Ничейной земли не бывает - Вальтер Флегель

Через несколько минут взвод лейтенанта Анерта разбился на небольшие группки. Одни солдаты толпились неподалеку от своих машин, другие собрались в месте, отведенном для курения. И сразу же начались разговоры, воспоминания и о самом полете, и о высадке десанта. Парни делились впечатлениями, отвечали на вопросы тех, кто не летал, не стесняясь признавались, как поначалу слегка трусили, потому что не знали точно, что их ждет. Лейтенант Анерт сидел между Литошем и ефрейтором Айснером и угощал их сигаретами.

Майор Пульмейер еще издалека завидел полковника Шанца и быстрым шагом пошел ему навстречу. Ротный протер уставшие глаза и несколько раз поморгал — вероятно, пытался таким образом отогнать сон. Вид у него был такой, будто он вот-вот заснет на ходу.

— Дружище, тебя, кажется, можно поздравить? — спросил Шанц.

Пульмейер кивнул:

— Командир дивизии прямо на месте объявил благодарность всему батальону…

Шанц решил пока ничего не говорить майору о потравленном участке озимой пшеницы, хотя, собственно, для этого и приехал сюда. Ему не хотелось омрачать настроение командира роты. Пусть сначала порадуется. Он и его солдаты с полным правом заслужили поощрение, а об остальном узнают и позже.

Через полчаса Шанц случайно услышал разговор Фихтнера с Литошем, когда солдаты получали завтрак. Говорили, разумеется, о предстоящем бале.

— Надеюсь, что найду свою фамилию в списке приглашенных, — сказал Ульрих Литошу. — Мне бы этого очень хотелось. Буду рад, если встречусь там с тобой…

Лоре Вернер стояла возле забора детского сада. Забор был новый, и доски еще пахли смолой. С того вечера, когда Лоре провожала молодую учительницу, она хоть раз в день приходила сюда и молча смотрела на детей. Шум, который они поднимали во время игр, их смех и проказы, пение и слезы уже не причиняли ей боли. В душе она завидовала каждой матери, которая входила в эти ворота. Завидев мать, малыш с радостным криком бросался ей навстречу. Только стоя возле этого забора, Лоре Вернер наконец поняла, что слово «привыкнуть» теперь для нее не чужое — оно обрело совершенно иное значение.

Положив руки на верхнюю перекладину забора, Лоре представляла себе, как в один прекрасный день войдет в ворота и подойдет к ребенку, который уже дожидается ее прихода, а когда она наклонится к нему, он обнимет ее ручонками за шею и ласково назовет мамочкой.

Правда, ребенок, которого рисовала в своем воображении фрау Вернер, всегда был на удивление похож на Катрин, более того, он даже говорил ее голосом. Лоре воспринимала это как упрек, чувствовала, что в эту минуту ей сильнее, чем когда бы то ни было, не хватает Катрин. Образ дочери по-прежнему заслонял от нее всех других детей. Но Лоре надеялась, что так будет до тех пор, пока она только намеревается взять на воспитание ребенка, до тех пор, пока она не почувствует, что способна на такой шаг.

Возле песочницы стояла Фридерика Шанц. Девушка наклонилась, раскинула руки широко в стороны, и в тот же миг ей навстречу сломя голову бросились двое близнецов. Все трое радостно рассмеялись. Затем Фридерика принялась стряхивать песок, прилипший к их пальтишкам. Лицо у девушки покраснело, и Лоре заметила у нее несколько веснушек возле носа. То и дело перебивая друг друга, близнецы выкладывали сестре свои новости. Фридерика с завидным терпением успокаивала их, а уж затем по очереди выслушивала.

Они прошли мимо фрау Вернер. Фридерика неожиданно остановилась, поздоровалась и, судя по всему, хотела что-то сказать Лоре, но медлила. Фрау Вернер ответила на ее приветствие кивком. Ей очень хотелось, чтобы девушка задержалась.

Наконец Фридерика улыбнулась и проговорила:

— Знаете… завтра утром я еду… Если хотите, могу захватить вас. Довезу до самого Барсекова.

— И когда вы выезжаете?

— Сразу после смены, — ответила Фридерика, — в половине третьего.

— Конечно, я с удовольствием поеду с тобой.

— Но только никому ни слова. Пусть наш приезд будет сюрпризом.

Фрау Вернер согласно кивнула. Она не знала, зачем девушке понадобилось ехать в Барсеков, она даже не догадывалась об этом, да ее, собственно, нисколько и не интересовало, кого Фридерика хотела удивить своим неожиданным приездом. Лоре просто обрадовалась тому, что ей не придется сидеть и ждать, когда вернется муж. Так она увидит его, по крайней мере, на целые сутки раньше.

— Спасибо за приглашение, — сказала Лоре. — Я очень рада.

