Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С точки зрения своих соседей он выглядел человеком, которого сломило свалившееся на него несчастье: он был неудачником, он был совершенно опустошен изнутри. Но в последней части утверждения они ошибались — он действительно был опустошен, однако внутри у него все же кое-что осталось. Его память была так же тверда, как память библейских «Сынов Израилевых», и хотя сердце его находилось в могиле, сам он оставался в здравом уме, как и в то самое утро, когда его жена и сын отправились на свою последнюю прогулку. На первом судебном разбирательстве он потерял контроль над собой и схватил Изверга за галстук — но его вовремя успели оттащить, хотя он и затянул галстук так, что злодей почти задохнулся.
На втором судебном разбирательстве Криншоу лишь раз разразился слезами. По окончании суда он подошел к судейской коллегии и подал судьям законопроект о введении в штате смертной казни; он написал его самостоятельно, и этот законопроект предусматривал «обратное действие» по отношению к ранее осужденным на пожизненное заключение преступникам. Законопроект не был принят в сенате; едва узнав об этом, Криншоу с помощью какой-то уловки проник в тюрьму и был захвачен как раз вовремя — при попытке пристрелить Изверга прямо в камере.
Под страхом ареста Криншоу дал подписку о том, что в будущем не предпримет никаких действий подобного рода, и через несколько месяцев притворился, что мысли о мести постепенно исчезли из его разума. Это ему удалось; и тогда он предстал перед директором тюрьмы в иной роли (это случилось, когда после преступления минул целый год), и чиновник с сочувствием отнесся к заявлению Криншоу, сказавшему, что сердце его смягчилось и он почувствовал, что выйти из долины теней он сможет лишь простив злодея — и он хочет помочь Извергу и указать преступнику Путь Истинный с помощью хороших книг и неустанных обращений к похороненной под спудом злодейства лучшей части души преступника. Таким образом, после тщательного обыска, Криншоу было позволено раз в две недели проводить по полчаса в коридоре у камеры Изверга.
Но если бы директор догадывался об истинных причинах такого относительно быстрого обращения Криншоу, то вряд ли он разрешил бы эти визиты: потому что, далекий от всякой мысли о прощении, Криншоу решил отомстить Извергу нравственными муками взамен физических истязаний, которые отнял у него закон.
Оказавшись лицом к лицу с Извергом, Криншоу почувствовал, как зазвенело у него в голове. Из-за засовов на него неуверенно смотрел упитанный человечек, на котором даже халат заключенного неуловимо напоминал костюм бухгалтера; человечек в очках с толстой роговой оправой, опрятный, как страховой агент. Почувствовав внезапную слабость, Криншоу присел на принесенный ему стул.
— Воздух вокруг тебя смердит! — неожиданно закричал он. — Весь коридор, вся тюрьма — все смердит!
— Думаю, что вы правы, — признал Изверг. — Я тоже это заметил.
— У тебя было достаточно времени, чтобы это заметить, — пробормотал Криншоу. — Всю свою оставшуюся жизнь ты будешь мерить шагами эту вонючую маленькую камеру, и все вокруг будет становиться чернее и чернее. И даже после этого тебя будет ждать ад. Навеки ты будешь заперт в маленькой камере, но в аду она будет так мала, что ты не сможешь там встать во весь рост или лечь, чтобы выспаться.
— Так и будет? — озабоченно спросил Изверг.
— Да! — сказал Криншоу. — Ты останешься один на один со своими гнусными мыслями в этой маленькой камере — навеки! Ты будешь чесаться, ты будешь истекать гноем, и ты никогда не сможешь заснуть; ты будешь умирать от жажды, но никто не подаст тебе и капли воды.
— Так и будет? — повторил Изверг, еще более озабоченный. — Я помню, как однажды…
— Все время ты будешь дрожать от ужаса, — перебил его Криншоу. — Ты будешь сходить с ума, но никогда не станешь сумасшедшим! И все время ты будешь думать о том, что это будет продолжаться вечно.
— Какой ужас! — сказал Изверг, печально покачав головой. — Это настоящий кошмар.
— А сейчас я расскажу тебе кое-что еще, — продолжил Криншоу. — Я принес несколько книг, чтобы тебе не было скучно. Я устроил так, что ты не будешь получать никаких книг, журналов или газет — кроме тех, что буду приносить тебе я!
Для начала Криншоу принес полдюжины книг, которые его прихотливое любопытство собирало долгие годы. Одна из них, написанная каким-то немецким доктором, называлась «Тысяча историй болезней на почве сексуальных извращений» — все случаи были неизлечимы, без всяких надежд, без всяких прогнозов, просто бесстрастно изложенные истории болезней; другая была сборником проповедей Джонатана Эдвардса, пуританского проповедника, описывавшего пытки проклятых душ в аду. Принес он и сборник рассказов о привидениях, и том эротических рассказов, причем из каждого рассказа были вырваны последние страницы с развязками; и том детективных рассказов, изуродованных таким же образом. Том «Ежегодника Ньюгейтской тюрьмы» с описаниями историй заключенных служил достойным завершением этой коллекции. Всю кипу Криншоу просунул через решетку — Изверг взял книги и положил их на железную тюремную койку.
Так прошел первый из визитов, которые Криншоу стал наносить регулярно, каждые две недели. Он всегда приносил с собой что-нибудь мрачное и грозное на словах и что-нибудь гнусное и ужасное на бумаге — исключая продолжительный период, когда у Изверга не появилось ни одной новой книги, зато потом он получил сразу четыре огромных тома с вдохновляющими названиями, в которых под обложками не было ничего, кроме чистой бумаги. В другой раз Криншоу притворился, что уступил просьбам Изверга принести ему хоть одну газету — и принес ему десяток «желтых» журналов, повествовавших о преступлениях и арестах. Иногда он добывал медицинские атласы, которые в цвете показывали опустошения, производимые на человеческой плоти проказой; поражения от кожных болезней; злокачественные опухоли, пораженные червями ткани и коричневую гнилую кровь.
И не было таких клоак в мире печати, из которых
