Эпилог (СИ) - Блэки Хол

     - Без истерики, - сказал Мэл, обхватив мое лицо ладонями, и велел: - Смотри на меня. Успокойся. Дыши... Не подозревал, что ты перевернешь рассказ деда с ног на голову. Поэтому всю неделю ходила сама не своя, да? Запомни, Эва, ты - редкий цветок, который распускается раз в сотню лет. А за редкостями охотятся и убивают конкурентов... Насчет детей не переживай. Ты меня знаешь, я отступать не привык и всегда добиваюсь своего. 

     - Маме не повезло, ее дочь родилась слепой. И мне не повезет, - упорствовала я. 

     - Наш ребенок увидит волны. Железно. Даже не сомневайся. Хочешь, прямо сейчас займемся? Мальчиком, например. Эдиком или Серёгой. Или девочкой, такой же вредненькой, как и ты. И назовем её Акулиной. Или Аграфеной. 

     Фыркнув, я рассмеялась, и напряжение отпустило. 

     - Рановато. Сначала нужно съездить на побережье. Гош, давай отложим семейные вопросы на потом. 

     - Рубля откладывать не любит. Вспомнит о блуде, творящемся под носом, и объявит немилость твоему отцу или моему за плохое воспитание отпрысков. 

     - Когда вспомнит, тогда и поговорим, - поставила я точку в разговоре, и Мэл согласился с неохотой. 

     Таким образом, тема свадьбы-женитьбы на неопределенный срок отступила на дальний план. 

     А через неделю мы с Мэлом получили приглашение на интервью в телевизионную студию центрального канала. Оказывается, благодаря грамотной подаче фотоматериалов в прессу, наши имена поднялись на первую строчку рейтинга "Влюбленные года" и вот уже пару месяцев держались на плаву. А я упустила сей факт из внимания, переживая из-за дней рождения, наводнивших октябрь, и по поводу неутешительных открытий о моем родословном древе. 

     К величайшему изумлению, Мэл согласился на интервью при молчаливом одобрении моего отца и Мелёшина-старшего. Зато я устроила безобразную сцену. Чтобы меня показали крупным планом по телевизору, и зрители услышали невнятное заикающееся блеяние?! Ни за что. 

     Мэл привел бездну доводов. Во-первых, общение в виде интервью принято в средствах массовой информации, и в приглашении на телевидение нет особого умысла. Гораздо подозрительнее будет выглядеть наш отказ. Во-вторых, передача идет в дневное время, поэтому целевая аудитория - домохозяйки и глухие старички. В-третьих, это не прямой эфир, а запись, и я смогу отбраковать неудавшиеся кадры. В-четвертых, бекать не придется, потому что перед интервью нам пришлют вопросы, и цензоры подготовят ответы, а репетиторы научат правильной дикции. 

     - Зачем? - заламывала я руки. - Разве нельзя отказаться? Лично мне до фонаря какие-то там рейтинги. 

     - А мне - нет, - ответил Мэл. - Откажемся, и нас сочтут высокомерными зазнайками. Сегодня мы - лидеры парада, а завтра наши имена напишут на мусорных баках и будут поливать грязью на каждом углу. Не стоит недооценивать прессу и телевидение. Если нас подвергнут остракизму, даже мой отец не сумеет выправить ситуацию. Так что, Эвочка, ты обязана поддержать меня. 

     Умеет же человек давить на больную мозоль, то есть на чувство долга и ответственность. Промучившись полдня угрызениями совести, я дала согласие на интервью. Можно сказать, совершила подвиг. 

     Вива, узнав о предстоящей телевизионной экзекуции, задумалась. 

     - Нужно подобрать специальную косметику, чтобы не расплавиться под софитами. И приодеться соответствующе. Не боись, сварганим что-нибудь достойное. Насчет передачки не волнуйся. Ничего серьезного. Поулыбаешься десять минут перед камерами - и свободна. Сегодня ты и Мелёшин, завтра - победители других рейтингов. Нынче расплодилось несметное количество национальных голосований. Страна хочет знать героев, которым отдает свои симпатии. 

