Сеятель бурь - Владимир Свержин

Мы также на это надеялись.

Дворец Скавронских, построенный для родственников Екатерины I, казался, пожалуй, чересчур помпезным. Как и палаты Меньшикова, переданные Шляхетскому корпусу, он был призван возвысить недавних простолюдинов, а главное, их потомков. Но если в древности и знатности роду Скавронских могла дать фору большая часть российского дворянства, то привлекательность дам этой фамилии, некогда возведшая на императорский престол бедную воспитанницу пастора Глюка, продолжала оставаться неразменным сокровищем рода.

Светские кавалеры наперебой расхваливали и прелесть Екатерины Павловны, и замечательную красоту ее младшей сестры, да и матушка очаровательниц, не так давно вторым браком вышедшая замуж за графа Литта, по-прежнему была хороша собой и весьма приятна в общении. Стоило невским феям, как поспешила окрестить их льстивая молва, учредить во дворце своем приемы, в салон гурьбою ринулись все, кто стремился хоть ненадолго отвлечься от чеканных радостей вахт-парадов и утонченной поэзии фельдфебельских команд.

Здесь музицировали, танцевали, ставили домашние спектакли, читали стихи, атакже играли в карты, соблюдая, впрочем, тонкую грань между коммерческими и азартными играми. Рассказывали, что император Павел, на дух не выносивший любого свободомыслия, не раз пенял графу Литта на непристойные увеселения, происходящие под его крышей. Но дипломатичный итальянец резонно заметил государю, что пусть уж лучше молодежь упражняется в музыке и стихосложении под его рыцарственным надзором, нежели проникается якобитством, не имея иных путей для приложения младых сил. Император, выслушав любимца, махнул рукой, велев лишь бдить неусыпно, чтобы собрание сие насаждало во дворянстве куртуазное поклонение даме и дух непоколебимой преданности верховному сюзерену в его лице.

С тех пор, казалось, государь и думать позабыл о салоне, но, пожалуй, среди всей столичной аристократии лишь он один. Остальные же либо гордились принадлежностью к узкому кругу допущенных, либо втайне страдали от невозможности примкнуть к нему.

В этот вечер мне и Лису следовало примириться с мыслью, что взоры собравшихся будут устремлены к нам, как стрелка компаса к северу. Потому, мчась в возке по Невскому проспекту, мы с Сергеем спешно разрабатывали версию нашего исчезновения, предназначеннную для любопытствующей публики.

– Не, граф, – с жаром убеждал меня Сергей, – просто сказать, что мы спустились-поднялись, там пятнадцать минут, здесь трое суток – это не круто, это полнейший отстой. Нас затюкают и будут правы! Ты пойми, мы ж едем не в суд присяжных, так на фига народу правда, даже полуправда? Ему даже от полуправды скулы так сводит, шо торты в рот не пролезают.

Публика ждет волшебную сказку, поэтому я предлагаю в глубокой тайне сообщить всем желающим, шо мы попали в подземелье, где со времен царя Панька живет болотный ящер, который по-тихому хряцает сваи, на которых установлена столица. Если бы мы, особенно ты, не сразились с ним голыми руками и босыми ногами в непримиримой схватке, город бы превратился в ту самую подземную ловушку для Брюсов, тока б шпили над поверхностью трясины и виднелись. В общем, пару суток мы от ящера шхерились, потом выстругали из обломка сваи палицу… не, лучше кол, и заколбасили этот жуткий ужас славянских племен насквозь, как поганого упыря, на месте преступления. Питер был геройски спасен, мы чудом возвращены домой, жуткие раны заросли по дороге… Короче, есть с чем прогуляться по ушам!

Я лишь укоризненно вздохнул, дослушав предложение друга.

– Ладно, – обреченно махнул рукой он, – ни фига ты фишку не рубишь. Давай лучше так. Ты можешь на умняке разводить руками, мол, зашел-вышел, ничего не помню, хвостом ящеровым по башке долбануло, а я уж дам утечку информации по полной программе. Только все равно ж публика тебе не поверит! Чего напрягаться?

Пожалуй, Лис был прав. Светские львы и львицы, услышав мой краткий рассказ, понимающе кивали и устремлялись к Сергею, щедро потчевавшему их живописными подробностями наших подвигов. Всем было понятно, что господин атташе преднамеренно что-то недоговаривает, то ли из природной скрытности натуры, то ли из соображений высокой политики, о которой здесь принято говорить лишь в кулуарах и исключительно приватно.

