В водовороте - Алексей Писемский

- А что, Колю могу я видеть? - спросил князь, почти не глядя на Елену.

- Он у себя в детской, - отвечала она.

Князь прошел туда. Ребенок спал в это время. Князь открыл полог у его кроватки и несколько времени с таким грустным выражением и с такой любовью смотрел на него, что даже нянька-старуха заметила это.

- Да не прикажете ли, батюшка, я разбужу его и покажу вам? проговорила она.

- Нет, не надо! - отвечал князь, вздохнув, и потом, снова возвратясь к Елене, сел невдалеке от нее.

Та как бы старательнейшим образом продолжала работу свою.

- Я хотел бы вас спросить... - заговорил князь, по-прежнему не глядя на Елену, - о том презрении, которое вы так беспощадно высказали мне в прошлый раз: что, оно постоянно вам присуще?.. - И князь не продолжал далее.

Елена поняла всю серьезность и щекотливость этого вопроса.

- А если бы я питала такое презрение к тебе, то как ты думаешь, я оставалась бы с тобой хоть в каких-нибудь человеческих отношениях, а не только в тех, в каких я нахожусь теперь? - спросила она его в свою очередь.

- Не успела еще прервать их, - отвечал князь, грустно усмехнувшись. Ты сама говорила, что прежде иначе меня понимала.

- Долго что-то очень собираюсь прервать их... Ты не со вчерашнего дня страдаешь и мучишься о супруге твоей и почти пламенную любовь выражаешь к ней в моем присутствии. Кремень - так и тот, я думаю, может лопнуть при этом от ревности.

Князь опять грустно усмехнулся.

- Ревность не заставляет же нас высказывать презрение к тому человеку, которого мы ревнуем, - проговорил он.

- Но в минуты ревности я, может быть, тебя и презираю, - я не скрою того!.. Может быть, даже убить бы тебя желала, чего я в спокойном состоянии, как сам ты, конечно, уверен, не желаю...

Елена на этот раз хотела успокоить князя и разубедить его в том, что высказала ему в порыве досады, хотя в глубине души и сознавала почти справедливость всего того, что тогда говорила.

- А что, как ты думаешь, если бы я все твои выходки по случаю супруги встречала равнодушно, как это для тебя - лучше или хуже бы было? - спросила она.

- По крайней мере, покойней бы было, - возразил князь.

- А, покойней... Ну, того мужчину нельзя поздравить с большим уважением от женщины, если она какие-нибудь пошлости и малодушие его встречает равнодушно, - тут уж настоящее презрение, и не на словах только, а на самом деле; а когда сердятся, так это еще ничего, - значит, любят и ценят! проговорила Елена.

Князь, с своей стороны, тоже при этом невольно подумал, что если бы Елена в самом деле питала к нему такое презрение, то зачем же бы она стала насиловать себя и не бросила его совершенно. Не из-за куска же хлеба делает она это: зная Елену, князь никак не мог допустить того.

- Ну, не извольте дуться, извольте быть веселым! - проговорила она, вставая с своего места и садясь князю на колени. - Говорят вам, улыбнитесь! - продолжала она, целуя и теребя его за подбородок.

Князь, наконец, слегка улыбнулся.

- Будет уж, довольно оплакивать супругу!.. - не утерпела Елена и еще раз его кольнула. - Говорят, она едет за границу? - прибавила она.

- Едет.

- А когда?

- Дня через три.

- И Миклаков тоже едет?

- И он едет.

- Но чем же они жить будут за границей?

- У Миклакова свое есть, а княгине я отдал третью часть моего состояния, - отвечал князь.

- Ну вот, душка, merci за это, отлично ты это сделал! - проговорила Елена и опять начала целовать князя. - Знаешь что, - продолжала она потом каким-то даже заискивающим голосом, - мне бы ужасно хотелось проститься с княгиней.

- Это зачем? - спросил князь почти с удивлением.

- Так, мне хочется сказать ей на дорогу несколько моих добрых пожеланий!.. Но дело в том: если мне ехать к вам, то княгиня, конечно, меня не примет.

- Вероятно! - подтвердил князь.

- И потому нельзя ли мне просто ехать на железную дорогу, - продолжала Елена опять тем же заискивающим голосом, - и там проститься с княгиней?

Князь молчал, но по лицу его заметно было, что такое намерение Елены ему вовсе не нравилось.

- Ведь ты поедешь провожать ее? - присовокупила между тем Елена.

- Может быть! - отвечал протяжно князь.

- В таком случае мы поедем с тобой вместе.

- Но я думал было поехать ее провожать из дому, да и ловко ли нам вместе с тобой туда приехать? - возразил на это князь.

- Напротив, тебе одному ехать, по-моему, неловко! - воскликнула Елена.

- Почему неловко? - спросил князь.

- Потому что супруга твоя уезжает с обожателем своим, и ты чувствительнейшим образом приедешь провожать ее один; а когда ты приедешь со мной, так скажут только, что оба вы играете в ровную!

- И то дело! - согласился, усмехнувшись, князь.

