Ашер Блэк - Паркер С. Хантингтон

начинаю я, не веря своему голосу. — Ты знал, что они говорят?

— Не тогда, когда они это говорили, но теперь знаю.

— Как?

— Переводчик.

— А как ты узнал, как пишутся слова?

— Никак. Я проговорил их, используя функцию диктовки.

— И все?!

— Да. — На мой недоверчивый взгляд он добавляет: — Фотографическая память.

— Ничего себе. Без шуток. — Я колеблюсь. — И что они говорили? До того, как я туда попала.

Его глаза темнеют.

— Я бы не хотел повторять это.

Я понимаю. Я слышала не так уж много, но то, что я услышала, вывело бы из себя кого угодно. Рене назвал Ашера, человека, который к 25 годам создал миллиардную империю, от которой зависят средства к существованию Рене, некомпетентным дураком.

Неужели Рене не знает, с кем связался?

Неужели он настолько одержим жадностью к деньгам и власти, что не понимает, какой достойный противник — Ашер?

Я изучаю выражение лица Ашера. Он выглядит не просто разъяренным. Он также выглядит смущенным.

Мне не нравится выражение его лица, поэтому я говорю:

— Поцелуй меня еще раз, пожалуйста.

Это безрассудно. Глупо. Эмоционально.

Но я не жалею об этом, потому что смущение и гнев на его лице сменяются изысканным жаром.

И он целует меня снова и снова, пока мои губы не становятся красными и потрескавшимися, и мы не осознаем, что уже почти час сидим в машине, припаркованной в его личном гараже, а Ксавье и, может быть, Доминик неловко сидят на переднем сиденье, слушая прекрасную симфонию, которую представляют собой наши губы, прижатые друг к другу.

Когда мы, наконец, въезжаем в наш дом, я сразу же бегу на кухню. Здесь только мы. Ашер отправил Доминика и Ксавьера домой, как только мы вышли из машины. Я роюсь в кладовке под музыкальный саундтрек из смеха Ашера. Разумеется, за мой счет. Мой желудок издает неприятные урчащие звуки с тех пор, как мы вышли из машины. Именно поэтому нам пришлось прекратить целоваться.

Я открываю пачку печенья Famous Amos™ и наливаю себе стакан воды.

Ашер перестает смеяться.

— Не делай этого.

Я ухмыляюсь, медленно макая печенье в воду и отправляя его в рот.

Он стонет.

— Это так мерзко. Не могу поверить, что я целую этот рот.

Мое сердце замирает при слове "целую", сорвавшемся с его губ.

Я целую этот рот.

Я целую этот рот.

Я целую этот рот.

Хотела бы я записать его слова, чтобы слушать их весь день. Я бы поставила это как сигнал будильника, если бы могла.

— Я думаю, это вкусно. — Я откусываю еще кусочек.

У него было несколько месяцев, чтобы привыкнуть к моим привычкам поедания печенья. Я не виновата, что ему требуется много времени, чтобы приспособиться к потрясающей вкуснятине.

— Это потому, — он указывает на печенье и воду, — что для тебя это все равно что макать печенье в молоко. — Он гримасничает. — Ты пьешь обезжиренное молоко без лактозы. А это на вкус как вода.

— Нет, это не так! — возмущенно говорю я. Чтобы доказать свою правоту, я спрыгиваю с табурета и наливаю ему высокий стакан обезжиренного молока без лактозы. Я протягиваю ему стакан. — Попробуй. Обещаю, что это не так!

Он смотрит на меня с отвращением.

— Нет, спасибо.

— Пожалуйста.

Он вздыхает, но на его лице появляется небольшая улыбка… пока он не делает глоток. Его улыбка превращается в гримасу, но он все равно быстро выпивает всю чашку.

— На вкус как вода, лгунья.

Я пожимаю плечами.

— Нет, это не так. — В моем голосе звучит насмешливое возмущение.

Но я улыбаюсь от уха до уха, потому что он выпил всю чашку, несмотря на то что ненавидел ее.

Он изучает мою улыбку.

— Люси?

— Ашер?

— Спасибо.

— Ты уже говорил это.

— Я не думаю, что могу сказать это достаточно.

Я покраснела.

— Это не так уж и важно.

— Перестань. Это было важно.

— Может быть, немного.

— Может быть, много.

— Не за что.

Он молчит некоторое время.

— С моей стороны было неправильно принуждать тебя к этому, — говорит он, шокируя меня до глубины души, — но мне повезло, что я это сделал. И все же я не должен был этого делать, и если ты хочешь, мы можем прекратить этот фарс. Больше никаких одолжений. Больше никакого притворства.

Я задыхаюсь. Вот оно. Моя возможность выйти сухой из воды. Я должна была бы захотеть воспользоваться ею, но не делаю этого. Я наслаждаюсь собой. Мне нравится Ашер. Не знаю, чувствует ли он то же самое, но я знаю, что он хочет меня физически. Я чувствовала, как это желание прижимается ко мне в машине, когда я прижималась к нему во время наших поцелуев.

Но достаточно ли этого?

Могу ли я отказаться от своей свободы, от своего выхода, не зная, нужна ли я ему?

Это было бы глупо.

Но глупость так хороша.

Он молчит еще несколько минут.

— Люси? Я даю тебе выход. Без всяких условий.

— Подожди, — говорю я, прижимая пальцы к вискам. Головная боль стремительно нарастает. — Я думаю.

Я знаю, что сказала бы Эйми. Она бы посоветовала мне сказать "нет", а потом побежать к нему в постель и потребовать, чтобы он меня жестко трахнул. Поэтому я знаю, что должна поступить прямо противоположным образом. В конце концов, Ашер дает мне выход, а не вход.

Боже.

Почему я хочу, чтобы его предложение стало входом?

Приглашение сделать это реальностью.

— Ты можешь оставить одежду. Я могу вернуть тебе твою комнату в Вейзерли Холл. Тебе даже не придется за нее платить. Я все равно напишу для тебя рекомендательное письмо и дам тебе все, о чем мы договаривались.

Я смотрю на него. Он действительно продает это. Как будто он хочет, чтобы я ушла.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — В моем голосе неудивительно много обиды.

— Что? Нет. — Он тяжело выдыхает, хмуро глядя мне в лицо. — Я не знаю.

Я не ожидала этого, но, по крайней мере, он честен, как всегда.

— Что это значит?

— Это значит, что я хочу, чтобы ты осталась, но я также хочу, чтобы ты ушла.

— Почему ты хочешь, чтобы я осталась?

— Потому что ты мне нравишься.

— Почему ты хочешь, чтобы я ушла?

— Потому что ты мне нравишься.

— О.

— О.

Я ему нравлюсь.

Я ему нравлюсь.

Я ему нравлюсь.

Я молчу с минуту, но мое сердце громко стучит. Я слышу этот громоподобный звук у себя в голове.

— Я понятия не имею, что это значит.

— Мы оба не знаем, — бормочет он.