Легенда о «Ночном дозоре» - Наталья Александрова

Как уже говорилось, этаж был последний, так что окна мастерской выходили на крышу соседнего, вплотную стоящего дома. Стараясь не греметь кровельным железом, приятели перебежали по ней и спрыгнули на соседнюю крышу. Та была покатой, так что пришлось двигаться медленнее, зато одна стена дома уже несколько лет стояла в лесах, что, конечно, было очень удобно. Приятели спустились по лесам в соседний двор, выскочили в переулок, который упирался в забор маленькой фабрики. Что на ней когда-то изготовляли, не знал уже никто, но в проходной сидел сторож, и ворота были закрыты.

Васик махнул сторожу рукой, тот покивал в своей стеклянной будке, приятели заскочили на территорию и открыли двери большого гаража. Васик вывел оттуда огромный и блестящий «Харлей Дэвидсон», Стасик вытащил два шлема. Через секунду роскошный мотоцикл уже выезжал в открытые сторожем ворота, затем взревел мотором и пропал из глаз вместе с седоками.

Легов, страшно недовольный, спускался по лестнице. Приходилось сдерживать шаг, потому что Анатолий, тащившийся сзади, все время отставал, жалуясь на головокружение и боль. Внизу, при выходе из подъезда, Легов едва не столкнулся в полутьме с кем-то. Человек был одет во все черное, и даже профессиональный взгляд Легова не смог рассмотреть как следует его лицо. Не то оно молодое, не то старое, не то широкое, не то узкое, глаза вроде темные, а может, и светлые…

На один миг лицо это показалось Легову удивительно знакомым, однако они разошлись, и Легов так и не вспомнил, где он видел это лицо. Человек неторопливо поднимался наверх, на шестой этаж, где, надо сказать, никто его уже не ждал.

– Вы слышали, Старыгин? – в голосе Легова слышалась не слишком скрываемая неприязнь, однако он сам решился позвонить, исключительно для пользы общего дела. – Эти два мелких ворюги утверждают, что в деле с похищенной картиной замешана какая-то женщина – скорее всего русская, по имени Маргарита, но имя может быть фальшивое. Полная блондинка с очень белой кожей, молодая… Знает несколько языков, по некоторым их предположениям, живет и работает в Амстердаме. Вам ни о чем не говорит мое описание?

– Да-да… – рассеянно ответил Старыгин.

Перед глазами его встало лицо с молочно-белой кожей и нежным румянцем, светлые волосы, плавный поворот головы и запах ее духов – едва слышный аромат весенних цветов…

– Старыгин! – надрывался Легов. – Вы меня слышите? Где вы встречали эту женщину?

– Да-да, – невпопад ответил Дмитрий Алексеевич.

Конечно, это она, его соседка по самолету! А потом он видел ее в баре гостиницы, но не узнал, отвлекся погоней за первым двойником. А наутро, когда узнал, что того убили, встреча выпала у него из головы. И, разумеется, это с ней он столкнулся по прибытии во Флоренцию в том крошечном магазинчике возле гостиницы! И постеснялся подойти, а нужно было забыть о приличиях, схватить ее за руку и спросить, отчего она все время попадается на его пути?

– Я буду это иметь в виду! – сказал он Легову и поскорее отсоединился.

От волнения на лбу Старыгина выступили мелкие бисеринки пота. Он полез в карман за платком, и тут в руку ему попал мятый картонный прямоугольник.

Он вытащил его из кармана, поднес к глазам…

Это была карта Таро.

Та карта, которую он подобрал в подвале под часовней на территории монастыря Сан-Марко.

Потертая, залоснившаяся от долгого употребления, но все еще яркая и выразительная.

Из узорных, декоративных облаков в верхней части карты выглядывал кудрявый юноша в красной одежде, с синими крыльями за спиной и золотой трубой возле губ. Судя по всему, это был архангел, трубными звуками возвещающий день Страшного суда. Впрочем, старинный рисунок был выполнен так условно и наивно, что можно было подумать, будто крылатый юноша пьет из узкого горлышка золотистое вино.

В нижней части рисунка из адского пламени поднимались уродливые костлявые тела – спешащие на Страшный суд грешники.

Двадцатый аркан.

Страшный суд, или Воскресение из мертвых.

Старыгин вспомнил строки из старинного манускрипта:

«Буква этого аркана – Реш, число его – двести, тайное значение в книге Сефирот – голова человека, в каббале суть его – Вечная Жизнь, в алхимии – Духовное Возрождение, в астрологии знак его – Сатурн… Аркан двадцатый есть учение о воскресении из мертвых, о великом переломе в бытии человека, об обретении им истинной жизни…»

– Откуда у тебя эта карта? – поинтересовалась Катаржина.

– Я нашел ее сегодня в монастыре, – коротко ответил Старыгин, предпочитая не углубляться в подробности.

– И какой смысл ты вкладываешь в нее?

– Меня удивляет одна вещь… – проговорил Старыгин, разглядывая карту. – До сих пор такие послания я получал, когда находил убитым соответствующего данной карте двойника. Но двадцатому аркану соответствует, насколько я понимаю, Якоб Дирксен де Рой, импозантный гвардеец, заряжающий аркебузу на первом плане картины. А его двойник пока жив… точнее, мы пока не нашли его труп.

– По-моему, ты все слишком усложняешь… или, наоборот, упрощаешь! Все-таки мы имеем дело с жизнью, а не с головоломкой, не с ребусом из воскресного журнала!

– Головоломкой? – как эхо повторил Старыгин, не отрывая взгляда от карты. – Может быть, ты и права!

– Ты меня совершенно не слушаешь! – раздраженно воскликнула Катаржина. – О чем ты только думаешь?

– О двадцатом аркане, – ответил Старыгин. – Ведь он не случайно называется «Воскресение из мертвых». Если мы хотим понять смысл этого послания, нужно отправиться в дом мертвых…

– Куда? – удивленно переспросила Катаржина.

– В городской морг!

– Ну, знаешь ли! Иногда я просто отказываюсь тебя понимать!

– Я и сам-то иногда себя не понимаю! Однако я уверен, что именно там нас ждет что-то важное!

Катаржина не стала спорить. Она позвонила на рецепцию отеля, и там, нисколько не удивившись вопросу, тут же сообщили ей адрес городского морга.

Через полчаса они вышли из машины на невзрачной улочке в окраинном районе Флоренции. Сюда не заглядывали многочисленные туристы, да и вообще, кажется, никто не заглядывал. Только большая грязно-белая собака валялась поперек тротуара, практически перегородив дорогу. Когда спутники подошли к ней, псина сонно приподняла голову, взглянула на них без особого интереса и даже не подумала подвинуться, так что пришлось сойти на тротуар, чтобы обойти ее.

Неказистый одноэтажный дом виднелся за низким забором. Даже здесь, в этом унылом и мрачном месте, за забором пышно цвели рододендроны.

Старыгин толкнул калитку. Она не была заперта.

К двери дома вела узкая, выложенная керамической плиткой дорожка. Рядом с домом стояла машина с красным крестом.