Обратный отсчет - Лев Пучков

— Вперед! — Сенковский налил водки и выжидающе уставился на меня: — Ну?

Секретарь кивнул и испарился. Я поднял рюмку. А куда деваться?

— Ну, поехали…

Никуда мы не поехали, а просто нализались до поросячьего визга. Общались и пили, пили и общались. Мир, дружба, «РОСГАЗ». Потом еще пили густой темный портер — представляете, после водки?! Кто-то воблу принес, уже и не помню, откуда… Сенковский что-то с надрывом живописал, но все не по теме, а в общем. Между делом какой-то странный совет дал:

— Будешь компилировать сонет, не бери у французов и уж тем более у Петрарки. Она все эти «канцоньере» и «…луч Феба золотил холодный мрамор статуй…» наизусть знает. Лучше сам попробуй. Пусть будет коряво, зато свежо…

Черт-те что. Ничего не понял… Единственно, сделал вывод: переживает он очень, что у них с женой все вот так нехорошо. А почему «вот так» — не сказал. Стойкий ленинец…

Домой меня отвезли на моей машине, как и обещали. Зашел сам, доложил по форме: прибыл, мол… и тут же отключился.

Вообще, удивительно: товарищ на вид очень даже средних кондиций, я его одним ударом убью… А пьет, как артиллерийская лошадь. Крепкий тип, двужильный…

Утром вскочил в шесть часов — бегать. Армейский рефлекс работает: если «завел» свои биочасы, в любом состоянии проснусь, когда надо, секунда в секунду.

Ох, и тяжко мне было! Голова раскалывалась, хотелось немедленно умереть. Если разобраться: кто заставляет олигархов мешать водку с пивом?! У народа это понятно: «водка без пива — деньги на ветер». А тут что? Полный маразм…

Мать вручила мне ключи — от гаража и от машины.

— Это откуда?

— Вчера товарищ твой передал.

— Какой товарищ?

— Который тебя привез. Ты был пьян, как свинья. Теперь так всегда будет?

— Нет, мам, не всегда. Просто, понимаешь, так получилось…

— Да… Вот это ты нашел себе работенку…

Собрал все мужество в кулак, выбежал. Смотрю, прямо посреди двора, рядом с песочницей, — гараж. Новенький, стальной, крашенный в цинк. Над воротами мощный фонарь висит. На воротах — цветным мелком, откровение: «Люська — сука!!!» и двенадцать вариантов известного национального вульгаризма из трех букв.

Ну вот: уже обновили и признали в качестве неотъемлемой детали дворового инвентаря…

Весь день никуда не ездили. До обеда сидел в «службе», таращился в телевизор и боролся с тошнотой. Дважды пил аспирин. Я же спортсмен, из меня выпивоха еще тот…

Потом пришел Вольдемар и объявил:

— Можешь ехать домой. Сегодня визитов не будет. Завтра и послезавтра — выходной. Отдыхай, набирайся сил…

Ага… Значит, терзается. И никакая она не сумасшедшая, все прекрасно понимает: неудобно ей смотреть в мои невинные глазоньки после дикого родео в сорочке и чулках! Просто бабонька совсем без тормозов — малость ошизела от вседозволенности и безнаказанности…

В субботу дрых до обеда. Нет, в шесть часов подскочил, как положено, но тут же и упал. Свобода! Да здравствуют выходные. Не появился на трассе, значит, нечего докладывать, все по-старому — так мы договаривались.

Весь день валялся, смотрел телевизор, отдыхал душой — как будто вернулся из бурного моря в тихую гавань. Немного штормило после всего пережитого. Вечерком созвонился с приятелями, пошел в боулинг. Легкое светлое пиво, шары до пота, азартные вопли, потом банька — прочь токсины суровой пятницы и гнетущая аура четверга. Лепота! Чтоб мне всегда так жить…

В воскресенье в полдень позвонила секретарша Валя и попросила поработать сверхурочно. Надо подъехать часам к пяти, чтобы ориентировочно в семь вечера свозить хозяйку на какой-то банкет и потом доставить обратно. Оплата, естественно, по двойной ставке.

Ладно, сделаем… Однако это уже интересно. На «суточном» не могла прокатиться? Чует сердце — неспроста все это!

Приехал, немного посидел в «службе», когда дали команду — машину подогнал к крыльцу. Наталья села, смущенно поздоровалась, глядя в сторону. Пока в салоне свет горел, разглядел: на ней было вечернее платье — уже другое, вроде бы зеленоватого такого оттенка, поверх — накидка из пумы (а «на работу» она всегда ездит в нормальной замшевой куртке), и гарнитур попроще, судя по серьгам, сплошь изумрудный. Я только сейчас догадался: накидка, чтобы платье не помять. Если шубу надеть, даже самую легкую, все равно можно помять, а с накидкой — другое дело. Век живи, век учись. Впрочем, чего тут учиться: все равно все мои последующие женщины — жены, подруги и так далее — никогда в таком ходить не будут…

Только выехали за ворота, хозяйка скомандовала:

— Останови…

Встал. Включил свет в салоне, сказала — выключи, смотреть не на что, мол… Сочувствую хлопцам из сопровождения: наверное, глядят в щелочку и переживают — чего там у них? И не выехать ведь, близко встали!

