Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Генерал почувствовал, как рубашка, уже в который раз за сегодняшний день, сделалась мокрой от пота, плотно облепив плечи и грудь. По телу пробежал неприятный, пробирающий до костей озноб.

— Я… — Гринько уже давно хотелось что-то сказать, но, видя сосредоточенность командира и боясь лишний раз навлечь на себя начальственный гнев, до поры сдерживался. А сейчас все же не удержался. — У меня такое чувство, что сам лес наблюдает за нами. Вы не подумайте чего такого… — парень затараторил, оправдываясь, не желая быть обвиненным в трусости, — но там, — он махнул рукой, — реально что-то не то. У меня голова раскалывается, и глаза режет.

Вольф промолчал, отметив про себя, что симптомы у парня такие же, как и у него самого. Однако первой прочувствовала на себе какое-то давление Стрела — изогнулась сильнее обычного и закричала, что есть сил, пытаясь содрать с лица противогаз. Никита вовремя успела схватить ее за руки, но почти сразу поняла, что в одиночку с разбушевавшейся подругой не справиться.

— Да помогите же мне! — крикнула она, наваливаясь всем своим телом на раненую.

А в Ксюху будто демон вселился. Она рвалась, металась, подвывая и моля, чтобы ее немедля пристрелили. Подскочившая Монашка ухватила девушку за ноги, а Никита попробовала перехватить руки Стрелы, но та вырвалась и попыталась встать. Тогда сержант, нехотя и как будто бы не спеша, отлепилась от своего мнимого собеседника и локтем заехала Стреле в область затылка. Ксюша моментально обмякла и безвольной куклой свалилась на пол.

— Ты чего?! — Монашка опешила.

— А чего она… — Сержант хотела что-то добавить, но не нашлась. Отмахнулась и сделала шаг по направлению к огнемету.

— Что за…. — выдавила она через мгновение и тут же упала на колени, ухватившись за голову и истошно голося.

Никита, собиравшаяся было выложить Инне все, что она думает по поводу сержантских методов обхождения с ранеными, сказать ничего не успела — не дали возможности жуткая головная боль и подступившая к горлу тошнота. А еще через мгновение уже вся оставшаяся часть команды истошно орала, катаясь по полу и колотя кулаками по доскам кузова.

Гринько сполз на пол и бился, бился головой о дверцу, наверняка пытаясь таким вот нехитрым способом утихомирить разрывающую его изнутри боль. А Вольф… Вольф понял, что еще миг, и он уже не то что не сможет вести автомобиль, а вообще забудет, как его зовут. Глаза буквально лезли из орбит, а черепную коробку раскалывало. Генерал крепче, до судороги в мышцах сжал руль и прибавил газу. «Урал» снова взревел и рывком подался вперед. Сучья с удвоенной силой застучали по кабине грузовика.

Первую выбоину машина проскочила более-менее удачно. Миновала поворот. Еще одна рытвина подбросила грузовик, словно игрушечный. Вольфу даже на какой-то момент показалось, что вот-вот они вообще, подобно самолету, взлетят в воздух. Пронесло, и «Урал» с громким чавканьем приземлился, подняв волну грязи. Огромная масса воды, перехлестывая через капот, залила лобовое стекло. Колеса завертелись вхолостую, пытаясь вырваться из плена, но болото не отпускало, всасывая, втягивая в свою трясину подвернувшуюся добычу.

— …! — констатировал Вольф, газанув еще пару раз. Грузовик только еще глубже ушел под воду, продолжая медленно, но верно оседать в, казалось бы, обычной яме. Зато у всех разом утихла боль, и вернулось желание выжить при любых раскладах.

— Приехали! — Генрих Станиславович открыл дверцу и, встав на ступеньку, крикнул, обращаясь ко всем в кузове: — Дальше пешком!

Гринько, ошалевший от пережитого, тоже приоткрыл дверцу и, осторожно высунувшись наружу, прислушался. Тишина. Вязкая, как болото под колесами автомобиля, она будто обрела плоть и теперь давила, наваливаясь всей своей массой, подминая под себя все, что оказывалось на ее пути.

— Слышите? — В голосе парня явно проступали панические нотки.

— Ни хрена не слышу, — отмахнулся, как от назойливой и порядком надоевшей мухи, Вольф.

— То-то и оно, — многозначительно изрек Славик. — Даже оборотни больше не воют.

Командир прислушался.

— Ну не воют и, слава богу. — Он полез в кабину, чтобы забрать автомат. «С кем приходится работать, — подумалось при этом. — Сплошная перепуганная зелень».

Инна по-деловому, без спешки сняла огнемет с подставки и приказала Монашке:

— Подашь.

— Но Ксюха… — Боец как раз помогала подняться Стреле, к которой во время встряски снова вернулось сознание.

