Сыновья Беки - Боков Ахмед Хамиевич

Кайпа ласково и не без гордости посмотрела на сына. Вырос. И очень.

Ну а что до Хасана, вели ему сейчас и мать – никуда бы он не пошел. Разговор с Исмаалом заставил его задуматься. К тому же и завтрашний сход занимал его.

Хасан не знает, что скажет пристав, что ответят ему люди и чем все это кончится. Мысль вдруг переносится на Саада. Ведь и он будет там! В последнее время Саад чувствует себя не так вольготно, как прежде. На улицах Сагопши появляется редко и обязательно с оружием.

Хасан раза два-три по пятницам заходил в мечеть, но Саада там не встречал. Завтра-то он наверняка почтит пристава.

Винтовки у Хасана нет, но что же делать, как быть, если встретится с ним?

Исмаал говорит – час расплаты еще не настал. Хасан и сам это понимает. Но… «Уж лучше бы этот мерзавец не пришел завтра на сход!» – думает Хасан.

6

Сельская площадь была похожа на разворошенный муравейник. Люди пришли сюда, бросив все свои дела. Одни надеялись услыхать от пристава что-нибудь доброе – это те, кто всегда ждет милостей от царя и от бога и никогда не получает их. Другим просто любопытно встретиться со знакомыми, обменяться новостями. Были здесь и те, кто знал, что от властей добра не дождешься.

Саада не было. Хасан обошел всю толпу. Для полной уверенности он даже собрался влезть на дерево, оттуда посмотреть, и вдруг кто-то потянул его за рукав.

Обернувшись, Хасан увидел перед собой улыбающегося Дауда. Без бороды, чисто выбритый и очень от этого помолодевший, он был почти неузнаваем. Неподалеку от него стояли Исмаал и Малсаг. Хасан уже открыл рот – хотел что-то сказать, но Дауд движением руки остановил его и предостерегающе повел вокруг глазами.

– Едут, едут! – послышалось со всех сторон.

Вслед за тем донесся перезвон бубенчиков. Этот звон знаком всем. В целой округе только копи пристава и были с бубенцами.

Все смолкли и посмотрели в одну сторону. Фаэтон приближался в сопровождении пяти-шести всадников.

Словно из-под земли вырос Ази. И хотя вокруг было тихо, он заорал, выказывая свое усердие:

– Тихо, люди!

Фаэтон въехал на площадь. Вооруженные всадники плотно окружили его. Пристав поднялся с места, оглядел толпу. Он кивнул, и Ази тотчас заговорил:

– Люди, пирстоп приехал, чтобы поговорить с нами.

Пристав уже не обратил внимания на то, что старшина искаженно произносит его титул, привык, видно, или рукой махнул. А ведь как злился!

Повернувшись к Ази, Сахаров что-то сказал ему и стал внимательно всматриваться в народ. Ази начал переводить.

– Большинство из вас, люди, – сказал старшина, – живут честным трудом и преданы власти. Так говорит пирстоп…

В толпе зашумели.

– Хитро закручивает!

– И давно он так говорит?

– Не мешайте, пусть скажет…

Ази силился всех перекричать:

– …Но семья не без урода, говорит пирстоп, и среди вас есть такие, говорит пирстоп…

– Ну вот, опять завел свою старую зурну! – сказал Исмаал. – С этого бы и начинал!

Ази на этот раз сдержался, не ответил. Он не успевал и пристава переводить, и народ слушать.

– Пирстоп уверен, что вы выполните его требование.

– Что же он требует? – закричали со всех концов.

– В наши села прибудет на постой военный отряд. Пирстоп говорит, всем известно гостеприимство ингушей, он…

– Это он верно говорит, гостей мы принимаем…

– Только тех, кто приходит к нам с добром…

– А такие гости нам не нужны…

– Незваный пес ушел не евши.

– Тише, тише, – поднял руку Ази. – Пирстоп не требует, чтобы вы усадили их за свои столы да на почетное место…

– А что же ему от нас надо?

– Вы должны обеспечить зерном и сеном их лошадей.

– Где мы возьмем зерно? У нас дети сидят голодные! – крикнул Гойберд. – Клянусь богом, голодные.

– Не перебивайте! – взмолился какой-то старик.

– И что за народ! – добавил Шаип-мулла. – Воллахи-биллахи, с ними нельзя говорить по-хорошему.

Недалеко от Ази стояли владельцы больших отар – братья Гинардко и Инарко. С ними был и Соси. Он крикнул:

– И сена дадим, и зерна дадим!..

