«Клубок» вокруг Сталина - Рудольф Баландин

Кроме того, Гитлер демонстрировал Сталину свое определенное расположение для уменьшения напряженности между двумя странами. Он опасался, как бы в предстоящей агрессии Германии против Польши, Чехословакии и других стран СССР совместно с Францией и Англией не выступил на их стороне.

Гитлер не мог не понимать, что переданный Сталину материал будет проверен и перепроверен, прежде чем принят как подлинный документ. Так и произошло в действительности. Более того, о заговоре Сталин знал еще до этого «досье Бенеша» (если оно было), и потому приказал начать операцию «Клубок».

Таким образом, неудивительно, что В.М. Молотов сказал в 1971 году писателю Феликсу Чуеву: «Мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота».

А вот его высказывание о Тухачевском: «До 1935 года он побаивался и тянул, а начиная со второй половины 1936 года или, может быть, с конца 1936-го он торопил с переворотом. И это понятно. Боялся, что вот-вот его арестуют».

Было бы неверно считать, будто главные военные заговорщики были тайными агентами РОВС или германской разведки. Некоторые из них, пожалуй, не имели ясного представления о конечных целях заговора, да и о заговоре вообще, полагая, что они действительно борются за влияние в Красной армии, в частности, за снятие К.Е. Ворошилова с поста наркома.

Однако по своим последствиям такое смещение или отставка Ворошилова, верного сталинца, нанесли бы сильнейший удар по позициям Сталина, сильно ослабив его влияние в Политбюро и ЦК, а в конечном счете могли привести к его падению. Сталин это понимал, а потому, по-видимому, «отслеживал» тех руководящих военачальников, кто выступал против Ворошилова, считая их своими потенциальными врагами. Не исключено, что именно такие соображения навели его на мысль начать операцию «Клубок».

У Тухачевского для реализации его честолюбивых планов было три пути. Наиболее безопасный, но политически сложный путь — добиваться отставки Ворошилова. Для этого надо было привлечь на свою сторону большинство крупных военачальников и поставить во главе наиболее ответственных военных округов своих людей.

Второй путь, к которому толкал его Енукидзе, — создание объединенной группы заговорщиков, в которую входили бы как политические деятели (Енукидзе) и работники НКВД (Ягода и некоторые его подчиненные), а также военные (Тухачевский, Корк). Были ли причастны к этой группе Якир, Уборевич и некоторые другие военачальники, неизвестно.

Третий путь был наиболее быстрым, радикальным, но в то время максимально опасным — «дворцовый переворот» по классическому типу с убийством руководителя государства и его главных сторонников, осуществляемый сравнительно небольшой ударной группой.

Первый тревожный звонок прозвучал для Тухачевского в августе 1936 года, когда на процессе Зиновьева и Каменева прозвучало его имя в связи с деятельностью оппозиции. Этот эпизод прошел на первый взгляд незамеченным, без скоротечных последствий. Но, безусловно, был взят на заметку Сталиным.

Вскоре последовал второй тревожный звонок: в сентябре был снят со своего поста Ягода с переводом на менее ответственную должность. Такова была манера Сталина: он не торопился с выводами и решительными действиями до тех пор, пока не получал достаточно полное представление о существе дела и его участниках. Можно предположить, что он вольно или невольно исповедовал принцип инквизиции: для осуждения подозреваемого требуется по меньшей мере два независимых показания против него, причем одним из них может служить его собственное признание.

Самое явное «штормовое предупреждение» прозвучало для Тухачевского в феврале 1937-го: аресты Молчанова, посвященного в заговор Ягоды и Енукидзе. Затем на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) прозвучала уничтожающая критика в адрес Ягоды и в марте были арестованы он и его помощник Буланов.

Есть основания предполагать, что Сталин уже задолго до этого не доверял Ягоде. Возможно, это началось в конце 1935 года, когда произошло событие, о котором до сих пор очень мало известно. 16 декабря закрытым порядком были приговорены к расстрелу 4 человека за подготовку террористического акта на Красной площади 7 ноября. Вряд ли это были «самодеятельные» смертники-одиночки. Судя по скоротечности расследования и приведения приговора в исполнение, они или кто-то из них назвали того или тех, кто вдохновлял и подготавливал их к этой акции.