* * *

В день отъезда княгини Григоровой к дебаркадеру Николаевской железной дороги подъехала карета, запряженная щегольской парою кровных вороных лошадей. Из кареты этой вышли очень полная дама и довольно худощавый мужчина. Это были Анна Юрьевна и барон. Анна Юрьевна за последнее время не только что еще более пополнела, но как-то даже расплылась.

- Мы хоть здесь с ней простимся! - говорила она, с усилием поднимаясь на лестницу и слегка при этом поддерживаемая бароном под руку. - Я вчера к ней заезжала, сказали: "дома нет", а я непременно хочу с ней проститься!

Затем Анна Юрьевна прошла в залу 1-го класса. Барон последовал за ней.

Там уж набралось довольно много отъезжающих, но княгини еще не было.

- Подождемте здесь ее, она непременно сегодня выезжает!.. - говорила Анна Юрьевна, тяжело опускаясь на диван.

Лицо барона приняло скучающее выражение и напомнило несколько то выражение, которое он имел в начале нашего рассказа, придя с князем в книжную лавку; он и теперь также стал рассматривать висевшую на стене карту. Наконец, Анна Юрьевна сделала восклицание.

- Ну вот, слава богу, приехала! - говорила она, поднимаясь с своего места и идя навстречу княгине, входившей в сопровождении г-жи Петицкой.

Обе они были одеты в одинаковые и совершенно новые дорожные платья.

- Я хоть здесь хотела перехватить вас, - говорила Анна Юрьевна, пожимая руку княгини.

Г-жа Петицкая скромно, но в то же время с глубоким уважением поклонилась Анне Юрьевне.

- А вы тоже приехали проводить княгиню? - спросила та.

- О, нет, я с ними еду компаньонкой за границу! - отвечала г-жа Петицкая, не поднимая глаз.

- Компаньонкой? - переспросила Анна Юрьевна. - А мне этот дуралей Оглоблин что-то такое приезжал и болтал, что Миклаков тоже едет за границу... - присовокупила она.

При этом княгиня и Петицкая покраснели: одна от одного имени, другая от другого.

- Да, он тоже едет! - отвечала княгиня, не смотря на Анну Юрьевну, или, лучше сказать, ни на кого не смотря.

Барон, молча поклонившись княгине и Петицкой, устремил на первую из них грустный взгляд: он уже слышал о странном выборе ею предмета любви и в душе крайне удивлялся тому.

Наконец, в зале показался Миклаков. Он к обществу княгини не подошел даже близко, а только поклонился всем издали.

Барон продолжал грустно смотреть на княгиню.

- А что же муж твой не приедет проводить тебя? - спросила Анна Юрьевна княгиню.

- Нет, он приедет! - отвечала та, продолжая по-прежнему ни на кого не смотреть, и в то же время лицо ее горело ярким румянцем.

Незадолго до звонка появился князь с Еленой, при виде которой княгиня окончательно смутилась: она никак не ожидала когда-нибудь встретиться с этой женщиной.

Елена сначала поклонилась всем дамам общим поклоном.

- Хороша, хороша!.. - сказала ей укоризненным голосом Анна Юрьевна. Меня из-за вас из службы выгнали, а вы и глаз ко мне не покажете!

- Но я все это время была больна! - отвечала Елена.

- Ах, господи! Вашей болезнью не годы же бывают больны! - воскликнула Анна Юрьевна. - А лучше просто признайтесь, что вам не до меня было.

- Если не до вас, так и ни до кого в мире! - подхватила Елена.

- Это еще может быть! - согласилась Анна Юрьевна.

Елена после того обратилась к княгине, и, воспользовавшись тем, что та стояла несколько вдали от прочих, она скороговоркой проговорила:

- Князь сказал мне, что на дому вы меня не примете, а потому я хотела по крайней мере здесь, на пути вашем, пожелать вам всего хорошего... Меня вы, конечно, ненавидите и презираете, но я не так виновата, как, может быть, кажусь вам! Дело все в разнице наших убеждений: то, что, вероятно, вам представляется безнравственным, по-моему, только право всякой женщины, а то, что, по-вашему, священный долг, я считаю одним бесполезным принуждением и насилованием себя! Вам собственно я никогда не желала сделать ни малейшего зла, и теперь мое самое пламенное желание, чтобы вы были вполне и навсегда счастливы во всю вашу будущую жизнь.

- Я на вас нисколько и не сержусь! - отвечала тоже торопливо княгиня и вместе с тем поспешила отойти от Елены и стать около Анны Юрьевны.

Елена при этом невольно улыбнулась про себя: она видела, что княгиня не поняла ни слов ее, ни ее желанья сказать их. Затем Елена начала наблюдать за князем, интересуясь посмотреть, как он будет держать себя в последние минуты перед расставанием с женой. Она непременно ожидала, что князь подойдет к княгине, скажет с ней два - три ласковых слова; но он, поздоровавшись очень коротко с бароном, а на Миклакова даже не взглянув, принялся ходить взад и вперед по зале и взглядывал только при этом по временам на часы.