Конан и осквернители праха - Леонард Карпентер

– Я предвижу только великолепную победу. И вы, мои дорогие, поможете мне ее одержать. Вот поэтому-то я вас сюда и заманил.

Он с доверительным видом прошел на середину комнаты и, не обращая ни малейшего внимания на сверкающие драгоценности, остановился у пустой боковой стены.

– В самом деле, северянин, не мог же я просто так отпустить тебя и твоих дружков-гробокопателей! А можно ли для таких, как вы, придумать лучшую приманку, чем клад царских сокровищ... и царевна в беде?

Нефрен остался стоять на месте. Тощий, рослый, он как раз перегораживал выход.

– Наше время – время величайших возможностей, – продолжал Хораспес. Он говорил деловым тоном, словно в самом деле пытался что-то втолковать киммерийцу. – Я имею в виду, что возможности предоставляются тем, кто достаточно предприимчив и дальновиден, чтобы ими воспользоваться... Здешняя часть мира – плодородная долина Стикса – невероятно богата. Особенно же богат Абеддрах – в основном благодаря тысячелетней традиции погребений... Ты ведь и сам заметил это, не так ли? И решил использовать на свой лад – чтобы ограбить эту усыпальницу. Тебе не откажешь в сообразительности, киммериец! – Хораспес кивнул Конану с насмешливым одобрением. – Однако на большее воображения у тебя не хватило. Настоящей выгоды ты, конечно, не разглядел. Да и где тебе!

В такой древней стране, как Стигия, – а я сам веду оттуда свое происхождение, – мертвых гораздо больше, чем живых. – Теперь он смотрел на Конана и Эфрит без улыбки, ни дать ни взять что-то прикидывая. – Это относится и к здешним местам, к Абеддраху. И еще к другим, где успела укорениться стигийская вера. Кое-где, конечно, это не имеет значения, ибо мертвые сгнили и исчезли в земле. Их плоть досталась шакалам, а прах костей развеяли ветры... Но здесь, на юге, как вы сами видели, умерших тщательно бальзамируют и сохраняют. Сохраняют вместе с имуществом и скотом, и все это ради грядущей славы народа! – Лицо Хораспеса вновь лучилось улыбкой. – Просто потрясающе, как они умудряются сохранять трупы на здешней жаре! Вообразите: я видал, как выкапывали мумии, насчитывавшие несколько столетий. И что? Их плоть нисколько не ссохлась, мышцы остались упругими, кожа – гладкой! Добавлю, что древние реликвии можно как бы подновить и уподобить только что умершим, – достаточно использовать некоторые масла и бальзамы. И в таком состоянии они опять же могут сохраняться много столетий!

Главнейший их враг – это, конечно, солнце, которое иссушает мертвую плоть и вызывает гниение. Солнце!.. Вот источник всяческого тлена. Ты замечал, вероятно, что я по возможности избегаю его лучей и стараюсь не выходить наружу в течение дня. Вот почему моя кожа так восхитительно бледна. – И Хораспес вытянул перед собой пухлые розовые руки. – Но, по счастью, день – понятие временное. День так же преходящ, как и ночь. И, вне всякого сомнения, прежде самого первого рассвета была Великая Ночь! – Опытный оратор покачал головой, как бы собираясь задать себе и слушателям загадку, которую сам же был готов разрешить. – Я спрашиваю себя: с какой, собственно, стати Человек предпочел День Ночи? Не вижу никаких причин, по которым обычные занятия смертных не могли бы совершаться по ночам. Зато день, право, следовало бы пережидать за закрытыми ставнями!

Так вот, теперь вы можете постичь основной смысл моих планов. Я хочу, чтобы восторжествовала Ночь и восстановила свое первенство над Днем. Если же вы еще не поняли, какие средства я собираюсь пустить в ход, что ж... – Хораспес приблизился к пустой стене комнаты и трижды стукнул в нее основанием ладони. – День олицетворяет Жизнь, не так ли? А Ночь олицетворяет Смерть! – И он отступил от покрытой фресками стены в глубину комнаты, как бы для того, чтобы слушателям было удобнее смотреть. – Из чего со всей очевидностью следует, что Империя Ночи не может быть построена руками живых!

...Конан слушал пророка, испытывая неясное ощущение ужаса. Он пытался предугадать, куда же клонит Хораспес, но не очень-то получалась. Понятно было только общее направление его мыслей, и это направление пугало. Эфрит, колотившаяся в ознобе, несмотря на Конанов плащ, ухватилась за плечо киммерийца, точно пытаясь позаимствовать часть его силы.

Сам же он пристально смотрел на стену, по которой Хораспес ударил рукой. Там что-то начало шевелиться! Сперва Конан решил, что пророк незаметно накарябал еще один магический символ, который сейчас превратится в движущиеся картинки: посреди фрески появилось и задвигалось черное пятнышко. Но потом слой за слоем начала отваливаться штукатурка, открылась темная дыра, и от нее во все стороны, быстро расширяясь, ринулись трещины. Наконец вся центральная часть стены затрещала и рухнула на пол, открыв черный провал. Это определенно была не иллюзия, как те, что Хораспес показывал на пиру у Ибнизаба. Но тем не менее в темноте, сквозь тучу оседающей пыли, видны были какие-то жуткие призрачные тени!

Эфрит в ужасе вцепилась в руку киммерийца. Оба напрягали зрение, силясь рассмотреть, что же такое таилось по ту сторону, за невысокой кучкой мусора, оставшейся на полу. Потом Конан почувствовал, как от страха и отвращения подвело живот: он явственно различил десятки силуэтов у самого края отверстия, и силуэты эти были чудовищны.

И все они смотрели прямо на него!

...Конан заглядывал в блестящие глаза крупной гиены, чья полусгнившая голова невозможным образом покоилась на широких плечах человеческого мужчины. За спиной монстра посвечивали две горящие искры, вправленные в глазницы почти оголенного черепа, увенчанного самоцветной короной. Еще дальше стояло нечто в пыльном жреческом одеянии, и из-под складок древнего капюшона смотрела покрытая облезлыми остатками перьев голова священного ибиса. Эта голова проворно поворачивалась туда и сюда, разглядывая Конана то одним глазом, то другим.

И так далее, и тому подобное, – насколько мог проникнуть глаз в темную глубину тоннеля, из которого они появились! Одни создания пригибались к полу, другие, наоборот, взбирались на кучи мусора, чтобы лучше видеть. Одни были облачены в золоченые латы, другие – в лохмотья истлевших повязок. Все были в разной степени человекообразны, иные – настолько чудовищны, что разум просто не позволял взгляду задерживаться на них надолго. Конан сообразил, что по крайней мере часть из них явилась из разоренных могил, накопившихся со времен седой древности Абеддраха. Воспрянув к жизни по зову своего пророка, они готовы были хлынуть наружу, в живой мир.

– Перед тобой мой народ будущего, мои Дети Ночи! – торжественно объявил Хораспес.

Эфрит задыхалась от ужаса, уткнувшись лицом Конану в спину, и пророк обратился к ней: