Волкогуб и омела - Шарлин Харрис

— Привет, неотразимчик!

Уэстон смотрел на Ирену и чувствовал неодолимый, иррациональный импульс — гавкнуть на нее. Сумел с этим справиться.

— Помните, — сказал Скотт, — на нем броня. Когтем она не пробивается. Метьте в голову и шею, или просто давите массой.

Все встали у двери полукругом — кроме неподвижного Дэвида и спокойно сидящего Райана. Стали ждать. Уэстон услышал хлюпанье, будто кто-то что-то лижет. Посмотрел в ту сторону — Энди сидел, опустив нос себе между ног.

— Энди! — зарычал он. — Перестань!

— Ты шутишь? Вряд ли я смогу вообще когда-нибудь остановиться.

И тут в зал ворвались обезумевшие помощники Санты, вопя и размахивая оружием. Уэстон сперва отпрянул, потом вспомнил, кто он, и ударил лапой, попав помощнику по голове. Шея треснула, как палочка леденца.

Энди прервал умывание — если это можно так назвать, — чтобы рвануть клыками брюхо помощника между красной рубашкой и штанами. Оттуда выкатилось что-то вроде миски кровавого желе.

Филлис выстрелила два раза, потом подобрала косу и стала ею размахивать как бешеная, ругаясь при этом так, что дальнобойщик покраснел бы.

Скотт припер двух помощников к стене и раздавил своим огромным панцирем.

Даже Дэвид сумел принять участие, запутав одного помощника тонкими прозрачными щупальцами. Судя по крикам жертвы, на щупальцах были стрекала.

Уэстон смотрел на Ирену — она повисла на спине помощника, вцепившись в шею.

Вбежали еще двое Сант, и Уэстон бросился на них, сам поразившись своей быстроте. Расставив передние лапы, он поймал обоих под подбородок, мускулы его сжались, напряглись — и головы отлетели как у разборных кукол.

И тут вошел он.

Крис Крингл был вблизи даже больше, чем на телевизионном мониторе. Такой он был огромный, что перед дверью пришлось ему пригнуться. Когда он вошел и выпрямился, то оказался ростом футов восемь. Грудь как бочонок для виски, руки — как стволы деревьев. В длинной белой бороде запеклась кровь, темные маленькие глазки блестели злобной радостью.

Но хуже всего были кисти рук. Пальцы кончались страшными металлическими когтями длиной каждый с самурайский меч. Один из помощников — тот, которого укусила Ирена, — подошел к Кринглу, шатаясь, зажимая брызжущую кровью шею, и Крингл махнул рукой, развалив человека на три больших куска и прорезав кевлар как бумагу.

Это было так ужасно, так отвратительно-демонически, что Уэстон не мог не расхохотаться, вопреки самому себе.

Скотт подошел вразвалку к Кринглу и ткнул в его сторону узловатыми пальцами:

— Твоему царству зла придет сегодня конец, Крингл.

Крингл захохотал — глубоким, резонирующим, хриплым басом, похожим на гром. Потом взмахнула огромная нога, ударила Скотта в грудь, перебросила через весь зал, пробив дыру в задней стене. Скотт пролетел ее, как черепаховидный метеор.

— Твою мать! — сказал Энди и рванул ко всем чертям в дыру вслед за Скоттом.

Крингл шагнул вперед — и Уэстон почувствовал неодолимый импульс помочиться. Настолько неодолимый, что даже поднял ногу. Победить Санта-Клауса невозможно. Это монстр, он их порвет как промокашку.

Крингл подошел к Уэстону, смерил его взглядом с головы до ног и сказал:

— Роберт Уэстон Смит. Вервольф. Ты у меня в списке.

Потом посмотрел на Ирену, вставшую рядом с Уэстоном и держащую его за лапу.

— Ирена Рид. Гепард-оборотень. Ты тоже у меня в списке. Хочешь посидеть у Санты на коленях, девочка?

Ирена на него зашипела. Взгляд Крингла упал на Дэвида:

— А ты кто такой? Оборотень-луковица?

Дэвид выпустил мертвого помощника.

— Я Дэвид Кесслер. Оборотень-коралл.

— Дэвид Кесслер. Да, ты тоже в списке. А эта вот остервенелая дура — кто?

Филлис уперла руки в боки, выставила подбородок:

— Филлис-Лаванда-Мариша-Талина Алленби. Я тоже числюсь в твоем кретинском списке?

— Нет.

— Нет? Ты уверен, жирняга?

— Дважды проверил, — улыбнулся Крингл.

Глаза у Филлис потемнели от злобы.

— Ты утверждаешь, что я не такая, как они? Я — одна из них! Я в сердце своем одна из них, слышишь, ты, огромный мешок с…

— Хватит!

Райан встал и подошел к Кринглу.

— Ты еще кто, человечек?

— Мне надоело убегать, Кристофер. Слишком я давно бегаю.

Крингл наморщил лоб.

— Голос. Знакомый голос!

— Я кое-какую работу проделал, и человеческое лицо свое изменил. Но вот это ты точно узнаешь.

Тело Райана встряхнулось, и он перекинулся вервольфом. Огромным, на несколько футов выше Уэстона. Крингл отшатнулся, и лицо его залило страхом:

— Боб!

Уэстон, затаив дыхание, смотрел, как разворачивается перед ним битва длиной в тысячелетия.

Крингл зарычал, подняв страшные Сатанинские Когти.

Боб оскалил зубы и завыл — выворачивающий внутренности боевой клич отдался эхом в самой сути души Уэстона.

Но не успел ни один из них броситься в атаку, не успел даже шевельнуться, как голова Криса Крингла скатилась с плеч на пол к ногам Боба.

Филлис-Лаванда-Мариша-Талина Алленби с косой в руке опустила лезвие, насадила на него отрубленную голову Крингла, подняла и посмотрела ей в глаза:

— А теперь, твою мать, есть я в твоем списке?

Боб уставился на Филлис, отвесив волчью челюсть.

— Ты только что убила Криса Крингла!

— И запросто. Какого черта ты не сделал этого пять тысяч лет тому назад?

В зал, прихрамывая, вошел Скотт, прижимая круглую зеленую руку к старой морщинистой голове.

— Что тут случилось?

— Филлис убила Криса Крингла, — ответила Ирена.

— Ну, ты даешь! — Скотт хлопнул Филлис по поднятой ладони.

— Все вы храбро сражались. — Это Боб с высоты своего роста обращался к группе. — Кроме свиньи. За вашу храбрость отныне вы получаете полную власть над своими способностями териантропов. Можете превращаться в любой момент, сохраняя контроль над своей внутренней тварью.

— А как превращаться обратно? — спросила Ирена.

— Сосредоточиться.

Первым это сделал Скотт, вернувшись в человеческий облик.

Уэстон и Ирена сменили облик, продолжая держаться за руки.

Дэвид скривился, но ничего не произошло.

— Не получается, — сказал он. — Я все еще коралл.

— А я? — спросила Филлис. — Это же я убила эту веселую сволочь?

— Я могу тебя превратить в вервольфа, если таково твое желание.

— Они мне это уже раньше предлагали. Но не хочу я быть ни волком, ни гепардом, ни черепахой, ни этим дурацким кораллом — ох, прости, Дэвид.

— Да ничего. Я вот тут сосредоточиваюсь, сосредоточиваюсь, — и ничего.