Екатерина Павловна, обрадованная моим приездом, вежливо попеняла, что я забываю старых друзей, и умчалась, уносимая потоком рассыпаемых ей комплиментов. Что и говорить, местные кавалеры старались от души, недаром здешние остряки шутили о князе Багратионе, получившем не так давно орден Св. Анны II степени, что сия награда ему дана за победу над Синодом, не желавшим давать разрешения на развод. Теперь красавица графиня вновь была свободна и числилась заманчивой партией для многих придворных женихов.

Убедившись, что в общей суете перекинуться словцом с Екатериной Павловной не удастся, я отправился искать место более спокойное, каким обычно являются комнаты с ломберными столами. Подходя к двери, я услышал доносившийся из-за нее негромкий разговор.

– …Скажите, барон, – произнес с неистребимым корсиканским акцентом голос нашего подопечного, – цел ли еще архив вашего дяди?

– Кое-что удалось сохранить, – произнес второй голос, и я без труда узнал Мюнхгаузена.

Честно говоря, я и не предполагал встретить его здесь, а потому невольно остановился, вслушиваясь в беседу.

– Признаться, – вновь заговорил Наполеон, – я бы с радостью приобрел у вас некоторую его часть.

– Наверняка те бумаги, которые относятся ко времени службы дяди в России.

– Вы правы. – Бонапарт немного помедлил. – Это своего рода память.

– О да, я понимаю! Что же, вас интересуют все относящиеся к данному периоду рукописи или же только часть их?

– Пожалуй, я буду вам благодарен, если вы доставите мне все, что удалось сохранить, я же отберу интересное для меня. Поверьте, друг мой, вы не останетесь внакладе!

– Был бы счастлив исполнить желание вашего превосходительства, но быть может…

Увы, мне не суждено было услышать продолжения диалога. Раздавшиеся в коридоре шаги заставили меня толкнуть дверь и показаться раскладывающим карты собеседникам.

Игра в этот день не задалась. Поскольку крупные ставки были запрещены во избежание фатальных проигрышей, это не слишком ударило по бюджету операции, но все же что-то около червонца перекочевало в карманы моих соперников за те часа три-четыре, которые я не вставал из-за стола.

Когда же пол комнаты был окончательно усеян сброшенными колодами и лакеи стали многозначительно поглядывать на догорающие свечи, я счел возможным откланяться и отправился проститься с любезной хозяйкой. Мои заверения, что вечер был восхитителен, прелестен и обворожителен, были пропущены мимо ушей с той терпеливой улыбкой, с какой умные женщины принимают бесконечный поток светской галиматьи от небезразличных им мужчин.

– Вы что же, уж едете, милый граф?

– Второй час после полуночи, сударыня, – понимая, что кучера можно отпускать, напомнил я.

– Так что из того?! Из-за такой безделицы я не услышу рассказа о ваших таинственных приключениях?! Истинные друзья так не поступают! Вы же знаете, дорогой Вальтер, я страсть как любопытна.

ГЛАВА 22

Смелость – начало дела, случай – хозяин конца.

Домой я вернулся ближе к полудню, давая повод имперскому послу огорченно пенять на мое пренебрежительное отношение к службе, но выбраться из нежного плена, в который я попал довольно неожиданно для себя, было выше моих сил. Мой рассказ о событиях трех прошедших дней был не так живописен, как роскошные сочинения Лиса, но и правдивое изложение фактов вызвало у Екатерины Павловны живейший интерес.

– Бедный граф. – Очаровательная хозяйка салона легко коснулась пальчиками моей щеки, точно пытаясь успокоить плачущего ребенка. – То, что вы рассказали, – весьма дивно, но одна вещь меня настораживает помимо воли. Та женщина с листьями, превращенными в цветы. Ведомо ли вам, что она и вправду существует, и более того, ныне проживает в Санкт-Петербурге?

– Да, – кивнул я. – По иронии судьбы мы едва не сбили с ног эту странную женщину в день прибытия в столицу. Именно она предсказала, что мы окажемся под Брусьевым Костылем.

– Все так и есть, – промолвила Екатерина Павловна, неожиданно порывисто хватая меня за руку. – Надеюсь, вы не брали цветов из ее рук?

– Нет.

– Слава Господу! Впрочем, можно ли здесь быть в чем-то уверенным?

– Да что такое? – Я переполошился не на шутку. – Можете ли вы рассказать мне?

– Это ужасная колдунья! Да-да! Поверьте, я знаю, о чем говорю. Этой женщине дана невиданная власть над всякими растениями. В народе ее именуют Траурной Букетницей.

– Странное название, – усмехнулся я.

– Но вполне уместное, – не давая мне развить мысль, вымолвила графиня. – Ее помнят еще со времен императрицы Екатерины, но никто не ведает, откуда она взялась и где живет. Уже тогда, в прежние времена, она погубила множество людей. Причем, как бы ни искала ее полиция, сыскать не удается.