— Я тоже…

Девушка пошла дальше своей дорогой, а ее братишка и сестренка вновь защебетали, перебивая друг друга.

Внимание Фридерики Шанц тронуло фрау Вернер. С тех пор как она приехала в военный городок, она не слишком часто встречала такое отношение к себе. Многих женщин она просто не знала, а кое-кого из числа тех, кто жил тут уже давно, она сторонилась, что, с одной стороны, было в какой-то степени связано со смертью Катрин, а с другой — с должностью, которую занимал ее супруг. Круг женщин, регулярно собирающихся у ее сестры, стал ей чуждым, она не разделяла их мысли и чувства.

За спиной Лоре Вернер кто-то затормозил и раздался велосипедный звонок. Фрау Вернер вздрогнула. Оказалось, что это Марлис, Она ехала из магазина и, увидев Лоре, остановилась.

— Вон она пошла, — бросила Марлис Ляйхзенринг, показывая на Фридерику Шанц. — Представь себе, Лоре, сегодня она получила письмо от Виттенбека.

— Ну и что из этого?

— Неужели тебе ничего не говорит эта фамилия?

Лоре Вернер недоуменно пожала плечами, а Марлис торопливо заговорила:

— Виттенбек и есть тот самый майор, который на вечере двадцать восьмого февраля первым пригласил ее танцевать. Теперь ты понимаешь? Незадолго до начала учений он отказался от ордера на квартиру. А сегодня эта девчонка получила от него письмо!

Лоре Вернер внимательно посмотрела на сестру. Марлис раскраснелась от ветра и быстрой езды на велосипеде, и ее лицо, с темными, невыщипанными бровями, с высоким выпуклым лбом, казалось сейчас по-девичьи юным.

Марлис глядела вслед уходившей Фридерике, но по выражению ее лица трудно было что-нибудь понять. Впрочем, она и прежде была скрытной.

— После этого письма даже слепому ясно, что теперь будет… — сказала Марлис.

— Ты думаешь?.. — перебила сестру Лоре и тоже посмотрела вслед Фридерике, которая уже сворачивала в переулок.

— Именно об этом я и думаю, — продолжала Марлис и, подталкивая свой велосипед, пошла рядом с Лоре, не переставая говорить: — До сих пор она вешалась только на холостых, а теперь и за женатых принялась. Но она забыла про нас…

— Про вас? Кого ты имеешь в виду?

— Ну, фрау Кристиан, меня или фрау Кунце.

— А ты уверена, что вы не ошибаетесь?..

— Готова поспорить! — Эти слова Марлис произнесла с такой убежденностью, что Лоре замолчала.

Фрау Вернер жила далеко от этого поселка и почти совсем не знала Фридерику, чтобы принять ее сторону, а тем более защищать ее. Она была уверена, что ей вмешиваться не стоит, поскольку это бессмысленно. Так же она поступила и в тот вечер, когда обсуждался рисунок будущего ковра для фойе Дома Национальной народной армии.

Тем временем сестры дошли до переулка, в который совсем недавно свернула Фридерика с детишками. Девушка еще не скрылась из вида. Она играла с близнецами, пряталась за дом, а детишки искали ее и, как только находили, так и висли у нее на шее. Они громко смеялись, и их смех и отдельные слова доносились до Лоре и Марлис. Фридерика вдруг споткнулась и упала, а малыши с веселым хохотом повалились на нее.

— Она еще не раз упадет, — презрительно заметила Марлис.

— Вы так много плохого о ней говорите, что она поневоле станет такой, — упрекнула сестру Лоре. — Зачем вы вмешиваетесь в ее жизнь?

Марлис ничего не ответила ей и двинулась дальше. Тогда Лоре догнала ее и, положив руку на руль велосипеда, повторила свой вопрос. Марлис густо покраснела — в детстве она всегда так краснела от стыда, от замешательства или от гнева, а потом внезапно умолкала и куда-нибудь быстро уходила. Но сейчас ей уже не пятнадцать лет, и теперь она никуда не убегала, а сначала возражала, быстро и горячо, а затем постепенно успокаивалась, и краска сходила с ее лица.

Марлис упрямо повторяла, что они не допустят, чтобы Фридерика Шанц разбила семью. Правда, им следовало бы вмешаться раньше и потребовать от Шанца и его жены навести наконец порядок в своей семье. Они уже не имеют права молчать и, само собой разумеется, обязаны поговорить с майором и сообщить обо всем в его партийную организацию.

Лоре Вернер молча взглянула в лицо сестры. Оно казалось вполне дружелюбным, и только строгие складки в уголках рта придавали ему строгое выражение.

Фрау Вернер не понимала, зачем женщины затевают все это.

— Знаешь, Марлис, — неторопливо начала она, — мне кажется, кто-то из вас прочитал это письмо и дал волю своей фантазии.