Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детей Анна уложила спать соседей, потому что сватам приходило в голову запевать застольные, детвора боялась шума, начинала плакать, не понимая, почему мама молчит и не встает.
Вернувшись после похорон домой, Анна долго не могла успокоиться, перебирая в памяти события тех дней. Детей сваты оставили у себя, сказали, что оформят пенсию по потере кормильца, оформив прежде опеку. Что-то там у них не срослось, периодически отправляли внука в Голубиновку. Мальчик, пожив некоторое время, плакал, просился назад.
Степан стал оплачивать алименты, собирая квитанции о переводе денег родителям Раи. Вскоре, будучи пьяным, повесился и тесть, теща осталась с малышами одна, естественно, денег не хватало. Степана третировали, не отдавая детвору, но и не соглашаясь на лишение его отцовства. Так жил он долгое время, не женившись больше, часто навещая ребятишек в городе. Потом он начал пить.
Но, живя в родительском доме, подставлял мать под удар, когда отец начинал ругаться на его поведение, а она защищала сына. И этими действиями только еще больше провоцировала его пьянство, чувство безнаказанности, но и безнадежности. Депрессия наступила надолго.
Уже после смерти Федора у Степана случилась прободная язва желудка, успели отвезти в район. Это было время, когда в клиниках не было лекарств, бинтов, а о наркозе никто и не вспоминал. Чтобы спасти Степу нужна была срочная операция. Вместо наркоза ему дали стакан водки, разбавленной спиртом (чтобы опьянеть, ему большего и не надо), и сделали операцию, оставив трубочку на всякий случай. Когда позже ее вытащили, открылся свищ, который как будто что-то просил, периодически открываясь и закрываясь.
Лена привозила ему лекарства, облепиховое масло, мазь, которую можно вливать в этот свищ для зарастания. Но все было бесполезно, и, чтобы заглушить боль, он начал потихоньку выпивать, не обращая внимания на упреки. «Вы же не знаете, как оно у меня болит»,– так отвечал он при очередном скандале. Конечно, у всех своя боль.
А сын Степана Валера уже вырос и работал на какой-то пилораме, попал под пилу, где ему отрезало руку по локоть. Оформив пенсию по инвалидности, он перевел ее на своего ребенка, который был у него (он женился, прожив всего год с женой, а ее родители предложили уйти из семьи: не нужен однорукий). Валера, не выдержав всего этого, покончил с собой.
***
Анастасия же после похорон Федора быстро продала свою усадьбу и переехала в Кок-Су за 60 км от Голубиновки, купив там три рядом стоящих домика у немцев, которые массово в то время уезжали в Германию, и поселилась там со своими детьми – Алиной и Дмитрием.
Все было понятно с деньгами: никто же не работал из них, так как работы просто не было, занимались своим хозяйством, как могли, Настя получала пенсию, на те средства и жили.
А Степан старался все перебрать во дворе – может, правду сказал отец, вдруг найдутся спрятанные им деньги: все деревянные перекрытия заменил жестью, дерево пустил на дрова, но ничего не нашел. Да их там и не было: действительно были «спрятаны» в другом селе в виде недвижимости. Одного было жаль Анне – не могла больше помочь Светлане.
Умерла тихо Тася, не зная, что раньше умер ее сын Толик. Ей не сказали, чтобы она не волновалась, так как уже сдавало сердце.
Уходили хоть сколько-нибудь близкие Анне люди.
***
Лена же приезжала каждый год летом. Не смогла приехать только, когда младшая дочь поступала в университет: надо было помочь подготовиться, поддержать. А приехав в очередной отпуск со своей внучкой Миланой, на такси из города привезла хлеба, овощей, консервов, мяса, растительного масла. Степан, превозмогая боль, косил выделенный участок, а они помогали свозить сено для коровы – просохшую за день траву – на молодой ишачке, купленную за небольшие деньги по случаю, сгружали в начале огорода, подсушивали, пока была жаркая погода, потом все вместе складывали в скирду. Внучка запомнила то лето навсегда: так понравилась ей молодое животное, которое, кивая головой, послушно шло через все поле и поселок к дому.
И каждое лето Лена старалась навещать их, помогая на огороде, готовила еду, заставляя есть. Те встречи и расставания ранили сердце, особенно когда Анна провожала ее, оставаясь на дороге до тех пор, пока автобус скрывался за поворотом. Дочь смотрела в окно, как мама крестила вслед, стоя порой на ветру, вытирая глаза уголком головного платка, и сама плакала от отчаяния, что ничего не могла изменить.
В один из своих приездов услышала рассказ Степана о том, что он, узнав о выплате компенсаций малолетним узникам концлагерей, написал письмо в бундестаг, надеясь, что оттуда письмо попадет в нужные руки. В письме изложил историю о матери, надеясь получить какую-никакую выплату. Деньги и в самом деле пришли. Анна разделила все на семерых, не оставляя себе ни копейки.
Но Лена, узнав об этом, возмутилась, отказалась от доли, сказав, чтобы оставили себе, удивившись, что все остальные смогли взять «материнский капитал». Не хватало в поселке продуктов – магазин был почти пуст, могли бы иногда ездить в Сары-Озек: там снабжение лучше – все-таки район, питались бы сами, и Степану необходима была диета при его состоянии. Но никто из других детей даже не подумал об этом. Обрадовались копейкам… У Лены не хватало слов от возмущения… Анна передала Светлане и ее долю, чтобы хоть как-то помочь той вырастить сына.
Лена с горечью и тоской наблюдала, как старела мама – руки ее были натружены, в мозолях, в рубцах, с потрескавшейся кожей. Не верилось, что когда-то это были маленькие красивые ручки, делавшие тонкую работу. Мама потеряла все зубы, жевала только деснами, но не соглашалась на протезирование, как ни уговаривала ее старшая дочь во время очередного приезда. Красивые косы матери стали совсем седыми, поредели, и дочь предложила сделать короткую стрижку, чтобы легче ухаживать за волосами. Когда-то большие глаза стали меньше, вероятно, от слез. Только кожа на ее лице оставалась ровной, почти без морщин, а ведь она не пользовалась никакими кремами. Дочь думала, что если бы жизнь матери была легкой и счастливой, то ее красота сохранилась бы дольше.
Анна не очень щедро баловала себя: в ее гардеробе совсем мало вещей – две юбки, две блузки, одно простенькое платье, пара ситцевых халатов, джемперок, плюшевая курточка, несколько головных платков, зимние сапожки и летние туфли
