Гиперион - Дэн Симмонс

Когда ей исполнилось десять, мальчуган по имени Стабби Беркович подбил ее взобраться на верхушку самого старого из кроуфордских вязов. Она была уже на высоте сорока метров, и до верхушки оставалось меньше пяти, когда под ней сломалась ветка, и Рахиль полетела вниз. Сола вызвали по комлогу, когда он обсуждал со студентами моральные предпосылки первой эпохи ядерного разоружения на Земле. Не сказав ни слова, он вышел из аудитории и пробежал двенадцать кварталов до медицинского центра.

У Рахили была сломана левая нога, два ребра, проткнуто легкое и раздроблена челюсть. Когда Сол ворвался в палату, она плавала в восстановительном растворе; приподняв голову и взглянув на него поверх плеча сидевшей с ней матери, она слегка улыбнулась и, несмотря на проволочную шину, стянувшую ее челюсть, заявила: «Пап, мне оставалось до верхушки всего пятнадцать футов. Может, даже меньше. В следующий раз я доберусь».

Окончив с отличием среднюю школу, Рахиль получила приглашения от корпоративных академий пяти планет и от трех университетов, включая Гарвард на Новой Земле. Она выбрала Найтенгельзер.

Сол не очень удивился, что его дочь решила специализироваться на археологии. Он до сих пор с нежностью вспоминал, как двухлетняя Рахиль целыми днями копалась под крыльцом в земле, не обращая внимания на пауков и тысяченожек, а затем врывалась в дом, чтобы похвастаться пластмассовыми тарелочками и позеленевшими пфеннигами, которые ей удавалось отыскать, и настойчиво допытывалась, откуда они там взялись и какими были люди, которые оставили все это под крыльцом?

Рахиль получила диплом о высшем образовании, когда ей исполнилось девятнадцать. Все лето она проработала на бабушкиной ферме, а осенью отправилась в свое первое нуль-путешествие. Она провела в Рейхсуниверситете Фрихольма двадцать восемь локальных месяцев, а когда вернулась домой, жизнь Сола и Сары заиграла новыми красками.

В течение двух недель их дочь, теперь уже взрослая, здравомыслящая и уверенная в себе (пожалуй, даже более уверенная, чем многие люди старше ее годами), отдыхала и радовалась возвращению в родной дом. Как-то вечером, когда они с отцом прогуливались по учебному городку, она вдруг принялась расспрашивать Сола о его родословной.

– Пап, скажи, ты все еще считаешь себя евреем?

Удивленный вопросом дочери, Сол растерянно провел рукой по редеющим волосам.

– Евреем? Да, наверное. Хотя теперь это слово потеряло свой первоначальный смысл.

– И я еврейка? – спросила Рахиль. В неясном свете сумерек ее щеки горели румянцем.

– Если хочешь, можешь считать себя еврейкой, – ответил Сол. – Теперь, когда Старой Земли уже нет, все это больше не имеет значения.

– А если бы я была мальчиком, ты сделал бы мне обрезание?

Сол засмеялся, испытывая странное чувство растерянности и радости.

– Я говорю серьезно, – сказала Рахиль, Сол поправил очки.

– Не знаю, детка, но думаю, что сделал бы. Я никогда не размышлял на эту тему.

– Ты посещал синагогу в Буссарде?

– После моего бар мицва я там не был ни разу, – ответил Сол, и ему вспомнилось, как почти пятьдесят лет назад его отец взял «Виккен» дяди Ричарда и полетел со своей семьей в столицу, чтобы совершить торжественный ритуал.

– Отец, почему евреи относятся сейчас к этому не так… не так серьезно, как до Хиджры?

Сол развел руками – эти большие сильные руки скорее подошли бы каменщику, чем ученому.

– Хороший вопрос, Рахиль. Кто ж его знает, почему? Может быть, потому, что мечта теперь мертва бесповоротно. Нет больше Израиля. Новый Храм просуществовал совсем недолго – меньше, чем первый и второй. Бог нарушил Свое слово. Он вторично разрушил Землю точно таким же образом, как и в первый раз. И эта Диаспора… она навсегда.

– Но в некоторых местах евреи все же сохраняют свое этническое и религиозное своеобразие, – не уступала дочь.

– Да, конечно. На Хевроне и кое-где на Конкурсе можно встретить целые общины… Хасиды, ортодоксы, хасмониане, если ты говоришь о них… но все это какое-то… вторичное, утрированно живописное… Так, картинки для туристов.

– Нечто вроде тематического парка?

– Вот-вот.

– Ты мог бы отвезти меня завтра в храм Бет-эль? Страйт я одолжу у Хаки.

– Зачем же? – возразил Сол. – Мы воспользуемся ракетопланом колледжа. – Да, – произнес он, помолчав, – я с большим удовольствием отвезу тебя завтра в синагогу.

