Слепое пятно (СИ) - "Двое из Ада"

— Тебя правда не смущает, что я пытаюсь за ней ухаживать? С учетом того, с чего мы начали? — в лоб спросил Горячев, когда они вышли с покупками и отправились на стоянку.

— Нет. Я думаю, там просто находится глубоко несчастный человек. По моему мнению, ты только не обижайся, ты тоже по-своему несчастный. Мне очень приятно видеть, что кто-то тебя так зацепил за живое и ты начал преображаться. Приятно тебя видеть таким вот… Таким увлеченным, жаждущим, мечтательным… И это с закрытыми глазами, только одними руками и перепиской! А представь, что будет, если она откроется?

— Когда, — поправил Антон. Он не желал думать о «если» больше — ведь «если» да, значит, рядом стоит и «если нет»… — Когда она мне откроется. Или я сам ее разыщу. Ну, у меня уже есть догадки… Правда, если одна из них верна, то она помолвлена, — Горячев тяжело вздохнул. Алена толкнула его в плечо кулаком.

— Когда, — смеялась она. — Жених не стенка, подвинется. Если у нее полный порядок в том, что есть, то женщина никогда не будет искать что-то на стороне. Коварство! Тем более, если она большая шишка, может, это брак по расчету? Просто выгодно?

— Она замдиректора, а он мент, — кисло ответил Антон. — Либо мент в высоком звании, либо… Ох, блядь, не знаю! Ладно, не женаты же пока. Уведу! Но если у него есть связи в ГИБДД, то мне надо кататься поосторожнее, пока я с ней кручу…

Он хохотнул, и смех гулким эхом отразился от высоких бетонных потолков и колонн подземной парковки. Алена ухмылялась и кивала.

— Ну все равно, может, ей так выгодно. Может, повышает так свой статус или еще что… Эти законы бизнеса такие странные, что я и в это могу поверить. Так что дерзай, Антон! Только Лехе не рассказывай подробностей, он сложно переваривает. А Влад, по-моему, вообще ревнует.

— Ну правильно, ревнует, — ухмылялся Горячев. — Кровать-то у меня дома только одна, и втроем на ней будет тесновато…

Первый свой подарок Антон принес тем же вечером. В воскресенье дом выглядел еще более пустынным, чем даже в субботу, особенно в конце дня — невольно вспомнился самый первый раз, когда Горячева с совершенно незнакомого порога встречала едва знакомая Елена. Тогда и представить было сложно, что коттедж принадлежит компании, а не является частной собственностью, что кто-то приезжает сюда на работу, а кто-то — делает свой первый шаг за дверь затем, чтобы отдохнуть, сбежать от реальности… Сейчас же Антон просто смирился с правдой, что и резиденция, и сам он здесь живут на две жизни, в одной из которых некая женщина вот уже пятый день кряду трахает его пальцами. И ведь уже почти перестало быть стыдно за то, что это настолько приятно.

Горячев встретил привычно провожавшую его Богданову многозначительной улыбкой, которая всегда просилась на лицо, едва он что-то задумывал. А все дело было в маленьком подарочном пакете глубокого бордового цвета с черными лентами, подобранном специально к содержимому.

— Я так и не отблагодарил за одно дело… Передашь после ей? — Антон, сложив руки за спиной, кивнул в сторону коридора, в конце которого его уже ждали. Елена приняла пакет осторожно, но одарила Антона таким взглядом, словно не понимала, о чем он говорит.

— Передам, — кивнула Богданова. Она открыла было рот, чтобы что-то спросить, но не решилась и плотно сомкнула губы в негодовании. — Хорошего вечера.

Он и правда оказался хорошим.

