Золотой венец Трои. Сокровище князей Радзивиллов (сборник) - Ольга Тарасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слегка утешившись последним соображением, Тэфа бросилась успокаивать матушку. Та рыдала так горько, что, казалось, ее сердце не выдержит, разорвется. А потом сделалось маменькино лицо совершенно бледным, а дыхание таким слабым, что пришлось даже посылать за доктором. Тот дал маме капель и сказал:
– Никак нельзя ясновельможной пани волноваться-с. Иначе – летальный исход.
Тэфа едва сдержалась, чтобы не наброситься на противного доктора, говорящего такие ужасные вещи, с кулаками. Пришел лечить – так пускай лечит, а не пугает! И без него тут теперь радости мало!
Ради мамочки, ради покоя ее и здоровья Тэфа и старалась. Делала вид, что не противится свадьбе, что довольна тем, как идут приготовления. И вначале было это даже не очень трудно – когда много времени еще оставалось до ненавистного союза с паном Старженским. Признаться, все время думалось о том, что если все удачно сложится, то жених до свадебного дня попросту не доживет. Но пан Юзеф, жирный боров, прямо расцвел накануне свадьбы и, как назло, все время говорил о прекраснейшем своем здоровье и самочувствии. И вот теперь, когда только вечер и ночь остаются до венчания, слезы так и норовят брызнуть из глаз.
Но, конечно, надо сдерживаться.
Ради дорогой любимой матушки, которая всегда помогала, прощала все шалости и никогда ни в чем не отказывала…
– Тэфа! Тэфа, ты слышишь меня?
Девушка расправила фату, дивную, прозрачную, расшитую серебряной нитью, и натянуто улыбнулась:
– Не очень, матушка. Что ты говорила? Я задумалась. Завтра все свершится. На все воля Божья. Только я волнуюсь капельку.
– А я как волнуюсь! Не на капельку, а на целое море!
Тэфа обняла матушку за худенькие плечи:
– На океан ты волнуешься, не меньше! Матушка, все пройдет хорошо. Не буду лукавить, любви у меня к пану Юзефу нет еще. Но я думаю, что со временем смогу его полюбить. Он станет хорошим мужем, будет заботиться обо мне.
«И вскорости помрет», – мысленно продолжила Тэфа, однако озвучить эту мысль постеснялась.
– Ты не расстраивайся, дочка. Главное, чтобы детки у вас побыстрее родились. Когда детки рождаются, какой там муж имеется – для женщины уже и не так важно. Я вот, когда замуж выходила, думала, не вынесу, помру, удавлюсь. А потом, как стала на сносях, и забылись сразу же все грустные мои мысли, я сделалась самой счастливой на свете! Ты такая красивая была, маленькая. Знаешь, у иной женщины дитя родится – все какое-то красное или даже синее. А у тебя личико было светленькое, глазки ясные. Ты сразу улыбаться стала, как я с тобой заагукала…
Тэфа слушала рассказ матушки, и сердце ее сжималось от жалости.
«Господи, Господи, так, значит, матушка тоже… А ведь да, так и выходит, отец намного старше мамочки. Просто раньше об этом задумываться не приходилось. Какие угодно в голову мысли приходили – о том, что матушка добрая, а отец строгий; о том, что с мамочкой можно поделиться самым тайным и сокровенным, а вот с батюшкой не стоит, засмеет. Только вот их разница в возрасте как-то совершенно не волновала. Что ж, теперь ясно, отчего мамочка так плакала, доведавшись про свадьбу. Сама знает, какие это муки, со старым да нелюбимым под венец идти.
Ох, матушка, от этого мне еще страшнее стало, – подумала Тэфа, снимая фату. Потом она нагнулась, чтобы стащить беленькие, белее снега туфельки. – Ты так страдаешь, и, должно быть, ждут меня тоже муки жуткие. Я даже еще не представляю, насколько жуткие…»
– Метель начинается али гости к нам? – Матушка, шурша голубым атласным платьем, подошла к окну и прищурилась: – Далече что-то виднеется, но еще не разобрать.
– Какая же метель, матушка, небо вон чистое да ясное, – пыхтя, отозвалась Тэфа. С ума можно сойти с этими туфлями! Красивы, но так туго застегиваются пряжечки, потом их прямо и снять невозможно! – Наверное, горничную надо кликнуть, сама не управлюсь.
– Давай помогу. – Мама присела на корточки, попыталась совладать с застежками, но тонкие пальцы ее так и соскальзывали вниз. – Да, знатные туфли мы с тобой выбрали. Все, не снимаются. Постоянно их теперь носить придется, к любому платью. И в постель в них тоже отправляться будешь!
Завозившись, Тэфа не услышала, как к дому подъехала карета.
Поэтому, когда в покое вдруг появился высокий молодой господин в черной фрачной паре, белоснежной сорочке и даже парике и цилиндре, для нее это стало полнейшей неожиданностью. И к тому же довольно пренеприятной неожиданностью.