Наталья, отвернувшись к окну и теребя пальцами резинку уплотнителя, стала сбивчиво и невнятно извиняться за четверг. Очень искренне и униженно, с заметно проступающими в голосе слезливыми нотками:

— Прости… Я не хотела… Мне так стыдно… Понимаешь… Так стыдно… Я так виновата перед тобой…

Ну что ж, у меня сердце не камень. И переход на «ты» в данном случае вполне оправдан: скачки в одной сорочке и чулках на мужчине — достаточный повод для этого. Но она начальник, а я подчиненный, так что торопиться пока не буду. Мало ли какие у нее там будут перепады настроения?

— Все в порядке, забудьте об этом. Что ж я, не понимаю, что ли? Со всяким бывает…

— Да не со всяким! Я никогда себе такого не позволяла… Понимаешь…

— Да понимаю, конечно! Я на вас не в обиде…

— Ах, вот как… Я для тебя слишком старая?

— С чего это вы…

— Почему на «вы»?! Я требую!.. Нет, я прошу: когда мы одни, обращаться ко мне на «ты».

— Ну… Знаете…

— Пожалуйста!!! — Голос ее дрожал, вот-вот разрыдается. — Не отталкивай меня!!! Неужели я прошу так много?!

— Хорошо. Почту за честь.

— Что «за честь»?

— Что такая прекрасная дама позволяет мне обращаться к ней на «ты».

— О! Уже лучше. Оказывается, можешь быть галантным, когда хочешь! Ну вот и слава богу. Давай, поехали помаленьку…

Оказывается, никакого банкета не было: мы целевым назначением ехали ужинать.

Вдвоем. Она и я.

Возможно, этакий извинительный жест за родео после обеда в посольстве, возможно, нечто большее… Не думаю, однако, что она каждого обиженного ею подчиненного тащит ужинать и переходит с ним на «ты»…

Ужинали мы в небольшом уютном ресторанчике на Воробьевых горах, стилизованном под средневековый замок. Кучей никто не сидел, в двухъярусном зале с антресолями были оборудованы отдельные кабинеты, без дверей, но с увитыми живой виноградной лозой входами. Почти все кабинеты уже были заняты. Однако шумно не было, и вообще, как мне показалось, публика тут зависала сплошь из благородных семейств. Играл оркестр, ряженный в парики и камзолы, этак ненавязчиво и светло, создавая легкое радужное настроение, в центре зала журчал старинный фонтан, подсвеченный разноцветными фонариками, повсюду горели восковые свечи, неслышными тенями скользила прислуга (тоже в париках и камзолах)… Короче, здорово тут было. Не бывал я раньше в таких местах. И, наверное, нескоро еще побываю.

В кабинете, где мы были, стояли две корзины роз — «бордо» и розовые.

— Спасибо за цветы, — Наталья с улыбкой кивнула на корзины. — Вот видишь как: вроде бы мелочь, а приятно…

Не понял… Откуда что берется?! Бегло пересчитал: примерно семьдесят штук. Если даже по сотне брать, с «вечерним коэффициентом», но без ресторанной накрутки, уже получается полное разорение. Я жене своей, горячо любимой (царствие ей небесное), больше пяти штук кряду никогда не дарил, и то по великим праздникам.

Заметил, однако, лукавые искорки в глазах хозяйки и не стал ничего говорить. Разберемся как-нибудь…

Готовили тут — полный улет, лопал я за троих, чем привел Наталью в состояние полного восторга:

— Ты такой ненасытный… Такой брутальный…

Сказано это было с каким-то ненормативным подтекстом, а последнее слово я не совсем понял: раньше слышал, но как-то не обращал внимания. Надо будет в словаре посмотреть, что это такое…

А вино я не пил. Хотя Наталья нахваливала вино: халдей сказал название — не запомнил, и год — восемьдесят седьмой. То есть вину семнадцать лет, это вроде бы круто… Наталья, как совсем недавно ее муж, тотчас же прицепилась по этому поводу. Здесь, однако, отвозить меня никто не будет, кроме того, я отвечаю за даму, поэтому отказался наотрез.

Наталья потребовала объяснений. Как у них все одинаково! Повелители, мать вашу, хозяева жизни…

Объяснил в двух словах: был пьян, погубил жену и ребенка. Теперь ни одна скотина в мире не заставит меня сесть за руль в пьяном виде. Табу…

Может быть, объяснил слишком жестко или даже грубовато.