После нежной и прочувствованной прелюдии Антон, как всегда, был сам не свой. В последнее время — и просто сумасшедший. В жадном порыве узнавать все больше он решался на вещи, о которых если и имел представление раньше, то точно не думал, что когда-нибудь опробует на себе во всей полноте. Тем более — что станет просить сам… Но случайные кадры из порно, найденного под тоннами низкопробных любительских роликов, силой его собственных желания, решимости и вдохновения оживали в теле. И вот бархатная, но властная ладонь хлестко била по лицу и грубо терзала в паху. Вот всякая ласка прекращалась в обмен на долгие, испытывающие границы терпения поглаживания сосков и коленей. Вот любимые жестокие руки вынуждали Антона сдерживать разрядку двадцать, тридцать минут. А вот они вместе переходили на спринт, потому что массаж простаты уже соединялся с введением бужа, и тело, почти пронзенное насквозь в самой чувствительной точке, корчилось на острие немыслимого, мазохистского удовольствия…

— Хочу тебя… — шептал Горячев, когда уже все кончалось. Кончались и силы, но он хотел сказать лишь о том, что хотел быть с хозяйкой всецело. Он позволял массаж, давал гладить себя по голове, но особенно много в конце этой безумной недели ластился к внимательным рукам лицом. — Взять тебя… Поцеловать тебя… А ты?..

Хозяйка вздыхала и успокаивала, но оставалась абсолютно немой к мольбам. Только топила Антона в нежности, словно искренне желая, чтобы он захлебнулся и больше не разговаривал, ничего не спрашивал и не ставил невыполнимых задач. Но Горячев не был тем, кто понимал с полуслова, когда нацеливался на некий уже заранее определенный результат. И как бы ни упрямилась его невидимка, он был упрямее.

— Ну поцелуй… — уже не спрашивал, а уговаривал Антон. — Это ведь будет приятно. Я же не узнаю тебя от одного поцелуя…

Хозяйка сердилась, и это читалась в сбившемся дыхании и ломаной линии ласки. Два щелчка пальцев прозвучали настолько категорично жестко, словно их упрямо вбивали молотком в бетонную стену. Антон сжимал губы от обиды, сопел зло — но через мгновение уже снова манил, обещал, едва ли не угрожал:

— Я все равно тебя найду. И тогда ты уже не сбежишь. Буду целовать и брать тебя, пока не упаду ничком… Даже если мне придется украсть тебя у кого-то.

Хозяйка лишь вздыхала. Но усмешка звучала тоже, только после, когда вкус шутливой угрозы остывал, и она, похоже, переставала казаться настолько правдивой. Снова два щелчка, но на этот раз мягкие; хозяйка пыталась уговорить Антона. Мол, нет, не надо, не найдешь и не нужно тебе этого. Гладила по лбу и щекам, умоляла бросить затею, успокоить свой пыл. Но оставалась рядом до последнего — и для Горячева только это имело значение. Всякий раз, когда нежные пальцы оказывались вблизи его губ, он ловил их, легко прихватывал зубами и целовал.

Вызов

Вечер окутал помещение зала прохладным голубым свечением уличных фонарей. Силуэты мебели беззвучно прятались в тенях, превращаясь в нелепые картины. Один островок тепла — кресло и журнальный столик с лампой на нем. Лампой и бордовым подарочным пакетом с черными лентами. Руки тянулись к нему несколько раз, но в каждый из них просто падали на колени, не в силах принять подарок. Потом еще раз и еще; наконец пальцы достигли пакета, нервным движением раскрыв его. На стол легла косметичка, которая тут же оказалась выпотрошена: помада, подводка и тушь. Усмешка. Руки потянулись за помадой, открыв симпатичный элегантный футляр и, не чиркнув по коже, а только принюхавшись, отложили в сторону. Пакет пришлось перевернуть и потрясти, чтобы обнаружить там еще кое-что. Записку. Небольшой листок, который дрожащие пальцы уже успели смять по неосторожности да от волнения.

«Ты много мне подарила, давно настала моя очередь, — было старательно выведено на нем мелким витиеватым почерком. — Я знаю, что ты, наверное, не покажешься в ней на работе, ведь я стану искать. Но я бы хотел, чтобы, нанося на себя ее, ты представляла, как я прикасаюсь к тебе».

Хозяйка горестно вздохнула и аккуратно сложила обратно все косметические средства. Себе руки оставили только одно — записку, что была крепко прижата ладонью к сердцу на одно мгновение, а после упрятана глубоко в небольшую коробку. Отодвинув в сторону и ее, и подарочный пакет, кулак с силой и треском приземлился на журнальный столик. Испуганно моргнул свет, охнул стол. Руки схватили дорогой смартфон со сбитым уголком защитного стекла с пола. Мелькнули заставка, черные обои рабочего стола, и наконец подушечка пальца вбилась в значок телеграма.