Хороша картина, вот срам: невеста и ее матушка, то плача, то смеясь, отчаянно сражаются с застежками на туфлях! Да еще и подол свадебного платья для удобства задран самым пошлейшим образом!
Быстро одернув платье, Тэфа поднялась с кресла, ожидая от гостя церемонного приветствия и объяснения причин визита.
А тот вдруг взял и расхохотался:
– Тэкля, ты совсем не переменилась! Чуть что не по нраву – и сразу губы дуть! Когда ты уже взрослой и серьезной сделаешься? А ведь пора уже, коли замуж выдают. С ума сойти можно – Тэкля в невестах ходит и скоро женой сделается!
Девушка нахмурилась. Собиралась она выпалить, что зовут ее Тэфа. В крайнем случае – Тэофилия. А за «Тэклю»[37] в следующий же раз будет от дома отказано. «Тэкля» звучит почти как «тля», а тля вся в огороде! Еще собиралась она заметить, что в покои к дамам без приглашения слуги приличные гости не врываются, потому что дамы вполне могут быть заняты своими туалетами и вид иметь для беседы самый неподходящий, а еще…
Гость тем временем закривлялся, будто обезьяна: закатил глаза к потолку, задумчиво нахмурил брови, потом, вот непотребство, показал мокрый розовый язык.
И красивое холеное лицо франта в цилиндре вдруг словно сменилось другим личиком, загорелым, открытым…
Ах, как давно и недавно все это было: соломенные волосы до плеч, синие глаза, кружевная расшитая золотом сорочка вся в пыли, шаровары разорваны, и в дырке виднеется сбитая коленка. А теперь – ну франт, в парике, и одеколонами от него приятно пахнет…
Тэфа с матушкой заголосили одновременно, перебивая друг друга:
– Доминик! Да это кому из нас взрослеть надо! Ты же сам дразнишься, как дитя!
– Бог мой, тебя не узнать, как ты вырос, совсем взрослым стал! Какая радость для нас твой приезд! Не ждали не гадали, тебя же с Варшавы калачом не выманишь!
– А помнишь, как мы с тобой в подземный ход лазили в Несвижском замке, я еще коленку расшибла!
– Доминик, очень приятно тебя видеть в нашем доме! Какая честь для нас, ты редкий гость в этих краях!
На правах старой детской дружбы Доминик распахнул объятия, и Тэфа с радостью бросилась ему на грудь.
Господи, какое это счастье – Доминик приехал! С ним всегда было так весело! Стоило только родителям выехать в радзивилловский замок, что в Белой Подляске, или же в несвижскую резиденцию – все, напрасно матушка звала свою доченьку. Той всегда было чем заняться: бегать с Домиником по парку, кормить сонных рыб в пруду, таскать клубнику с крестьянского огорода, запачкать платье, попытаться отмыть его в фонтане и запачкать еще больше. В Несвиже было особенно весело: там Радзивиллы держали театр, и каждый вечер можно было смотреть дивные пьесы. А еще Доминик как-то утащил у опекуна ключ от самой настоящей сокровищницы и провел ее туда по длинным извилистым коридорам. В подземном ходе было так мрачно и сыро. А потом, когда отворил мальчик дверь в сокровищницу, в глазах даже защипало от яркого блеска золота. Больше всего запомнились тогда золотые и серебряные апостолы, огромные, в человеческий рост. Они искусно освещались бликами драгоценных каменьев и казались живыми. От этого вдруг стало боязно, но Доминик нежно обнял за плечи, прикоснулся губами к щеке, и страха как не бывало…
– Тэкля моя, какая ты стала красивая! У тебя должен быть самый красивый жених! – Доминик, отстранившись, радостно улыбнулся. Синие глаза его сияли так ярко, что Тэфа невольно заулыбалась в ответ на его восхищение и самую искреннюю радость.
– Жених – пан Юзеф Старженский, – ответствовала матушка, восхищенно оглядывая Доминика. Неприглядную внешность жениха обсуждать она постеснялась, вместо того рассыпалась в комплиментах гостю: – Какой ты стал высокий! Прекрасный кавалер!
– Не имею чести пока знать пана Юзефа лично, но, надеюсь, он самый добрый шляхтич на свете и Тэклю мою не обидит.
– Тэфу! Тэофилию! – простонала девушка, посылая другу детства умоляющий взгляд.
Доминик расхохотался и пообещал, что будет очень стараться выучить это новое имя, хотя оно ему не шибко нравится.
Вечер накануне венчания прошел легко и покойно. Кроме Доминика, съехалось еще родни – кузины, дяди, тетушки; некоторые и с детьми, сразу же наполнившими усадьбу звонкими голосочками. Ужинали поздно, за полночь, рассказывали новости, играли на рояле, немного даже вальсировали.
