Начало династии - Виктория Холт

— Это грех.

— Это решено.

— Вы не правы, милорд.

— Напиши папе еще раз. Скажи ему, что леди согласна на замужество. Убеди Рим не препятствовать этому браку.

— Я не могу этого сделать, милорд.

Лицо короля налилось кровью. Он шагнул к Томасу и замахнулся. Томас стоял недвижимо. Какое-то мгновение казалось, что сейчас Генрих налетит на канцлера и разорвет его в клочья или кликнет стражу взять его. Глаза короля побелели от ярости. Глянув в спокойные глаза Томаса, он схватил скамейку и швырнул ее в стену.

— Перечить мне! — заорал король. — Мне перечит тот, кого я считал другом! Сговорились у меня за спиной! Ну погоди, увидишь у меня!

Томас стоял и молчал. Тут король с воплем кинулся наземь, схватил горсть тростника, расстеленного на полу, и стал в ярости грызть.

Томас вышел, оставив короля валяющимся на полу.

Он раз или два видел такую сцену, когда Генрих в ярости терял над собой всякий контроль, но гнев короля никогда еще не обращался на лично него.

Томас не знал, чем все это закончится.

От папы Александра пришло ответное послание. Он получил письма касательно аббатисы и от короля, и от канцлера. Они поставили папу перед трудным выбором. Его избрали совсем недавно, и оппозиция его возведению на папский престол еще существовала. Поскольку эта оппозиция пользовалась поддержкой императора Священной Римской империи Барбароссы, то его положение продолжало оставаться неустойчивым. Поэтому Александр побоялся пойти против Генриха Плантагенета, и не только потому, что это король Англии, но и потому, что он становится самым могущественным правителем в Европе. А тут еще конфликт канцлера, который совершенно прав, с хозяином, который не прав; если папа откажет ему в желаемом, это может сильно разозлить английского короля.

Исходя из этих соображений, папа даровал разрешение на снятие обета.

Получив такой ответ, довольный король развеселился. Первым делом он послал за Томасом Беккетом.

— Хо-хо! — встретил он вошедшего канцлера. — Что пишет тебе твой друг папа, Томас?

— Ответа нет, милорд. Видимо, еще надо подождать.

— Мне-то ждать не приходится. Папа оказался умным, Томас. Более того, он умнее моего канцлера. Я получил его разрешение.

Генрих возликовал, увидев, как побледнел Томас.

— Не может быть.

— На, взгляни.

— Но…

Генрих по-дружески хлопнул Томаса по плечу.

— Разве могло быть иначе? Он же в трудном положении. Так что учись, Томас, у него. Если не научишься, можешь сильно задеть того, кто вправе лишить тебя головы. Знаешь, порой бывает лучше служить ему, а не правому делу, как ты выражаешься. О, ты, кажется, не согласен? Ты странный чудак, но тем больше мне нравишься. Стало быть, разрешение получено, наша скромная аббатиса очень скоро окажется в супружеской постели, а Булонь остается моей.

Томас хранил молчание, а король продолжал:

— Ну, Томас, жду аплодисментов. Кто кого, а?

Томас не отвечал.

— Так, и что я теперь должен сделать с канцлером, посмевшим меня ослушаться? Могу бросить в темницу. Могу выжечь глаза. Не знаю, что будет тебе хуже. Страшно и то, и другое. Навсегда лишиться света, никогда не видеть зеленых полей. Ах Томас, Томас, ну какой же ты дурак, что ослушался своего короля.

— Я в вашей воле.

— Я могу послать тебя на казнь, наблюдать за ней и получить удовольствие. Но кажется, сделав это, я потом не найду себе места. Лучше друзей сохранять. Ты — мой, Томас, я знаю это и знаю, что служишь ты верно до конца одному Господу, правде или справедливости… зови это как хочешь. Ты нравишься мне, Томас. Знай. Если ты мне друг, я тебе друг тоже.

После этого король взял Томаса под руку, и так вместе они вышли.

Их дружба стала еще крепче.

После возвращения в Англию большую часть времени они проводили вместе, общество канцлера Генрих находит несравненно полезнее всех остальных. А трещина в отношениях с Элинор становится все шире. Она не могла ему простить пребывания в детской незаконного сына Жефруа, а Генрих, разжигая в ней злобу и ревность, дразнил ее подчеркнутым к нему вниманием. Сложные взаимоотношения привели к тому, что он все чаще стал искать успокоения в домашнем уюте Вудстока. Любовь к Розамунд не убывала. Очевидно, это объяснялось ее нетребовательностью. Она неизменно оставалась нежной и любящей, всегда прекрасной. У нее уже есть маленький сын, и она снова забеременела. Редко какому королю выпадало такое счастье домашнего уюта, каким одаривала его Розамунд, а кроме того, Генриху нравилась тайна ее существования; никто, кроме прислуги Розамунд, не знал о посещениях короля, а те хорошо понимали, что им грозит, если секрет раскроется по их вине.

Король счастлив. В королевстве относительный мир и покой. Внимания, конечно, ослаблять нельзя, от этого королю не уйти. Но пока он мог спокойно посидеть в Англии и насладиться обществом своего лучшего друга Томаса Беккета. Иногда он спрашивал себя: почему он так полюбил этого человека? Более несхожих людей трудно вообразить. Даже внешне они сильно отличались друг от друга. Томас — высок и элегантен, король — коренаст и небрежно одет. Привычка Томаса хорошо одеваться смешила Генриха и служила постоянным поводом для шуток короля. И все же почему всемогущий король, который мог избрать себе в компаньоны самых благородных из благороднейших, предпочитал общество одного этого чудака? Томас на пятнадцать лет старше. Старик по сравнению с ним! Все, во что Томас свято верил, — Генрих отрицал; король говорил «да» — Томас продолжал твердить «нет»; король мог выходить из себя, а Томас оставался спокоен и не уступал. Несмотря на аскетическую внешность и религиозную углубленность, Томас обожал роскошь, и это очень забавляло Генриха. Томас также может быть очень веселым. Король обожал шутливые проделки над другом, и Томас ему платил тем же. Порой король хохотал до слез, даже если шутка случалась над ним самим. Никто при дворе не мог позабавить короля, как это умел делать Томас Беккет.

Они по-прежнему проводили вместе почти все время. Когда король отправлялся на прогулки верхом, канцлер ехал рядом. Иногда они вдвоем гуляли инкогнито, заходили в таверну, толковали с народом. Темноволосого высокого джентльмена с тонкими белыми руками и его молодого веснушчатого компаньона-крепыша с крепкими обветренными руками опознать не мог никто. Какая смешная пара, скорее всего думали окружающие, глядя на них, и мало кто знал, что это король со своим канцлером.

Для короля не было большего удовольствия, как в чем-то взять верх над канцлером, и он часто вспоминал ту булоньскую женитьбу аббатисы.