Ядерная осень - Вячеслав Хватов

– О, тезочка, – Степанов тут же схватил фирменную водку и принялся откручивать крышку.

На следующее утро Скворцов, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу, без энтузиазма наблюдал за копошащимися у старой мотодрезины Семенычем и Степановым. За спиной тихо постанывал все утро валяющийся на топчане Мамаев. Наконец не выдержав, академик встал и поплелся к горе-ремонтникам. Героически преодолев расстояние от крыльца до дрезины (каждый шаг отдавался пульсирующей болю в затылке), он оттолкнул Колю и волшебным движением пальцев обеих рук, подобно фокуснику, соединил свежеструганные провода с клеммами движка.

– Ну надо же такое придумать, – Семеныч поставил кожух обратно, – мотор от бензопилы к дрезине прихреначить!

– А ты как думал? На то он и академик. Только, боюсь, долго мы на этом драндулете не протянем. Километров семьдесят от силы. Эх, – Коля посмотрел на Скворцова, засунувшего голову в бак с ржавой водой, – и почему ты, Семеныч, хотя бы мотоцикл в подвал не засунул.

– Ты просто плохо смотрел, он там, в углу за трактором стоит, – дед усмехнулся и бодро зашагал к погребу за продуктами. Он единственный из всех отлично себя чувствовал после вчерашней пьянки и был в прекрасном расположении духа. Семеныч уже видел себя сидящим в кабине тепловоза, в белой рубашке и галстуке.

– А зачем вы деда-то с собой тащите? – Скворцов присел возле дымящего сигаретой Николая.

– Как зачем? Он же каждую стрелку на дороге знает. Без него мы укатим куда-нибудь в Сыктывкар к едрене матери.

– Карета подана, господа, – Мамаев спрыгнул с дрезины.

– Вы что, за бензином не могли пешком сходить? – Степанов посмотрел на две канистры, стоящие позади сидений.

– Так движок все равно опробовать надо, – Мамаев постучал ладонью по кожуху, – и ходовую часть.

Семеныч устроился на переднем сиденье. Рядом с ним сел академик, а Мамаев со Степановым, оттолкнувшись от шпал, разогнали мотодрезину и, запрыгнув на нее на ходу, примостились сзади на коробках с продуктами.

Узловая станция скрылась за поворотом, редкая поросль по обеим сторонам дороги постепенно перешла в сосновый лес. Мотодрезина весело бежала под гору. Глядя на двухстволку, болтающуюся на плече у Семеныча, Скворцов вдруг вспомнил, как они с Михаилом, тогда еще практикантом, вот так же вот ехали с его дядей, коренным сибиряком, на охоту. Не на дрезине, конечно, на «кукушке» по узкоколейке. Ощущение тогда было такое, будто они перенеслись почти на сто лет назад, в двадцатые годы двадцатого века. Казалось, вот сейчас из лесу выскочит какая-нибудь банда батьки Махно и со свистом, гиканьем и выстрелами начнет штурмовать доисторические вагончики. А что сейчас? Нет, сейчас не двадцатый век, а скорее средневековье. А еще немного, и через феодализм скатимся к первобытнообщинному строю. Величайшее открытие современности, управляемый атом, твою мать, прогресс. А результат всего этого – дубину в руки, и бегом за мамонтом, то есть за кабаном каким-нибудь. Ружьишко… А надолго ли хватит патронов-то, а самого ружья? Изготавливать стрелковое оружие, автомобили, да ту же дрезину будет не на чем и не из чего. О том, что такое электричество, следующему поколению будут рассказывать сказки:

«– Знаешь сынок, когда-то были такие большие, серебристые машины, которые летали по небу как птицы.

– А что такое серебристые, папа?

– Помнишь ту красивую ложку, которую подарил тебе дядя Петя летом?..»

И это еще дожить до таких времен надо! Вот едем сейчас, а за тем поворотом нас поджидает какой-нибудь очередной Бешеный. Скворцов стал опасливо озираться по сторонам.

Лес уже закончился. Мимо проплывала обшарпанная стена здоровой складской постройки, которую и огибал железнодорожный путь. Вот уже замельтешили такие же облупившиеся столбики забора, примыкающего к постройке, и за ним крыши вагонов…

– Тормози, – Скворцов первым налег на рычаг, но куда ему, работнику умственного труда, было тягаться с проржавевшим механизмом. Хорошо, вовремя вышли из ступора задремавшие было Мамаев со Степановым. Но все равно разогнавшаяся дрезина довольно прилично впечаталась в последний вагон скорого поезда, отскочив от его буферов. Да, это был пассажирский поезд, застывший на полпути от Узловой до Новоселок. Все четверо посыпались на землю, как переспелые яблоки после удара по яблоне ногой.

