1647 год. Королева Наташка. - Павел Кучер

— Так ведьма я или не ведьма, в конце концов?! — запарили казуистику разводить. Скоро ужинать пора, — Последний вопрос? Валяйте… С кем я заключила торжественный союз, кому отдалась полностью, душой и телом, не посещая божьего храма, отринув всякую веру и всякий грех? Да вот же, у вас за спиною стоит. Ага, он самый. Люблю его, потому что… Фриц, немедленно прекрати ржать… Тут — серьезное мероприятие… Что я такого смешного сказала? Эй, вы чего все на колени повалились? Мальчики, сделайте с ними что что-нибудь.

— Aufstehen! — смотри-ка. Вскочили, как миленькие. Безобразие! Не хватало нам тут устраивать сцену из фильма с Земли-1 «Убить дракона». Там, помню, перед Ланселотом, под конец, горожане стелиться начали…

Хрен вам всем, дорогие аборигены! Мы здесь сила, а не власть. Не фиг разводить чинопочитание. Мне, на ваши ужимки, смотреть тошно. Фриц, не корчи рожи… Я всё понимаю — «А она королева и ей плевать…» Скажи им — пусть официально заканчивают, как полагается, по их закону.

— Последнее желание обвиняемой? — обязательно? Традиция такая? Ну, ладно. Сейчас комбинезон одену. Или нет…

Последний раз обвожу взглядом собрание и натыкаюсь, в ответных взорах, на чистый мистический ужас. Особо шокированы недавно пришедщие миряне. Иезуиты, видимо, успели к моему виду притерпеться. А что во мне такого? Гм… Ну, мужики — понятно. Видом полуоголенного тела они здесь не избалованы… Но женщины! Им то чего надо? Подумаем… Конец августа. Меня выдернули из летнего лагеря, где я за детишками присматривала. Купалась и загорала. Вы где-нибудь у нас в Прибайкалье видели летом не загорелую дочерна пионервожатую? Во! С точки зрения местных, привычных к бледности благородных девиц (не занятых в сельском хозяйстве), я, на их фоне, смотрюсь форменной смуглой чертовкой, только без хвоста. Значит, уходить (!) надо именно так. Демонстративно. Вещички за мною приберут… И ещё. Что бы не мучиться подозрениями и ради последнего эффектного жеста.

— Палач! Убрать с весов все гири кроме одной. Теперь, поставить на противовес точно такую же гирю из этого набора! — я так и думала, — Теперь, из этого! — равновесие весов послушно меняется в другую сторону…

Профос без малейшего смущения пожимает плечами, высоко поднимает в безмолвном удивлении брови. А чего? Дело житейское. Не мною заведено… Вас, экселенца, мы взвешивали честно. Претензии есть? Лучшие люди города молча переминаются с ноги на ногу. Отцы инквизиторы еле слышно покряхтывают… Судьи они, блин. Смотреть противно. Что-нибудь подписывать надо? Нет? Тьфу на вас! Долго стоять на полу холодно… Дощатая платформа уютнее.

— Фриц! — не сходя с весов поворачиваюсь на звук, — Пошли отсюда! — ох, снова взмываю в воздух. Подхватил на руки и несет, как трофей. Навстречу шепоту «Die unsere Druden», раздавшейся перед нами толпы. Ошибка, господа… Я не ваша, я своя собственная ведьма!

(приписка от руки на обороте большой цветной открытки, с видом центральной площади Кронаха и памятника «Вечным студентам», перед Старой Ратушей)

Эту скульптурную композицию прислали в подарок, из Рима, к двадцатилетию открытия Университета. Она полностью отвечает канонам классицизма и современного демоноведения. Оказывается, в ходе тщательного изучения и утверждения протокола трибунала (фото и звукозапись (!) процесса к ним прилагались), специальная комиссия кардиналов достоверно (!) выяснила, что им в руки попалась настоящая Drude (демоническая сущность), а не банальная Hexe (обычная женщина со способностями). То есть, господа инквизиторы решили, что вопрос «не в их компетенции», аккуратно оформили бумажки и умыли руки, бюрократически отфутболив проблему «на самый верх». Пусть с делом разбираются понтифик и светская власть. «Наше задача — соблюсти букву закона и проинформировать».

К полутора тоннам отличной бронзы прилагалась особая папская булла (копия решения трибунала), в которой, на основании трудов Альберта Великого и Александра Гальского, разъяснялось, что ламии (летающие существа женского рода) не являются ни демонами, ни людьми. Это кровожадные звери, лишь принимающие облик прекрасных девушек, в реальности, однако, не опасны ни мужчинам, ни женщинам, а церкви они безразличны… Выкрутились! Раздражает одна деталь.

