Сергеев Виктор. Луна за облаком - Неизвестно

Он стоял, ждал Чимиту и думал о том, что, не успев «рассчи­таться» с бетоном, взвалил себе на плечи новую тяжкую ношу.

Эта ноша — мост через протоку Саяпиха на остров Долгий, где стояли водозаборные сооружения. Проект предусматривал лишь понтонный мост. Проектировщики погнались за быстротой и деше­визной, не подумав о том, что весной и осенью при паводковых во­дах по понтону не попадешь на остров. Это, считай, что отрезать стройку комбината от водозаборных колодцев на два месяца в го­ду. А если там авария? Да и сейчас дел на острове невпроворот. На­до завести несколько тысяч кубометров бетона и камня.

Трубин, посоветовавшись с инженерами, вынес на обсуждение партийного комитета предложение о строительстве моста на опорах нз свайных кустов и пролетов из стальных балок. Предполагалось совмещение свайных кустов с опорами... Это еще не встречалось в практике мостостроения.

Мало того... Подача воды по проекту — один кубометр в секун­ДУ — должна осуществляться двумя донными водоводами. Дюнкерный способ... По дну Саяпихи предстояло рыть траншеи. Неимовер­ные трудности! Грунт можно нынче выбрать, а завтра траншею 3.1- Мыло бы. А подводная сварка? Как ее гидроизолировать? Из Ленин­града приглашать специалистов?

А не лучше ли водоводы вынести наверх и протянуть по опо­рам моста? Не нужно никакой подводной сварки, ни к чему рыть на дне Саяпихи траншеи. И не страшна любая авария с водоводами.

Многие опасаются, удачно ли пройдет забивка свайных кустов на протоке. Тут не площадка главного корпуса... Сваю надо спускать в прорубь, забивать в грунт через толщу воды. Машинист копра Константин Касьянович Рябогин и крановщица Агриппина Прокопь- овна который уж день после смены ходят на Саяпиху, смотрят, изу­чают, прикидывают: где сваи сгружать, как стоять крану, как лучше подавать сваю под оголовник... Они не подведут, все рассчитают, как надо. Трубин уверен в них. Этот народ предон стройке.

— Григорий Алексеич! Григорий!..

Наконец-то. Идет... И словно что-то где-то прорвало, рухнула запруда, сбило залом и воды заклокотали, зажурчали, запенились и вольно потекли... Где этот веселый и такой симпатичный Колька Вылков? Почему он не прибежал и не доложил, что у них там? О-о, опять самосвал с бетоном! Молодцы там, на растворном! Надо посмотреть, как наши вибрируют. «Чимита идет... Вернулась. Ну, з почему бы ей не вернуться? Чудак я. Вот чудак! Каких поискать».

— Ты что так долго?

Она подходила к нему, улыбаясь. И чем ближе она подходила, тем сильнее Григорий слышал журчание и клекот ручья, тем громче ревел мотор самосвала.

— Ты не представляешь, Гриша, я ругалась на узле с мастером и со всеми с ними.

Она, пожалуй, впервые назвала его Гришей. Если и не впер­вые, то все равно... Раньше не имело значения, как она его назы­вала. А теперь сердце полетело куда-тт вместе с затуманенной, за­кружившейся головой.

— Ругалась? С ними?

Григорию захотелось прижать ее к себе — веселую, улыбающую­ся, с короткими волосами, выбивающимися из-под мужской ондат­ровой шапки, всю пахнущую снегом, тающим льдом, с голосом, буд­то бы летящим от ручья, прорвавшего залом. Он мало понимал, что она ему отвечала.

— Ни одного кусочка смерзшегося песка! Ни одного.— тверди­ла Чимита, беря его за руку и раскачивая ее. Она, возможно, мало понимала, что делала.— Нельзя, чтобы они попадали в бетономешал­ку. Зимой перемешивать бетонную смесь положено пять минут, а не две минуты, как летом.

— Ну и что же?—улыбался Трубин.

— Как, что же? А вот пойдем на тот мостик... Пойдем, пойдем’

— У гаража который?

— Ну. Вот там натворили!..

Возле гаража был построен мостик. В его опоры в марте уло­жили холодный бетон. Мостик — это первая проба для поташа, пер­вый опыт Чимиты. И вдруг: «Вот там натворили!..»

— А что случилось?

— Пойдем, пойдем!—она упрямо тянула его за руку, как бы­вало в детстве кто-нибудь брал его за руку и еот так же тянул к себе: «Пойдем, мол, со мной. Меня мать в магазин послала, а одно­му невесело. Не пойдешь, и я потом с тобой не пойду».

Чимита хохотала негромко и все тянула его к себе, морща лоб.

— Какой сильный!