Степанов вскочил на ноги и, потирая ушибленное плечо, полез под вагон вытаскивать Семеныча. Мамаев стоял возле кучи асбеста и пытался хоть немного привести себя и свою одежду в порядок. Но больше всех не повезло Скворцову. Из разбитой губы текла кровь, а на левой скуле, вплоть до шеи, красовалась здоровенная багровая царапина.

Кое-как отряхнувшись от асбестовой пыли, Мамаев поднял автомат и направился к приоткрытой двери вагона.

– Осторожней там, Ильшат. – Николай уже вытащил продолжающего материться деда и искал свою «СВД».

– Да что там может быть?

– Да что угодно. Хотя бы растяжки. Может, кто свои манатки сразу не унес и поставил их от таких любопытных, как ты.

Мамаев достал фонарик, включил его и, забравшись по ступенькам, нырнул в узкий вагонный коридор. Но пробыл он там недолго. Зажимая нос, Ильшат пулей вылетел из тамбура.

– Епэрээтэ, полная коробочка мертвяков.

– Говорил я тебе, осторожней, – Степанов достал из сумки противогаз. – Что, так все запущено?

– А ты зайди, попробуй. Только не завидую я твоему желудку.

– Ничего. Я не в академии изящных искусств обучался.

Картина перед Степановым, надо сказать, открылась действительно из ряда вон. Сразу при входе, из купе проводницы торчали две до безобразия распухшие ноги. Настолько, что сразу и не определишь – женские или мужские. Сама же проводница лежала тут же, рядом с титаном. Вывалившийся язык и перетянутое полотенцем горло свидетельствовали о том, что она умерла уж точно не своей смертью. Дальше коридор был более-менее свободен. Переступить пришлось только через мертвую девочку, лежащую в обнимку с куклой, старика, вцепившегося скрюченной рукой в занавеску, и здорового мужика, разбрызгавшего свои мозги по белой обшивке вагона. Он так и лежал, с пистолетом во рту, привалившись к полуоткрытой двери купе.

Вот в самих-то купе народу было полно. Вернее, не народу, а жертв какой-то странной напасти, поразившей как минимум этот вагон. Что было в других, Степанову проверять не захотелось. Мало ли отчего здесь все скопытились. Признаков насильственной смерти больше ни у кого не было. Скорее всего, это была какая-то страшная заразная болезнь. Стараясь ничего не касаться, он вышел на улицу.

– Ты точно ничего не трогал? – Николай усердно поливал свои берцы бензином из канистры, не забывая и подошвы.

– Точно. Я как увидел, что в первом купе творится, – сразу бежать. Да и без противогаза там долго не выдержишь.

– Иди сюда, – Степанов проделал с обувью Ильшата то же, что и со своей.

– Как поезд объезжать-то будем? – к ним подошел Скворцов. Верхняя губа у него распухла, левая щека раздулась, и теперь академик стал похож на Муми Троля.

– Как, как. Снимем с дрезины вещи, переставим ее на соседний путь, и делов-то.

Так они и сделали. Потом им еще не раз встречались мертвые поезда. Мертвые, в смысле внезапно остановившиеся, а не набитые под завязку трупами. Но все они, в отличие от поезда-морга, стояли на одноколейном пути, и всем четверым пришлось изрядно попотеть, перетаскивая на сто с лишним метров сначала канистры, мешки и коробки, а потом и саму дрезину. Один раз им особенно не повезло. Товарняк стоял на узком мосту, перекинувшемся через заболоченную речку. Вот где они повозились-то! Мамаеву даже пришла в голову шальная мысль – не пойти ли дальше пешком. Но это скорее от впечатления, которое на него произвел первый десятиметровый отрезок «перехода Мамаева через Иресть».

В следующие два встретившиеся им поезда они не заходили – слишком силен был шок от посещения первого. Потом все-таки решились исследовать брошенные вагоны, перед этим заглядывая в окна. Правда, особых дивидендов им это не принесло. Воду из титанов и кое-какую найденную еду брать они все же не решались, а больше ничего особо ценного и не попадалось. Разве что обнаруженные в одном из купе туристические принадлежности. Решили взять с собой трехместную палатку, котелок и жидкость для разжигания костра. Ну и так, по мелочи: игральные карты, сигареты, рыбацкие причиндалы. Всего этого по вагонам можно было насобирать не на один рюкзак. Сигареты, впрочем, брали только запакованные.

К концу второго дня приспособились экономить горючку. На подъемах активно помогали натужно гудящему мотору ручным приводом, а на спусках выключали движок и катились по инерции.

В первые три дня им почти никто не встретился. Только в Ужовке с перрона чесанула какая-то бабка с пустыми ведрами (вот ведь…), и в районе Алатыря из-за леска слышалась интенсивная перестрелка.