Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Северяне недовольно ворчали, однако Офети сознавал, что у них нет иного выбора, кроме как согласиться на предложение Жеана. Однако, прежде чем исповедник ушел, большой викинг тронул его за руку.
— Ты силен телом, ты храбрец, — сказал он, — но я хочу напомнить тебе твою клятву. Мы пришли с миром. Если они убьют нас, тогда они станут цезарем, а мы превратимся в легион фивейских святых. — Он с силой ткнул Жеана в грудь. — «Не убий», как говорит ваш бог.
Жеан кивнул.
— И вот еще что. Тот воин положил голову на плаху не ради чьего-то спасения. Если твои братья явятся, мы их благословим.
— Благословите?
— Они ведь хотят отправиться к своему богу? Мы ускорим встречу.
Жеан улыбнулся викингу.
— Мы всю свою жизнь готовимся умереть, — сказал он, — однако я попрошу для вас защиты, если вы обратитесь к Христу.
— Сначала попроси, потом поговорим.
Жеан не тронулся с места, только поглядел в глаза великану викингу.
— Ты просто чудо какое-то, — проговорил Офети.
— Что?
— Ты не отвечал мне, когда я пытался торговаться, поэтому я решил вознести хвалы, как ты и говорил. Твоя мать воспитала могучего воина. Разве это не похвала?
— Моя мать меня не воспитывала, — сказал монах, — и, насколько мне известно, никто не воспитывал.
Глава тридцать шестая
СПАСЕНИЕ
Всадники нагнали их на третий день, когда они направлялись к реке. Элис даже не подозревала, что кто-то идет следом за ними, однако, как только они выбрались из леса на открытый луг, за спиной послышался конский топот. Рана волкодлака выглядела еще хуже, уйти от погони они даже не надеялись. На реке не было лодок, бежать некуда.
Синдр сидел верхом с большим трудом, и в итоге Элис повела его коня за узду. Рана сочилась кровью, марая его одежду и пальцы, которыми он сжимал бок. Каждый вечер он уходил в лес и возвращался с куском коры, на котором рисовал один символ. Потом сидел, глядя на него, пока его не одолевал сон, и весь следующий день он сжимал кору в руке, пристально глядя на рисунок и бормоча в пространство:
Сильная руна мертвого бога,вырезал тебя князь среди асов.Один для асов,Двалин для гномов,Асвит для ётунов и для людей —я вырезал сам для себя.
По мере приближения к реке его кожа, как видела Элис, становилась все бледнее. Она понимала, что одной ногой он уже стоит в могиле. Когда у них за спиной раздались возгласы конников, Синдр даже не повернул головы. А когда все-таки повернул, его трясло и он стучал зубами. Он едва сидел на коне, какая уж там битва.
Всадников было двадцать человек, двое нацелили на них копья, однако Элис не испугалась. Внешний вид всадников сказал ей все, что она хотела знать. Они сидели верхом уверенно, сжимали копья легко и умело, направляя коней в нужную сторону едва заметными движениями.
— Норманны, вам не уйти, стойте, сволочи!
Всадник заговорил на латыни с парижским акцентом, произнося слова грубо и в нос, без гортанных раскатов, характерных для тех франков, среди которых она росла.
Она закричала в ответ на том же наречии:
— Я сестра графа Эда, Элис, меня преследуют норманны и чудовища. Сойдите с коней и склонитесь передо мной!
Всадник, бывший у них за старшего, опустил копье и подъехал ближе, остановился рядом. Он оглядел ее доспехи, шлем на задней луке седла, меч на поясе. Протянул руку и коснулся ее головы.
— Где твои волосы?
— Убери руки. Если бы здесь был мой брат, тебя бы высекли за подобную дерзость. На меня напали северяне, и мне пришлось переодеться.
— Ни одна благородная дама не отрезала бы себе волосы, — заявил всадник. — Кто ты, ведьма?
Элис была так рада видеть франков, что охотно простила всаднику его грубость.
— Я дама, которая настолько добра, что даже не станет рассказывать о твоей неучтивости сьеру де Ланфранку, если ты сейчас же замолчишь.
Элис намеренно упомянула имя главного конюшего брата. Будучи рыцарем, этот всадник, конечно, не подчинялся Ланфранку, однако старый кавалерист — дед которого получил придворную должность еще от самого Шарлеманя[13] — мог сильно усложнить жизнь тому, кто его рассердил. Все знали, что Ланфранк питает к Элис самые теплые чувства и запросто вызовет на дуэль всякого, кто ее обидит. А очень немногие могли сравниться с ним в искусстве владения мечом.
Всадник покосился на товарища, рослого воина, который уже подъезжал к ним.
— Полегче, Ренье. Сомневаюсь, что граф обрадуется, если его сестра расскажет о твоих манерах, — сказал тот. Акцент в его речи звучал отчетливее. «Наверное, он с востока», — решила Элис.
— Не понимаю, как она могла отрезать волосы, — не унимался первый всадник. — Это же позор, стыд и позор.
— Равный изнасилованию и смерти? — уточнил рослый всадник. — Ты рос в маленьком Париже, Ренье. Если бы ты жил в большом городе, смутить тебя было бы не так легко. Тебе бы пожить немного в Аахене. Шевалье де Мозель к вашим услугам, мадам. Вы и есть наше задание, нас отправили искать вас.
— Значит, осада снята?
— Нет, мы прорвались. Однако это означает, что мы сможем прорваться и обратно. Северяне сейчас не так сплочены, как раньше, они в основном заняты тем, что дерутся между собой.
— Но вас ведь послали не только за мной.
Элис ошеломила мысль, что этих людей могли отвлечь от обороны Парижа ради нее.
— Нет, не только. Мы доставляли послание императору. Я уверен, что он уже движется нам на помощь. Наша задача выполнена. Мы нашли вас, теперь осталось всего лишь прикончить этих псов, которые посмели захватить вас в плен, и вы вернетесь в Париж к брату.
— Мы не псы, — начал Леший, — мы...
— Пожалуй, — согласился Мозель, — вы даже не псы, вы падаль для псов.
Он выхватил меч, однако Элис вскинула руку.
— Эти люди спасли меня.
Мозель поглядел на Лешего и волкодлака.
— Но вот этот явно норманн, — сказал он, указывая на Синдра.
— Некоторые северяне служили нам в прошлом и до сих пор служат нашему императору. Этот человек не состоит в союзе с данами, осадившими Париж.
Мозель принужденно кивнул.
— Тогда вели им спешиться. Торговец и язычник недостойны скакать на таких прекрасных животных.
— Прекрасных животных? — изумился Леший. — Да это же обычный вьючный мул!
— Для тебя и мул слишком хорош, — заявил Мозель.
Элис указала на Синдра.
— Он убил короля викингов.
Элис понимала, что ни один воин франков никогда не смирится с тем, что Зигфрида убила женщина. Одна только мысль о том, что женщине удалось то, чего не сумели они, покажется им настоящим оскорблением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});