– Кто даст? – спросил Алайг.

– Я дам, ты дашь. И все, кто живет в этом селе! – ответил Соси. – Никто не может не подчиниться приказу властей!

– Эй, Соси, не у всех, как у тебя, сапетки полны кукурузой…

– Если бы ты не мотался по чужим краям да не крутился вокруг своей Маруси, а работал в поле, у тебя тоже сапетка не пустовала бы.

Алайг кинулся на Соси, но люди разняли их.

– Веди себя смирно! – набросился на Алайга Ази. – Не прыгай выше своей головы.

Пристав что-то быстро заговорил. Старшина весь обратился в слух. Потом перевел:

– Пирстоп недоволен. Он говорит, где ваше гостеприимство, где ингушская сдержанность? Он пришел поговорить с вами по-хорошему, а вы?…

– Пусть хоть до судного дня не говорит с нами по-хорошему. Как-нибудь переживем! – бросил еще не остывший Алайг.

– Переживете? Не очень ли много ты на себя берешь? – оскалился Ази. – Не отдадите по-хорошему, силой возьмут у вас то, что надо. Вам же будет хуже.

Толпа опять зашумела.

– Это мы еще посмотрим!..

– Как бы кое-кому не пришлось распрощаться с белым светом!

– Пусть приходит в мой двор тот, кому жизнь надоела.

Ази вышел из себя и заорал:

– Угрожаете? Псу под хвост ваши угрозы. Двое-трое не дадут сена, от этого их лошади не подохнут. Пирстоп верит, что большинство из вас – люди честные и преданные. Они и отряд примут, и сделают все как надо. Вот такие, как ты, – ткнул он пальцем в Исмаала, – дождетесь. Я не сын своего отца, если говорю неправду!

– Не кричи так сильно, Ази, – ухмыльнулся Исмаал, – а то еще случится с тобой такое, как в присказке об утке, что задумала гоготать гусыней, да и лопнула.

В толпе засмеялись. Ази смешался. Посмотрел на пристава. Тот снова заговорил.

– Ах, как плохо ведут себя люди, – пожаловался Шаип-мулла, подобравшись поближе к Торко-Хаджи. – Хаджи, ты бы сказал им, пусть перестанут! Это же позор. Не дают старшине говорить.

Но тот улыбался и одобрительно смотрел на Исмаала.

– А чего им молчать? – сказал он. – Люди затем и собрались, чтобы поговорить, высказать все, что у них на душе.

Дауд незаметно кивнул Малсагу, и тот направился в сторону Ази – там было возвышение, лучше видно говорящего.

– Я хочу спросить, – сказал Малсаг. – Зачем идет к нам этот военный отряд?

– Караулить могилу моего отца! – заорал старшина.

– Ну тогда дай им сена и зерна. У нас нечего караулить.

– Вас самих надо караулить!

– Слышите, люди, – Малсаг повернулся к толпе, – что он говорит? Мы что, скот или звери, чтобы нас охранять? Как они охраняют, нам известно. В нашем селе и раньше стояли на постое. Помните, военные стояли?

Чуть не каждого второго обвиняли, называли абреком. А сколько семей оставили голодными – забрали для коней последнее зерно. И вот теперь нам навязывают новых мучителей.

– Не соглашайтесь! – крикнул кто-то из толпы. – А то получится, как в пословице: «Курица сама нашла себе нож».

Ази с трудом успевал слушать Малсага и переводить его слова приставу.

– Арестовать его! – зарычал вдруг Сахаров.

– Вот ты и нашел себе нож! – ехидно кивнул Ази.

Двое конных казаков стали пробиваться сквозь толпу к Малсагу.

– Беги! Не поддавайся им! – кричали из толпы.

Но Малсаг не тронулся с места. Люди вокруг расступились, и, когда к нему подъехали стражники, он стоял, готовый на все.

– А ну, иди вперед! – крикнул один из всадников.

Малсаг не двинулся с места.

– Кому говорят, иди! – казак направил коня прямо на Малсага. Тот схватил его за уздцы и остановил.

Народ заволновался. Одни кричали, что Малсаг сам виноват – не нужно было дразнить пристава, другие говорили, что это насилие – он и сказать-то, мол, ничего не успел. Казалось, подпали спичкой – и площадь вспыхнет. Были в толпе такие, кто готов костьми лечь, а не дать приставу сделать свое черное дело.