Матерый - Сергей Донской

Чем дальше продвигалась работа, тем азартнее посверкивали стеклышки губерманских очков.

Некоторые из Бориных должников пытались оттянуть сроки выплат, ссылаясь на разные глупые обстоятельства, но он четко говорил, куда должны быть перечислены деньги не позднее 10.00 завтрашнего утра, не ленясь лишний раз напомнить, где и на кого он работает.

На самом деле Губерман отныне работал исключительно на самого себя, горячо уважаемого и трепетно любимого. Вырисовывающаяся итоговая цифра пять миллионов долларов - придавала ему уверенность в завтрашнем дне. До послезавтрашнего дня Губерман задерживаться в директорском кресле не собирался. Подсунуть Рудневу друга детства, Макса Мамотина, а самому срочно сваливать за границу - таков был его план. Как говорил смертник на электрическом стуле, "некогда мне тут с вами рассиживаться".

Что ж, в принципе Боря Губерман вовремя почуял, что запахло жареным, и все просчитал верно. Но не учел лишь одной мелочи. В самый разгар переговоров с лимасольским "Hellenic Bank" в кабинете генерального директора АОЗТ "Самсон" ожили милицейские микрофоны, включавшиеся до сих пор урывками, в целях экономии магнитофонной пленки. Медленно и неумолимо вертелись бобины, фиксируя каждое слово, произнесенное Губерманом. И обратного хода у этого процесса не было.

Глава 24

ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ

Планета Земля продолжала выделывать в пространстве сложнейшие кульбиты, а ее разумные обитатели, если только не покоились в могилах и не спали, так же неустанно вращались среди себе подобных, выясняя и налаживая свои непростые человеческие отношения. Один только маленький изгой по имени Саня был предоставлен самому себе. Во всяком случае он чувствовал себя так - самым одиноким существом во Вселенной.

Пришел ко мне нелепый сон... Душит мрак со всех сторон...

Кажется, получилось неплохо, подумал он и тут же скорбно улыбнулся своим мыслям. На самом деле все получилось плохо, так плохо, что хуже не придумаешь. Он сунул в рот сорванный колосок и с остервенением впился в него зубами. Когда стебель был измочален до неузнаваемости, четверостишие приняло законченный вид.

И вижу я из темноты: уходишь ты, уходишь ты...

Стало жаль себя до слез. Даже Ксюху Саня жалел не Так сильно, как себя. Потому что для нее все закончилось. А Саня...

Чем выше поднималось солнце, тем более бессмысленной представлялась в его беспощадном свете затеянная вылазка. Это был не Дикий Запад, и дело происходило не в ковбойском поселке, а в самом обычном, дачном, где не принято орудовать "кольтами" среди бела дня, даже если кто-то возомнил себя мстителем из Техаса. И засел Саня не в каком-нибудь живописном каньоне, а на краю мирного пшеничного поля, откуда виднелась незатейливая шиферная крыша сторожки. Под этой крышей обитали амбалы, которые не стали бы изображать из себя трех перепуганных поросят, если бы Саня вздумал колотить в дверь, потому что на злого и страшного Серого Волка он никак не тянул. Исходя из этого обидного для него факта, он решил устроить засаду у дороги. В полусонных грезах все происходило легко и просто. Вот три амбала открывают ворота и едут в своей амбальской машине по своим амбальским делам. А вот на их пути внезапно встает вооруженный человек. Невысокий, но смелый и решительный. Бах, бах, бах! - в лобовое стекло. Конец эпизода. Уносите покойников.

Так выглядело все ночью. Теперь взведенный курок револьвера напоминал Сане вопросительно открытую пасть, ждущую от обладателя конкретных действий - прямых и бесповоротных. Хуже всего было то, что Саня не знал, как возвратить курок в исходное положение. По его убеждению, это могло закончиться выстрелом, громким, оглушительным выстрелом. Может быть, он ошибался. Но экспериментировать почему-то не хотелось.

Саня с ненавистью посмотрел на револьвер и с не меньшей ненавистью на солнце, не пожелавшее отложить восход на потом. Теперь обязательно придется что-то делать: то ли использовать похищенный револьвер по назначению, то ли возвращать его Громову. Никогда еще Саня не ощущал неопределенности и бессмысленности своего существования так остро, как сегодня.

В нескольких шагах от него валялся полуразложившийся трупик суслика (сурка? хомяка?). Сквозь его оскаленную пасть и пустые глазницы оживленно сновали муравьи. Возможно, незадолго до смерти суслик тоже вынашивал мстительные планы. Теперь валялся, ни на что не годный, и пованивал дохлятиной.

Приснилось мне, что умер я. Ах как холодна земля!

И слышу я: из темноты...