С 1935 года в окружение Ягоды стали вводить людей Сталина. По свидетельству С.Т. Минакова, московские процессы 1935 и 1936 годов готовил не Ягода, а один из его заместителей, Агранов, или другие лица, начальники отделов, отношения которых с Ягодой были не очень хорошими.

«Вплоть до июньского пленума ЦК ВКП(б) 1936 г., - пишет Минаков, — Г. Ягода вместе со своим близким сотрудником, начальником секретно-политического отдела Молчановым, которому было поручено готовить «первый московский процесс» о «троцкистских заговорщиках-террористах», пытались свести все дело к локальной конспиративной акции группы второстепенных лиц из числа прежних троцкистов, не связанных ни с Л. Троцким, ни с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым».

Как предполагается, Ягода стремился к тому, чтобы предельно обезопасить партийную элиту, к которой принадлежал и сам. Тем более что ее укрепление могло привести к низложению Сталина и его группы «мирным путем». Теперь этот путь фактически закрывался, а потому надо было переходить к более решительным и радикальным действиям.

Когда была ухвачена одна из главных нитей «Клубка» (арестованы Молчанов и Енукидзе), а затем «вытянули» Ягоду и Буланова, Тухачевский еще мог надеяться на то, что не будут раскрыты сведения о заговоре военачальников. Однако эта надежда должна была рухнуть после того, как в начале апреля арестовали М.И. Гая — начальника особого отдела ГУГБ НКВД СССР, в обязанности которого входило наблюдение за армией, флотом и авиацией. Этот человек не давал хода доносам, поступавшим на заговорщиков-военачальников.

Для последних оставался «легальный» путь: ослабление позиций Ворошилова в Высшем Военном Совете, а затем и снятие его с поста наркома. Возможно, с этой целью был остро поставлен вопрос о снятии маршала В.К. Блюхера с поста командующего Дальневосточным фронтом. Справедливости ради надо сказать, что причин для такого решения было достаточно, и в другое время, в другой ситуации понижение маршала в должности вполне могло произойти без проблем.

Однако в той ситуации, которая сложилась в Высшем Военном Совете и в партийном руководстве вообще, снятие Блюхера и назначение на его пост Уборевича резко усилило бы позиции Тухачевского и ослабило власть Ворошилова. Поэтому Сталин заступился за маршала 2 июня 1937 года на Высшем Военном Совете. Говорил он с какой-то нарочитой, как нам кажется, простотой:

«Хотят Блюхера снять… Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит к войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадет. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Путна бомбардирует нас в Москве, Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Мы не знаем, в чем тут дело. Даем ему произнести речь великолепно. Проверяем его и таким порядком…»

Какой можно сделать вывод из этой не очень-то убедительной речи, хотя Сталин как раз-то и славился простыми, убедительными, логично выстроенными речами. Тут ничего этого нет. Вывод можно сделать такой: каким бы ни был Блюхер, у него есть главное качество: он предан делу Сталина, а потому Сталин его защищает. И тот, кто будет и впредь нападать на Блюхера, тем самым выступит против Сталина, а те, кто до сих пор продолжали свои нападки на Блюхера, вызывают у Сталина серьезные подозрения в их преданности сталинской генеральной линии, преданности делу партии.

Надо полагать, именно так поняло большинство членов Высшего Военного Совета выступление Сталина. Никто не решился поддержать «антисталинскую» позицию, и Блюхера оставили на его посту. Сторонники снятия Блюхера доказывали, что дальневосточное направление военных действий является приоритетным, а потому нуждается в укреплении. Но Сталин настаивал на том, что приоритетным остается западное направление, где Советскому Союзу угрожает Германия, тогда как на Дальнем Востоке Япония всерьез и надолго завязла в Китае.

Можно, безусловно, усомниться в том, что на Совете велась такая сложная политическая игра. Разве не могли Гамарник, Путна и другие искренне верить в необходимость укрепления дальневосточного направления безо всяких политических подтекстов? Могли, конечно. И у Гамарника как главного политработника в армии могли быть вполне обоснованные претензии к Блюхеру.