     Выслушав личную стилистку, я взглянула на катавасию с интервью под другим углом. Действительно, в перекидывании вопросами-ответами нет ничего страшного. И с дикцией справимся, и о милой улыбке не забудем. Пообщаемся с тётенькой-ведущей по заготовленным шаблонам, а если я начну заикаться или почешу нос, устроители передачи снимут новый дубль. 

     Телевизионный центр, куда привез меня Мэл, стал причиной минутного остолбенения. Архитектурно здание напоминало замысловатую пространственную головоломку, а высоченная приемная вышка, похожая на чулок, натянутый на каркас, сияла сетчатой ажурностью на фоне темного неба. 

     В студии на тридцатом этаже, куда поднял скоростной лифт, на меня напала робость. Камеры, провода, лампы, светящиеся табло: "Тихо, идет съемка"... Торопливость и лихорадочность перед выходом в эфир... Снующие ассистенты, помощники, гримеры... Зато Мэл чувствовал себя в своей тарелке, словно был завсегдатаем телевизионных шоу. Он пожимал руки операторам как лучшим друзьям. 

     Мелёшин-старший, подстраховываясь, отправил в качестве сопровождения две машины дэпов*, и шестеро мужчин в черных костюмах и темных очках рассредоточились по помещению, заняв удобные диспозиции. 

     В павильоне установили простейшие декорации: окно с панорамой вечернего города, заждавшегося зимы. Снаружи ветер гнал по черному небу клочья сизых облаков и бросал в лицо горсти песка вместо снега, а в студии было тепло, светло и оживленно. Нам предоставили диванчик, и Мэл уселся, закинув руку на спинку. Я оказалась у него под боком. 

     - Прекрасно выглядишь, - шепнул он на ухо и переплел наши пальцы, получив в ответ благодарный взгляд. Вива отнеслась к моему образу со всей ответственностью, сотворив маленькое романтичное чудо из платья с расклешенными рукавами и из "плетенки" прядей на голове. Надо ли говорить, что принятие успокаивающих капелек стало традицией в борьбе с накатившим беспокойством? 

     Мне следовало задуматься в тот момент, когда в кресло напротив опустилась ведущая Анрин Девин - блондинка, повстречавшаяся в переулке Первых аистов перед приемом "Лица года". Она элегантно забросила ногу на ногу, демонстрируя стройные ноги. А может, следовало задуматься, когда в динамиках раздался голос: "Внимание, до прямого эфира осталось десять секунд. Девять, восемь, семь..."? 

     Но я не задумалась. Меня волновало, правильно ли сижу, умно ли выгляжу и помню ли заученные ответы, хотя нас предупредили, что на случай забывчивости в студии имеется телесуфлер. 

     Интервью текло по отрепетированному сценарию. Анрин Девин - сообразительная дама - за грязными сенсациями не гналась. Знала, чьи детки сидят на диванчике, и представляла скорость, с коей закатится карьера, вздумай она озвучить скандальную подробность. 

     "Мы рады приветствовать в нашей студии... Верхняя строчка рейтинга... Чем запомнился уходящий год?" 

     "Встречей с Эвой... Кто испытывал сильные чувства, тот поймет меня... Это как удар по голове..." 

     Общий смех. Мэл целует мою ладошку. 

     "Ох, Егор, у меня зреет уверенность, что вы пропали бесповоротно... Эва, когда вы поняли, что Егор - ваша судьба?" 

     "Не сразу... Он покорил меня энергичностью и жаждой жизни... И прекрасными результатами по итогам сессии..." 

     Снова смех на съемочной площадке. Я кладу руку на колено Мэла. Всё продумано до мелочей. 

     И так далее, и тому подобное. Общение шло по накатанной колее, и присутствие толпы телевизионщиков перестало смущать. Я приободрилась. Осталось пять вопросов мне, пять - моему спутнику, и можно сказать адъёс лощеной Анрин Девин. Получился хороший спектакль с хорошими режиссерами и сценаристами. В нужное время загорится надпись: "Антракт", и кулисы сомкнутся.