Когда до Саниных ушей донесся шум автомобильного двигателя, он привстал и увидел, как от ворот в его направлении движется красная машина. Две антенны колыхались над ней подобно рапирам, которые пробуют на гибкость. За рулем сидел один из ненавистных амбалов. Наступил момент истины.

Саня вышел на обочину, лихорадочно прикидывая, какой глаз следует зажмурить во время выстрела.

Левый?

Машина неумолимо увеличивалась в размерах.

Уже можно было расслышать постреливание камешков, вылетающих из-под ее колес - паф.., паф.., паф...

Или все же следует зажмурить правый глаз?

Пока Саня соображал, прикрывая револьвер корпусом, автомобиль, раскачиваясь на волнистой дороге, неспешно проплыл мимо. Грозный и неуязвимый, как танк, в который не отважился швырнуть гранату маленький солдатик.

Уязвленный и подавленный, вернулся Саня на свой наблюдательный пост за кустом репейника и попытался взбодрить себя добрым глотком водки, оказавшейся теплой и невероятно вонючей. Никакого заряда бодрости выпитое не принесло. Крабовые палочки, механически перемалываемые Саниными зубами, не имели вкуса. На душе было пакостно - самое подходящее состояние для того, чтобы придумать завершающий куплет.

И вижу я из-под земли, как чужие руки увели...

Кого и куда увели чужие руки, связно изложить не удавалось. Саня задумчиво всколыхнул содержимое бутылки и попытался подстегнуть творческое воображение еще одним глотком. Закончилось это полным конфузом. Фыркнув, как будто он собирался гладить отсутствующую сорочку, Саня выплюнул изо рта ядовитое пойло и удушливо закашлялся. Бутылка, сверкая на солнце, полетела в пшеничные дали, к которым, несмотря на этикетку, не имела ни малейшего отношения.

Хорошо бы отправить вслед за ней вонючего суслика или самому перебраться от него подальше, вяло подумал Саня, но с места не сдвинулся. Он не нашел бы себе места даже в самой густой тени, как не находил его под палящим солнцем. Не осталось у него таких дел, ради которых стоило бы суетиться, двигаться.

- Саня!... Са-а-аня!...

Это вновь подал голос Громов - в который раз за это утро? И снова Саня не откликнулся. Он окончательно возненавидел этого человека. Громов был способен на такие поступки, которые оказались не под силу Сане. И никакие поэтические метафоры не могли подсластить эту горькую пилюлю.

Прошло еще некоторое время, и объект Саниной ненависти возник на чужом участке. Спокойный, невозмутимый, он как ни в чем не бывало расхаживал вокруг принадлежащего совсем не ему джипа, а потом и вовсе забрался в него, как в свой собственный.

Этого и следовало ожидать, желчно подумал Саня.

Такой же бандюга, как все те, с кем он воюет. Ничем не лучше. Даже хуже, значительно хуже, потому что притворяется положительным героем. Подонок и лицемер.

Джип завелся. Стронулся с места. Промчался мимо на всех парах, преследуемый черным псом. Громов уехал в неизвестном направлении, бросив Саню на произвол судьбы. Сломал ему судьбу и бросил.

Чтоб он сдох!

Как только в раскаленном, зыбком воздухе повисло это проклятие, Саня понял, как ему быть дальше.

Провожая взглядом удаляющийся джип, он постепенно оживал, словно с его души мало-помалу снимали тяжелый камень.

В беспросветном отчаянии, охватившем Саню, наметился выход, свет в конце тоннеля. Прямая дорожка в милицию, где следует все честно рассказать, от начала до конца. Чего невиновному человеку бояться? Зачем прятаться? Саня никого не калечил, не убивал. Пошел на поводу у безумца, верно. Стал свидетелем его преступлений, да. Но не более того. За то, что не сразу сообщил об убийстве Ксюхи, по головке, конечно, не погладят. И поделом! Он с готовностью искупит свою вину. Зато Ксюху экс.., эксгумируют и похоронят по-христиански. И с квартирой разберутся. А Саня начнет все заново, начнет, как говорится, с чистого листа. Станет вести нормальную, осмысленную жизнь. Он молод, умен, талантлив. У него все еще впереди, так что нечего строить из себя безразличного ко всему суслика, откинувшего лапки кверху. Все, что произошло в этом проклятом поселке, - это просто...

- Бред какой-то! - с наслаждением выговорил Саня. И повторил с еще большей убежденностью:

- Бред сивой кобылы!

Стало легко и просто. Один только изготовленный к пальбе револьвер мешал окончательно отделаться от прошлого. В милицию следовало идти с чистой совестью и полностью разоружившимся, иначе не так поймут - ненароком запишут в пособники убийцы.