Я прыгаю с весов Фрицу на руки не просто босая, а абсолютно «ню». Оказывается, как значится в городских хрониках, записанных со слов уважаемых в Кронахе людей, именно в таком виде они меня и видели. Причем, некоторые замечали, как сквозь кожу просвечивает адское пламя (помню, алая шелковая майка на свету переливалась)… Глас народа! Фотографии исторического момента ничего не доказывают. Во-первых, они глухо черно-белые. Во-вторых — неудачный ракурс, я на них почти полностью закрыта широкой спиной Фрица. Отлично видны мои обнаженные (!) по самые плечи руки и голые (!) выше коленок ноги. Остальное дорисовало скульптору раскрепощенное воображение. Особенно — грудь… Талант! Моя копия многим до сих пор безумно нравится… Мнение оригинала — по барабану. Считается хорошей приметой, перед трудным экзаменом, погладить статую рукой или тряпочкой в самом темном месте. Студентов в Кронахе много… Вечно юные парень, в комбинезоне военного образца, и голая девушка, сияют, днем и ночью (в свете прожекторов), будто отлиты из чистого золота. И ничего тут уже не поделать, издержки профессии… Как сама к скульптуре отношусь? «Я — королева и мне плевать!»

Лист двадцать седьмой. Резонансная бомба

(большой лист плотной серой бумаги, похожей на оберточную, со старым масляным пятном в углу)

Идет вторая неделя проекта. Постоянно хочется спать… Вахтенный метод (шесть часов работы, шесть часов сна, шесть часов личного времени) выжимает из организма все соки, хотя почти вдвое поднял среднюю производительность труда. Людей нет, времени, нет, ресурсов… Гм… Ресурсы есть. Всякие. На удивление… Но, или далеко, или дополнительно требуют людей, времени и ресурсов, которых нет. Заколдованный круг.

Кронах — в кольце осады. Точнее, город с тремя ближайшими деревушками, удачно расположенными на гребне водораздела. Остальные населенные пункты заняты (или оккупированы) неприятелем. Войска всё ещё продолжают прибывать. Судя по ним, до решительного штурма — пара дней. В нашу малочисленность враг не верит… Герцог Максимилиан собирается нанести один решительный удар, что бы «не вылавливать еретиков, по щелям и канавам, до самой зимы». Таковыми он объявил всех обитателей не подвластной ему территории. Подобная определенность сплачивает. Даже иезуиты, в последние дни, стали мне как-то роднее и ближе.

Князь-епископ Бамберга тоже родил очень хитрый документ, в котором обвинил Фрица — в узурпации власти, бежавших из города иезуитов — в сговоре с самим Сатаной, а Максимилиана — в потворстве негодяям. Эта поповская морда отчего-то мечтала, что войско герцога сразу же кинется в бой. А оно не кинулось. Хуже того — потихоньку разбегается. Дисциплина в довольно голодной и всем недовольной баварской армии весьма относительная. Все, от офицера до последнего солдата, опасаются, что их заставят брать осадой Розенберг… Как умеют, стараются себя от такой судьбы уберечь. Репутация у доселе неприступной крепости грозная, что сильно поддерживает наш и без того, сверх всякой меры, раздутый авторитет. В реале — толку от неё чуть. То есть, пользы от крепости никакой. Вообще… Хлорпикрин по прежнему создает невыносимую концентрацию в подвалах, а верхняя застройка и дворы с переходами обильно усыпаны недельной давности трупами. Надо там сначала проводить дезинфекцию, желательно, одновременно с дезактивацией. Когда? Кому? Зачем?

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

В ближайшее время кризис, так или иначе, разрешится и тогда станет полегче, или нас не станет совсем. Отвратительно состояние непрерывного ожидания и лихорадочной подготовки. План — А… План — В… Плана отступления или эвакуации, на котором (с нотками истеричности) нынче настаивает Штаб в Ангарске, у нас нет. «Не завезли…» Отступать просто некуда, а бегство — верная смерть. Даже запереться в крепости Розенберг мы не можем — слишком мало защитников, для обороны такого протяженного объекта вручную. Парадокс, хотите сказать? На стены, якобы, ставить некого, а оборонять целый город с тремя деревнями народу хватает? Ну, так лучшая защита — это, всегда, нападение. В данном месте (в данное время), постулат верен втройне. Смотрите сами:

1. Вокруг время наемных армий. Наемник служит за деньги и верен командиру лично. Средневековье…

2. Командир присягает монарху или его представителю. То есть — «вассал моего вассала не мой вассал!»

3. Никаких внутренних причин воевать, у наемника нет. Убей командира — всё войско сразу разбежится.

Эта «ахиллесова пята» всех без исключений наемных армий — наша главная надежда и основа тактики. У противника нет морального стимула, рваться в бой. Командиры исполняют приказы «вышестоящих» только до того момента, пока им лично не угрожает опасность. То есть — либо в мирное время, либо в ситуации боя «по правилам». Когда солдаты рискуют жизнями далеко впереди, а командир управляет их действиями, глядя в подзорную трубу и рассылая вестовых с поручениями. Ценность жизни «пушечного мяса» тут стремится к нулю, ценность жизни «белой кости и голубой крови» — весьма велика (хотя, с точки зрения монархов, тоже не беспредельна). Иерархическая пирамида стремится давить противника своим «подножием». Оно нам надо?