Под старыми вязами становилось все темнее. Вдоль широкой дороги, которая вела к их дому, зажглись уличные фонари.

– Отец, – сказала Рахиль, – я хочу задать тебе вопрос, который задавала миллион раз с тех пор, как мне исполнилось два года. Ты веришь в Бога?

Сол посерьезнел. У него не было выбора – он и сейчас мог ответить ей лишь так, как отвечал миллион раз до этого.

– Я жду, – сказал он. – Жду, когда поверю.

Диссертация Рахили была посвящена артефактам иных цивилизаций. В течение трех стандартных лет Солу и Саре приходилось довольствоваться случайными визитами дочери, за которыми следовали мультиграммы с различных экзотических планет, не входящих в Сеть, хотя и не очень удаленных от нее. Они прекрасно понимали, что ее исследования вскоре потребуют от нее более длительных отлучек в отдаленные миры за пределами Сети, где временной сдвиг съедает жизни и память тех, кто остался позади.

– Что это за планета такая, Гиперион? – спросила Сара у дочери, собиравшейся в очередную экспедицию. – Звучит как название какой-нибудь модной новинки для домашнего хозяйства.

– Это замечательное место, мама. Там обнаружено больше следов чужого разума, чем где-либо еще, за исключением Армагаста.

– А почему ты не хочешь на Армагаст? – поинтересовалась мать. – До него от Сети всего лишь несколько месяцев. Работать, так уж в самом интересном месте.

– Гиперион пока еще не превратился в парк для экскурсий, – ответила Рахиль. – Хотя и там туристы становятся серьезной проблемой. Люди с деньгами сейчас очень охотно путешествуют за пределами Сети.

Сол почувствовал, что голос его не слушается.

– И куда вы собираетесь, в лабиринт или к месту, которое называют Гробницами Времени?

– К Гробницам Времени, отец. Я буду работать с доктором Мелио Арундесом, он знает о Гробницах Времени больше всех.

– А это не опасно? – спросил Сол, стараясь изо всех сил, чтобы его голос звучал естественно.

Рахиль улыбнулась.

– Ты вспомнил легенду о Шрайке? Не волнуйся, папа. Вот уже два века как эта пресловутая легенда никого не беспокоила.

– Но я читал, что во время второй колонизации… – начал Сол.

– Да, я тоже видела эти документы, папа. Но ведь они не знали тогда о гигантских скальных угрях, которые приползали в долину охотиться. Несколько человек пропали, а остальные подняли панику. Ты ведь знаешь, как рождаются легенды. К тому же охотники давно перебили всех угрей.

– Космические корабли там не садятся, – не сдавался Сол. – Тебе придется добираться до Гробниц Времени по воде. Или пешком. Или на какой-нибудь колымаге.

Рахиль рассмеялась.

– В старину люди, летавшие туда, недооценивали воздействие антиэнтропийных полей на аппаратуру, и из-за этого произошло несколько аварий. Но сейчас туда летают дирижабли. А к северу от гор построили большой отель под названием «Башня Хроноса», и каждый год там останавливаются сотни туристов.

– Ты тоже в нем остановишься? – спросила Сара.

– На какое-то время. Мама, это будет такая замечательная экспедиция!

– Надеюсь, не чересчур, – сказала Сара, и все улыбнулись.

В течение четырех лет, пока Рахиль была в пути (для нее – несколько недель криогенной фуги), Сол безумно скучал по ней, гораздо сильнее, чем если бы она безвылазно просидела, не давая о себе знать, в каком-нибудь глухом уголке Сети. Сама мысль о том, что дочь удаляется от него со скоростью, превышающей скорость света, укрытая непроницаемым квантовым коконом поля Хоукинга, представлялась ему противоестественной и зловещей.

Они с женой продолжали работать. Сара оставила музыкальную критику и погрузилась в проблемы планетарной экологии. Для Сола эти годы оказались одними из самых насыщенных в жизни. Были опубликованы вторая и третья его книги, и вторая – «Поворотные пункты морали» – вызвала к автору такой интерес, что его буквально засыпали приглашениями на всевозможные конференции и симпозиумы в разных мирах. Пару раз он летал на них один, потом с Сарой, но хотя путешествия всегда казались им чем-то очень романтичным, знакомство с непривычными кушаньями, иной силой тяжести и светом чужих солнц быстро отрезвило их, и Сол все чаще участвовал в этих конференциях (если не удавалось отвертеться), не выходя из дома и не отрываясь от изучения материалов для новой книги, – посредством интерактивной голографической станции колледжа.

Прошло почти пять лет с того дня, как Рахиль отправилась в экспедицию, когда Сол увидел сон, изменивший всю его жизнь.