Земля надежды - Филиппа Грегори

Он не взял с собой мушкет, потому что в каноэ не мог зарядить его и держать фитиль горящим. Больше ему нечего было захватить с собой. Новая страна, которая, как он решил, сделает его богачом, сделала его беднее последнего нищего. Все, что у него было, — это одежда. Все, что он мог сделать, — это проковылять, шатаясь, как пьяный, вниз по склону, туда, где он вытащил каноэ на берег, чтобы прилив не достал его.

Он думал, что никогда не сможет стащить каноэ по маленькому пляжу и спустить его на воду. Он пару раз толкнул лодку, она продвинулась не дальше чем на дюйм…

Ему пришлось отдохнуть, а потом он снова принялся толкать каноэ. Этот процесс отнял у него большую часть силы и отваги. Когда каноэ наконец закачалось на воде, он едва смог собрать силы, чтобы забраться внутрь. Джону показалось, что под его весом лодка села на мель, но когда он взял весло единственной здоровой рукой, то слегка сдвинул вес и каноэ скользнуло на середину реки, на более глубокую воду.

Прилив шел на убыль, и течение двигалось к морю. Каноэ набирало скорость. Джон старался веслом направлять лодку ближе к берегу, но одной рукой ему не удавалось контролировать ее. Он опускал весло в воду, и каноэ сразу же начинало крутиться вокруг весла. Ему показалось, что буквально через секунду его захлестнет и каноэ потонет. Он сделал один-единственный отчаянный гребок, направив лодку вниз по течению, потом уцепился за борт, пока лодка вставала на дыбы, качалась в быстром течении и вся тряслась, готовая каждую минуту опрокинуться в бурном, вспененном потоке.

Джон смотрел на берег, проносившийся мимо. Он ничего не узнавал, хотя они с Бертрамом внимательно смотрели на берега, запоминая ориентиры, чтобы потом он смог отправиться в такое путешествие и чтобы Бертрам знал, когда будет приближаться к участку Джона. Ему показалось, он узнает высокую одинокую сосну с корнями, уходящими далеко в воду, и он снова опустил весло в воду, пытаясь повернуть каноэ к берегу.

Течение подхватило весло, Джон ринулся вперед, чтобы схватить его снова, но весло легко, как щепка, вылетело у него из рук. Каноэ все крутилось и крутилось в головокружительном потоке, и Джон не мог ни управлять его движением, ни контролировать его. Все, что оставалось, — это лечь на мокрое дно и затаиться там, поставив на себе крест.

Джон открыл глаза. Над ним была высокая закругленная крыша из связанных веток, покрытая широкими листьями. Он лежал на чем-то вроде кровати, сделанной из матов, набросанных на ветки. Он повернул голову, ожидая увидеть знакомое лицо Бертрама Хоберта или сдержанную улыбку Сары. Но в помещении никого не было.

И помещение, в котором он находился, не было домом нормального англичанина, это, по крайней мере, было абсолютно ясно. Квадратная хижина с куполообразным потолком, крыша и стены из листьев, на земляном полу разбросаны плетеные коврики и оленьи шкуры. В центре хижины горел небольшой костер с тлеющей красным светом сердцевиной. Он наполнял хижину теплом и легким едким дымом.

На стенах были развешаны шкуры животных, стояла наполовину готовая корзина и еще много других корзин, набитых всякой всячиной. Свет проникал внутрь только через отверстие в крыше прямо над огнем и отсвечивал на шкурах, занавешивавших дверь. Джон спустил ноги на пол и сделал пару осторожных шажков по направлению к двери.

В дверь сразу же сунулась голова ребенка с коричневой кожей. Он, взглянув на стоящего Джона, не двигаясь и не отрывая глаз от англичанина, открыл рот и пронзительно завопил. Джон замер на месте, услышал топот бегущих ног, и рядом с ребенком, положив руку ему на плечо, появилась женщина, а за ней — еще одна, держащая в руках поднятый лук со стрелой на натянутой тетиве.

Джон как стоял, так и рухнул обратно на кровать, широко разведя руки и попытавшись улыбнуться.

— Привет, — сказал он и кивнул, стараясь выглядеть мирным, внушающим доверие человеком. — Привет.

Обе женщины, ничего не говоря, кивнули в ответ. Вспомнив, как молчала несколько недель Сакаханна, Джон на сей раз не принял поспешного решения, что они его не понимают, хотя глаза у женщин оставались черными и ничего не выражающими.

— Спасибо за то, что принесли меня сюда. Каноэ оказалось для меня слишком непослушным. Я пытался добраться до дома моего друга — Бертрама Хоберта, но течение отнесло меня.

Они снова кивнули, ничего не говоря.

— Скажите, Джеймстаун где-нибудь поблизости? — спросил Джон.

Он беспокоился, что его отнесло слишком далеко от города вниз по течению, может даже совсем близко к морю.

— Джеймстаун? Близко? Джеймстаун?

Женщина со стрелой, изготовленной к выстрелу, коротко улыбнулась.

— Близко нет, — сказала она.

Странным образом ему послышалась в ее голосе уэльская напевность.

— Вы говорите по-английски! — воскликнул Джон.

Она не кивнула в ответ, не улыбнулась, и натяжение тетивы ничуть не уменьшилось.

— Я — мирный человек, — сказал Джон. — Я пытался заняться сельским хозяйством на своей земле у дома, на берегу реки. Я голодал и обжег руку. Я хотел найти друга и попросить о помощи. Я — мирный человек. Я ищу индейскую девушку, индейскую женщину. Сакаханну.

Ни одна из женщин не среагировала на имя.

— Я хочу сделать ее своей женой, — сказал Джон, решительно и безрассудно. — Если она согласится. Я вернулся в Виргинию…

Он замолчал. Ему в голову пришло, что они в своем невежестве могут и не знать, как называется их страна.

— Я вернулся сюда из своего дома, чтобы быть с ней.

— Сакаханна замужем за моим братом, — четко произнесла женщина со стрелой на тетиве. — Он был с ней, когда она принесла тебе дары еды. Мы не знали, что ты съешь сразу все — как свинья желуди. Мы не хотели, чтобы ты заболел.

Джон ощутил, как от смущения горит кожа на лице.

— Это было глупо, — сказал он. — Я был очень голоден.

Мысль о том, что эти люди обсуждали его жадность, а может быть, и видели, как его рвало и как его пронесло, заставила его желать лишь одного — закрыть глаза и оказаться где-нибудь в другом месте. Пусть даже снова в своем маленьком домике, глядя в глаза смерти. Но только не здесь, перед женщиной, глядящей на него со спокойным любопытством.

— Почему Сакаханна не показалась сама? — спросил он. — Теперь, когда она замужем, я готов быть ее другом.

Он снова посмотрел на стрелу.

— Я не делал ей зла, — торопливо добавил он. — Я хотел жениться на ней еще тогда, когда она была девушкой.

Лицо женщины не смягчилось. Внезапно Джон ужаснулся — его спасли для того, чтобы потом казнить какой-то кошмарной казнью! В Джеймстауне ходили рассказы о том, как пленникам разрезали животы и у них на глазах вытаскивали оттуда внутренности.