженной уже нигде не было видно. Обернулась: кавказский цыганенок уже несколько времени плясал возле и мычал что-то просительное на своем трескучем языке.

В. М. Васнецов. Богоматерь с младенцем. Фреска. 1885–1893 гг.

Неожиданно обнаружила себя жующей изюм. Когда совсем опомнилась, на ладони осталось три сухих виноградных капли. Протянула их мальчишке, повинуясь мирному указанию, но тот вдруг попятился, как от огня, и с воплем побежал прочь, сыпля дикими словами, смысл которых до меня, к счастью, не долетел.

Проглотила изюмины, как одну, и потом долго стояла, всматриваясь в ночь, внезапно осветившуюся необыкновенным серебристым светом.

Подул ветер и прогнал дождь. Стало видно до самого седьмого неба. Высоко в небе, над косматыми тучами, пронесся гул. Из черно-синей, тронутой заморозком, небесной глубины, выступил красноватый огонек с золотистым венчиком, особенно яркий на этот раз.

VI. Сказки

Девочка и Христос

Девочка увидела Христа. Он шел очень быстро, словно куда-то торопился. Сначала Девочка подумала, что это игра. То есть, что Христос с нею играет, что надо Его догнать. Он шел прямо, будто дорога никогда никуда не поворачивает, а идет все прямо-прямо через время и пространства. Будто всю вселенную — по тротуару. Христос шел легкий-легкий, светлый, так что даже белый и розовый клевер тянулись к Его ногам, Девочка сама видела. За Ним совершенно необходимо было успеть. Как увидишь, так и станет понятно, что только за Ним, попрощавшись с разными там игрушками, скорее-скорее, чтобы не потерять из виду. Потому что вот так идти за Христом — это и есть радость. И счастье. Так что Девочка встала, прижала к себе своего старенького мишку, с которым еще мама играла, и пошла.

— А если мама позовет? — задумалась она через пару шагов. — А я не услышу, как зовет? Успею ли вернуться?