Он почувствовал, что в ней произойдет какая-то перемена, если он не уступит ей сейчас же, и шагнул навстречу. Боясь, что Чими­та упадет, свободной рукой Григорий взял ее за плечо Она чуть качнулась от него по инерции, он удержал ее, потом очень лег­ко, как бы незаметно для нее, надавил на плечо с тем. чтобы те­перь она качнулась к нему. Чимита послушалась этого едва уло­вимого его желания, и их лица сблизились настолько, что было уже трудно смотреть друг другу в глаза. И опять что-то властное сошло на ее лицо, обиженно дрогнули губы... Чимита не отталки­вала Григория, она молчала и смотрела за дорогу, на дальнюю ули­цу. и по ее взгляду и всему напружинившемуся телу, он понял од­но: «Ты понимаешь, я не отталкиваю тебя, это уже что-то значит. Но сейчас отпусти»... Трубин разжал пальцы и отступил от нее нз шаг. Чимита посмотрела на него исподлобья и усмехнулась.

На мосту она вновь оживилась. Или по забывчивости, или на­рочно взяла его за руку, и они вместе сбежали с насыпи на серег ручья и подошли к опорам.

— Ну, как?—показала она.— Видишь?

Вся темно-серая бетонная стена до уровня подъема паводко­вых вод была в раковинах. В одной из маленьких дырок Трубин за­метил песок. Сильно ударил по бетону кулаком — песок высыпал­ся. обнажив раковину с куриное яйцо.

— Откуда песок?

— Песок на стройку завезли в феврале. Случилась оттепель, песок увлажнился, а тут ударили морозы... Отдельные комья смерз­шегося песка попали в бетон.

— Ты у меня все знаешь,— пошутил он.

— Почему это — «у меня»?

Он не ответил.

— Что же ты молчишь?

— Знаешь, Чимита... Мне кажется, что сегодня между нами произошло что-то очень важное, очень серьезное для нас обоих. Те­бе это не показалось?—спросил он с надеждой » голосе.

Звонкая пустота опустилась на него. Но вот неподалеку в вет­вях закричали кедровки: «Чи-вик! Чи-зик!». Где-то урчал мотор самосвала. Пустота лопнула со звоном, и он с трудом разбирая ее слова:

— Мне это тоже показалось, Гриша.

Он взял ее теплые мягкие пальцы и перебирал их и епоих паль­цах. Было страшно продолжать начатый так неожиданно разговор потому, что они сознавали, как много он значил для них оооих

— Помнишь, Гриша, бабушку Анфису? В Хабаровска у про­фессора...

— Нелюдимая и колючая старушка?

— Ночью... когда мне было тяжело, она подошла ко миг Мы с ней были обе одинокими тогда. Это и сблизило нас. Я рассказ, л л ей о своем одиночестве, она — о своем.

— Когда это случилось?—с трудом выгоиорил он, отчетливо слыша стук своего сердца.

— В ночь перед твоим отъездом из Хабаровска.

Григорий вспомнил полуоткрытую дверь, дорожку света на полу коридора, позолоту книг в профессорском кабинете. И голоса: «Бу- бу-бу... Ту-ту-ту... У-у-у...»

— Анфиса Петровна рассказала о своей неудавшейся любви А я...

— Что ты?

— А я говорила о тебе, Григорий.

— Так, значит, ты?!.— крикнул он не своим, не узнанным им самим голосом. Его шатало, покачивались вверх-вниз сосновые ла­пы, лед клонился, готовый опрокинуться на берег.

Они шли, задумавшись, переговариваясь лишь изредка. Позади остались окраинные домики, и тотчас навстречу ог озера поднялись сосны. Погода стояла теплая, безветренная, кора сосен прогрелась, и по ней ползали проснувшиеся мухи. Сибирские долгохвостые сне­гири, похожие на маленьких попугайчиков, порхали с пением по кустам.

Чимита сорвала подснежник. Ножкой и венчиком цветка — в цыплячьем пуху — она холодила свои губы. По низу тайги топор­щилась первая зелень — брусника, а возле пней островки мха.

— Ты никогда не уедешь от меня?—спросил Трубин.

— Мы вместе будем строить комбинат.

— Озен Очирович сказал бы—не комбинат, а новую жизнь.

— Ты за что полюбил меня?

— За все то, что у тебя было и есть.

— А что же такое у меня было и есть?— За:лядывая ему в глаза, она тормошила его и не отставала, пока он не заговорил.

— Ты делилась со мной своей силой духа, принципиальностью, верностью долгу...

— У-y, как громко!— рассмеялась Чимита. — Замолчи. Мы в тайге, а не на собрании.

— Хочешь, я принесу тебе на ладони белый-белый снег и, пока он тает, мы помолчим и каждый вспомнит о том, что было у нас в жизни самое-самое лучшее?

— От тебя самое-самое? Для меня. Да?

— Ну да. И от тебя. Для меня. Самое-самое...

Они спустились на пологий берег озера. Хрустела, ломаясь под ногами ветошь, там и тут бросались в глаза нагромождения кам­ней. Воздух был чист и прозрачен, нигде ни облачка, ни туманных свей. К небу уходил, глухо бормоча, вечный тревожный зов озера.

— Смотри!—воскликнула Чимита.— Зеленый закат!

По всему горизонту колыхалось и плавилось что-то зеленое, то светлея, то темнея, и горы на том берегу покачивались, падали и сгорали в зеленом огне. И весь этот причудливый свет, что рас­текался по горизонту, казалось, выплескивался из озера, из его пучин и вместе с волнами закрывал уходящее на отдых солнце.