На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями - Михаэль Штайдль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы должны помочь ему, — повторяет она снова и снова. — Пожалуйста.
Следующие полчаса синяки и рваные раны подождут, пока Патрик занимается этим случаем. По рентгенологическим исследованиям ясно: у мужчины нет перелома шейного отдела позвоночника. Однако здесь можно предположить черепно-мозговую травму средней степени тяжести. Следовательно, дальнейшее наблюдение в клинике неизбежно, так как кровоизлияние в мозг или отек мозга может произойти только в ближайшие несколько дней. У спутницы мужчины на рентгенограмме правой руки обнаружен перелом ладьевидной кости, то есть перелом костей в области запястья. Ей накладывают гипсовую шину и рекомендуют в ближайшие дни посетить отделение хирургии.
Примерно в половине второго Патрик начинает обрабатывать пациентов с порезами и синяками, скопившихся за это время в зоне ожидания.
Со стойки я наблюдаю, как Майк приводит одного пациента за другим и обрабатывает соответствующую рану, прежде чем хирург-травматолог приступит к работе. Они настолько слаженно работают, что им удается принять всех пациентов из очереди в приемном отделении в течение часа.
Чуть позже я слышу мелодию, которую кто-то тихо наигрывает на гитаре позади меня. Через несколько секунд ее сопровождает меланхоличный голос: «Спокойной ночи, друзья, мне пора идти. Что мне еще нужно, так это сигарету и последний стакан». Песня, о которой Майк рассказал мне на прошлой неделе. «Вышибала» из «Всемирного потопа». Сейчас она играет на его смартфоне.
— Ты уже ее слышал? — спрашивает он.
Я киваю:
— Джулия вспомнила сразу. Она так растрогалась, когда я спросил ее об этом.
«За свободу, которая живет в нас как постоянный гость, — поет Рейнхард Мей. — Спасибо, что никогда не спрашивали, в чем смысл, стоит ли оно того. Может быть, люди со стороны думают, что в ваших окнах теплее свет. Спокойной ночи, друзья…»
Молодой человек в кожаных штанах, народной рубашке и жилете выходит из операционной с зашитой раной над виском и повязкой на голове. Он машет нам папкой, которую дал Патрик, затем идет к выходу и нажимает выключатель на стене. Как только дверь открывается, в приемной слышится смех. Друзья парня с облегчением принимают его обратно в свои ряды, будто он мифический герой, а вход в процедурную зону — врата в подземный мир.
На улице глубокая темная ночь. Санитары сообщают, что тусовщики еще бродят по улицам в центре города, но ситуация постепенно улучшается.
Рабочий день пекаря Франца Грёбмайера начинается в нескольких километрах от дома. Он только что переоделся и входит в производственные помещения. Здесь есть не только печи огромных размеров, но и машины, способные замесить внушительное количество теста или превратить большую лепешку в кучу панировочных сухарей за несколько секунд, причем все безупречной круглой формы, одинакового диаметра и веса. Без всех этих современных инструментов было бы невозможно произвести за одну ночь достаточное количество товаров для двух десятков филиалов и торговых точек «Wimmer Bread», разбросанных по окрестностям.
Тем не менее, Францу Грёбмайеру и его коллегам еще многое предстоит сделать самостоятельно. В 46 лет, конечно, это не так легко, как в 20. В то время недостаток сна тоже не был проблемой. В молодости восстанавливаешься быстрее.
Двое коллег уже готовят закваску для ржаного хлеба. Франц Грёбмайер приветствует их быстрым взмахом руки, ответы ограничиваются усталым кивком и тихим бормотанием «Servus»[23]. В три часа утра нет долгих дискуссий, все согласны.
В 3:17 впервые с начала ночной смены в отделении травматологической хирургии ни одного пациента.
Патрик выходит из гипсовой, смотрит на обзорный экран и замечает, что приемная тоже пуста. Но он не настолько оптимистичен, чтобы пойти спать. Поэтому он садится с нами за стойку и рассказывает Майку о турах на горных велосипедах в Словении. Я с интересом прислушиваюсь, но борюсь с тяжелыми веками и почти постоянным желанием зевать.
Есть еще несколько пьяных посетителей фестиваля в терапевтическом блоке. Невролог осматривает женщину с тяжелым позиционным головокружением. Это заболевание вызывается отолитами — небольшими камнями, отделившимися от органа равновесия уха и раздражающими рецепторы движения во внутреннем ухе, что приводит к очень неприятным приступам головокружения.
— С этим нельзя шутить, — говорит Патрик. — У моей девушки такое случилось в прошлом году, когда мы на автобусе путешествовали в Скандинавии. Она чувствовала себя очень плохо, ее даже вырвало. Я знал об этой проблеме из клиники и пытался помочь ей мерами, которые могут устранить позиционное головокружение. В какой-то момент она сказала мне: «Патрик, я думаю, мне нужен врач». Я сказал: «Я врач!» Ее ответ был: «Да, но мне нужен настоящий врач».
Мы с Майком смеемся. Патрик поднимает брови в притворном негодовании:
— Эй, парни! Я по сей день не знаю, что она имела в виду…
Его прерывает сигнал с табло поступления. Наши головы синхронно поворачиваются к большому экрану под потолком. «03:40, М46, предплечье под прессом для хлеба, ШКГ 15, не интубирован».
— Что такое пресс для хлеба?
Мой вопрос остается без ответа. Майк уже идет в операционную, Патрик снимает трубку служебного телефона, на который в данный момент поступает звонок. Это врач, сопровождающий скорую помощь с пациентом в клинику и заранее информирующий Патрика. Во время работы на центральном производстве хлеба «Wimmer» рука пациента попала в машину, порционирующую тесто и в то же время формирующую его вибрирующим движением. Мужчина в сознании, ему дали обезболивающее, кровообращение и дыхание стабильны. Но серьезные травмы кисти и предплечья невозможно осмотреть или вылечить на месте.
Через несколько минут санитары с моей и Майка помощью перемещают Франца Грёбмайера с каталки на кушетку.
Пациент бледен, как мел, и это не только из-за мелкой белой мучной пыли, которая придает его коротким темным волосам серый оттенок. Он выглядит апатичным и явно находится в шоке. Кроме того, изрядная доза обезболивающего, которую врач скорой помощи ввел ему внутривенно, должно быть, затуманивает его сознание.
Правое предплечье господина Грёбмайера покрыто окровавленной тканью. Когда Патрик снимает ее, я заставляю себя не отводить взгляд.
По неестественно искривленной руке легко оценить мощность машины, которую санитары из-за отсутствия более подробной информации назвали «прессом для хлеба», когда докладывали о прибытии. На предплечье,