— Ты ею будешь прикрывать свою задницу, когда твари на нас попрут?! — заорала сержант.

— Я подам, — встряла Никита и схватила «Шмель». Инна кивнула и скрылась за бортом.

Спустя минуту все были на земле. Кое-как обошли грузовик, перегородивший весь проход, и, не сговариваясь, дружно повернулись в его сторону. Жаль было бросать спасшую их машину, в которой, казалось, зашевелилась родная душа. Теперь им придется рассчитывать только на себя.

— Гринько, помоги тащить Стрелу, — приказал генерал, понимая, что для повышения боеспособности стремительно редеющей группы будет лучше освободить руки одной из девчонок.

— Оставьте меня. — Ксюша порывалась вырваться. Монашка, крепко державшая ее под руку, чувствовала — каждое движение доставляет подруге невероятные страдания. Но исполнять такую просьбу не спешила, лишь старалась идти ровнее, выверяя каждый шаг. Гринько, сопя и кряхтя, помогал, как мог.

Вольф специально не выключил фары, и тусклый свет еще какое-то время освещал им путь. Но грузовик уходил в болото все глубже, пока вязкая жижа не накрыла его перед целиком. Напоследок мотор громко зарычал, будто жалуясь на такой вот печальный конец, и затих. Мир погрузился во тьму.

— Отставить! — зашипела сержант на Гринько, опрометчиво врубившего свой фонарь. Тот поспешно клацнул выключателем.

— Тихо-то как. — Никита отметила это только сейчас, когда все вокруг перестали копошиться.

— Вот и я про это! — тут же оживился Гринько.

— А я-то думаю, чего не хватает? — Инна, несмотря на всю свою строгость, тоже не удержалась от замечания. — Серые больше не воют.

— Неспроста это. — Никитина передернула затвор. — А главное, кто-то понял, чего с нами было?

— Может, аномалия какая? — предположила Монашка.

— Разговорчики, — встрял Вольф, чувствуя, что подобные беседы ни к чему хорошему не приведут. Особенно когда у всех и так нервы на пределе. — Вы лучше по сторонам смотрите.

— Так ведь ни фига не видно, — пробубнил Гринько. — А если что, так мы обязательно это услышим. — Он вспомнил вой оборотней и зябко повел плечами.

Впереди замаячил просвет. Тьма слегка приоткрыла свое плотное покрывало и, словно смилостивившись, показала, что выход близко. Все приободрились и ускорили шаг.

А Ксюша опять застонала. Идти она уже не могла, и ее приходилось буквально волочить.

Инна первой раздвинула ветки и вышла из чащи. Резко остановилась, так, что не успевший среагировать Вольф со всего маху уткнулся ей в спину. Сержант чертыхнулась и, неуклюже размахивая руками, полетела вперед. Генерал попробовал ухватить ее за руку, но ладонь, затянутая в плотные защитные рукавицы, лишь проехалась по прорезиненной поверхности костюма. Когда же девушка окончательно завалилась вперед, он увидел то, что секунду назад предстало перед ее взором, а главное, то, куда она сейчас падала. И, не задумываясь ни на секунду, метнулся следом.

Вольф с самого начала свернул не туда, и вместо выхода из парка отряд очутился у того, что некогда было безобидным прудом с лебедями и шутками, отдыхающими на берегу горожанами и плескающейся под лучами ласкового солнца рыбой.

Генерал бултыхнулся в воду, сразу уйдя в зловонную жижу по пояс.

Снял с плеча автомат и прикладом вперед протянул вынырнувшей Инне.

— Руку, давай руку! — На берег меж тем вышли все остальные и, как завороженные, уставились на происходящее.

— Да отпусти ты эту железяку! — Тяжелый огнемет, который сержант и не думала выпускать из рук, уверенно тащил ее ко дну.

— Нет! — Инна отчаянно замотала головой. Все это выглядело более чем странно, потому как девушка увязла уже по грудь.

— Я приказываю! Твою мать! — Вольф пытался с помощью автомата подтащить ее к себе. — А вы чего застыли, как истуканы?! — заорал он на бойцов. Никитина моментально рванула к воде. Сержант наконец-то выпустила оружие, и дело сдвинулось с мертвой точки.

И тут абсолютно гладкая поверхность воды пошла пузырями. Поначалу маленькими, россыпью, затем все больше, скучившимися в одной точке, увеличиваясь до размеров надувного шара. Вот парочка лопнула, и лишь вялая рябь еще как-то обозначила это место. Но вместо того, чтобы оставаться там, рябь вдруг начала перемещаться, с все возрастающей скоростью приближаясь к Инне. Не доплыв каких-то пару метров, она остановилась, будто задумавшись, что ей делать дальше. И вдруг пропала — словно привиделась.