Альтаир - Владимир Немцов

Папа улыбнулся снисходительно и полез в карман пижамы:

— Что там выбрал, Мишук?

— Хочу машину! — заскулил он, все еще считая себя обиженным. — Шоколадную!

Ну разве можно отказать? Польщенный вниманием всех присутствующих, отец театральной походкой, в расчете на зрителей, подошел к буфету. Ему, видно, нравилось демонстрировать свою родительскую любовь, подкрепленную вполне приличными материальными возможностями. Пока буфетчица взвешивала дорогую игрушку, он отсчитывал десятирублевки, презрительно оттопыривая нижнюю губу, словно хотел этим сказать: «Подумаешь, мелочь! Почему не побаловать ребенка!»

Под ногами вертелись маленькие девочки — хотели вновь пробраться к стеклу. Там еще столько осталось игрушек!

— Получай, сынок, — сказал довольный папаша.

Протягивая ему автомобиль, оглянулся на столик студентов, у которого сидела красивая девушка: «Какое злое лицо!»

А Зина не могла скрыть своего возмущения. Собственно говоря, ничего особенного не произошло. Каждый отец волен дарить своим детям дорогие игрушки. Но к чему демонстрация? Перед кем? У этого будто бы культурного и вежливого человека не хватает не только такта, но и обыкновенной чуткости к людям. В ней возникало тянущее, как боль, негодование. Неужели он не видит, как прячет глаза женщина, сидящая с ним за одним столом? Она торопит детей, но их трудно оторвать от стекла — все еще любуются зайцами, прижались носами и смотрят.

Мальчишка торжествует победу, дразнит девочек, подсовывает снизу к самым их лицам шоколадный автомобиль и кричит:

— Что, взяли? Захочу — папа мне вон того индюка купит! Всех зайцев купит!

Зина видела, как мальчишка подбежал к отцу и опять стал канючить. Девчонок ничем не проймешь — он должен зайцев получить немедленно.

У родителя проснулся здравый смысл. Он попытался было убедить своего повелителя, что нельзя все сразу, поиграй пока автомобилем, а зайцев он подарит завтра. Но ничего не помогало.

— Покажи девочкам машину. Смотри, какая красивая! — уговаривал отец. — У них такой нет.

Лицо Зины покрылось красными пятнами. Вот это воспитание! Отец советует мальчишке хвастаться. «У них такой нет…» Как же ему не стыдно! Если бы Зина не умела сдерживаться, она сказала бы этому папаше, чего стоит его совет. Как больно и обидно смотреть на это!

Мальчишка добился своего. Папаша развел руками: дети, мол, есть дети, — и вновь полез в карман.

Зина потянулась через стол к Журавлихину и спросила шопотом:

— Есть при вас деньги? Мои в чемодане…

Женя удивился, достал пятидесятирублевку.

Зина быстро встала из-за стола, широкими шагами подошла к буфету и спокойно сказала:

— Мне двух зайцев.

Девочки вытаращенными глазами следили за ними, прощаясь навсегда. Когда шоколадные зайцы оказались на весах, дети, взявшись за руки, возвратились к матери. Она потуже завязала ленточки на их косичках и сказала:

— Вот неслушницы! Погодите до дома, бабке все расскажу.

Сестры обиженно заморгали — хлоп-хлоп длинными ресницами…

И вдруг на стол прыгнули золотые зайцы.

— Вы простите меня, — сказала маме красивая тетя, — я очень люблю таких девочек, а у меня их нет. Разрешите подарить им зайцев.

Сестрички от неожиданности сползли под стол.

Зина выбежала в коридор. Она не слышала робкой благодарности незнакомой женщины и отчаянного рёва поверженного властелина.

ГЛАВА 7

ОПЯТЬ ОН!

К Ставрополю теплоход подходил уже ночью. Его приняли на один из причалов строительства у подножия горы Могутовой. Вдали гремели взрывы. Как пояснил Набатников, это подрывники очищали место для земляной насыпи. Не поддаются бульдозерам и тракторам корневища столетних дубов, значит, надо взрывать.

Шумно на строительстве. Если несколько часов назад возле маленькой пристани, прилепившейся к Жигулям, Женя слушал соловьев, то здесь звучала совсем иная песня. Гудели моторы экскаваторов, с грохотом сыпался грунт из раскрытого ковша, на рельсовых стыках стучали вагоны. У переезда слышались нетерпеливые гудки автомашин.

Неумолчный шум доносился с бетонного завода. Неподалеку работала гигантская землечерпалка. Она сама напоминала завод. Высоко в ночное небо поднимался ее копер, двигалась бесконечная цепь с черпаками; они скользили, как тени, и пропадали где-то в высоте.

Как исполинское чудовище, вызванное к жизни человеком, рассерженно клокотал землесос. На воде плавал его огромный хвост. Уткнувшись в берег, машина грызла дно, разрыхляла его вращающейся фрезой, похожей на сверло бормашины. Земля, смешанная с водой, всасывалась центробежным насосом, который гнал ее по трубе, плавающей на понтонах. Труба, длинная-длинная, заканчивалась на месте намыва плотины.

Вытянув шею, Женя старался отсюда, с палубы теплохода, увидеть, как намывается плотина. Он представлял себе высокую эстакаду. На ней лежит толстая труба с отверстиями, откуда хлещет жидкая масса — раствор глины и песка. Слоями оседает она на теле будущей плотины, а вода уходит.

В ярком свете высоко поднятых прожекторов работали строители. Женя нетерпеливо всматривался в светлый туман приближающегося берега, но мысли его все время возвращались к земляной плотине. Песчинка к песчинке, комочек к комочку складывался нижний слой, потом другой, третий. Крепко, как цементом, связывались они вместе. День за днем упорно трудились люди. Вспоминая разговоры со своими друзьями, потом с Афанасием Гавриловичем, сегодняшнюю сцену с мальчишкой, Женя как нельзя ясно представил себе, что воспитание молодых граждан — это сложное и трудное строительство, все равно что возведение плотины, прочной и надежной, чтобы не рухнула она под напором вешних вод, выдержала любые жизненные бури. Весенние разливы чувств, желаний, уйма нерастраченной энергии! Знает Женя по себе, как трудно их сдержать. Намытая плотина должна быть стойкой, особенно в нижних слоях. «Именно в детстве, — думал он об истории с мальчишкой, — когда только начинает создаваться характер, должны прийти на помощь дальновидные и умные строители». Он не решил для себя, правильно ли поступила Зина, но понимал, что ее подарок не благотворительность, а резкий протест против глупого самодовольства человека, который потакает капризам своего шестилетнего кумира.

«А может быть, не это самое важное? — спрашивал себя Женя, рассеянно глядя на огни пристани. — Может, отец ничего не понял и воспринял поступок Зины как экстравагантную выходку злой девицы?»

Женя видел, как на его лице вначале промелькнуло удивление, затем досада, как он быстро потащил зареванного мальчишку к буфету. Зайцев там уже не было. Вероятно, впервые в жизни юный гражданин узнал, что не весь мир принадлежит ему и золотые зайцы могут радовать не только его и что мир может быть суров и справедлив.