Внутри - Евгений Гатальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кин не дает мне понять, что к чему, Ин делает то же самое, и во многом, их полные намеков фразы схожи друг с другом, и этот факт заставляет меня относиться к Ину и Кину, как к одному и тому же человеку. У меня уже нет уверенности в том, что Ин – на самом деле Ирвин Нортон Фингертипс, брат Таи. Его мотивы чересчур пространны, и объяснить их может только мой последний сон, в котором все те, в чьих душах я бывал достаточно долго для ассоциирования себя с их телами, разговаривали со мной, как с Ривьерой – не наркоманом с его лицом, а лже-Ашесом, работорговцем и насильником.
А верить в то, что я Ривьера, я не хочу.
Да, Олег Ривник, обращающийся ко мне, как к другому человеку – сильный довод в пользу того, что я Ривьера, как и тот довод, что все мои сны, даже с призраками и холодильником, являются не бредом моего сонного бессознательного, а продолжением моей реальности. Но Ин, с его слов, – бог моего мира снов, стало быть, ему не составит труда убедить меня в том, о чем я даже не в состоянии додуматься. Ин – бог, и я бессилен перед ним.
Сэнди поднимает серую накидку, кладет ее в чемодан и ногами трамбует гору из одежды и личных вещей.
Мое нутро уменьшается в размерах, даже будучи живым, я не чувствовал себя столь беспомощным, как сейчас.
И что мне теперь делать?
Передо мной открывается пустота, и я безо всяких мыслей ныряю в нее.
Я пребываю в этом вакууме неизвестно сколько времени. Здесь нет времени, ни пространства – есть только мое сознание, оторванное от всего, за что я привык цепляться. Ситуация совсем безвыходная – я понимаю, что я – это я, но кто я, Олег Ривник или Ривьера, я не знаю. Мне кажется, что это и есть смерть. Мое тело погребено под землей, моя физическая оболочка давно уничтожена. Теперь я в черной дыре, не значит ли это, что моей духовной оболочке приходит конец?
"Духи умирают, это очевидно. Ничто не вечно" – вспоминаю я слова Олега Ривника. Или это были мои собственные слова?
DevilGene, DevilGene, DevilGene
Эхо в вакууме невозможно – это говорят мои собственные мысли.
DevilGene, DevilGene, DevilGene
– Придурок, тебе сообщение! – другой голос внутри меня.
– От кого? – спрашивает мой голос.
– Ты кем себя считаешь?
– Я не знаю, кто я.
– А кем ты хочешь быть?
Как по наводке, в моей груди вспыхивает теплый храм, который я узрел при посещении тела Сэнди.
– Я хочу быть Олегом Ривником.
DevilGene, DevilGene, DevilGene
Следом приходит в голову разговор с Ривьерой, меня осеняет, и в эйфории от собственных догадок я покидаю пустоту.
Несколько соединенных друг с другом компьютеров окружают собой микроскоп. Под микроскопом находится пробирка – она раз в десять меньше самого микроскопа. В пробирке находится весь сохраненный эпителий – он в тысячу раз меньше самой пробирки. За одним из компьютеров, используя вместо стула пластиковую бочку, сидит хилый ученый в лабораторном халате. Нервно моргающие глаза прячутся под очками с широкой оправой – это может видеть любой человек. А то, что лабораторный халат скрывает под собой футболку с Губкой Бобом и, что важнее, ремень с подаренным Ривьерой автоматом, видят только мертвые люди, вроде меня.
Я проникаю в голову DevilGene и понимаю, что он стрелял из этого автомата, стрелял не раз и каждый раз стрелял успешно. Трупы родителей, неведомо как узнавших адрес его съемной квартиры, уже давно растворены в гидроксиде соды, а сама квартира, с вымученного одобрения ее хозяина, торговца поддельными документами, уже давно превратилась в самую передовую лабораторию мира в вопросах, касающихся генных исследований.
Из памяти DevilGene я понимаю, что в сравнении с периодом, когда он «состаривал» Ривьеру или превращал в овоща женщину в латексе, теперь он действует куда более профессионально. Теперь в его работе нет места прежним ошибкам. СМИ и правительственные структуры до сих пор не знают, где скрывается гениальнейший, и вместе с тем опаснейший ученый мира – вернее, узнал один независимый журналист с фамилией Харрис, и именно его эпителий сейчас находится под микроскопом. Остальные 99,99999…% его тела пока еще плавают в бочке с гидроксидом соды, на которой сидит DevilGene.
DevilGene… Неужели он, как и Ривьера, не имеет привычного американскому слуху имени? Мои хождения по его памяти не дали никаких сведений, касающихся его прошлого, но может, я недостаточно глубоко хожу?.. Я же считал Ривьеру Генри Ашесом, даже когда знал все его глубинные мысли… Этот опыт доказывает, что в памяти человека есть что-то более глубокое, чем его личные тайны. То, о чем человек думает, как о забытом. То, о чем человек не хочет больше помнить. Да, Ривьера настолько вжился в роль Генри Ашеса, что его подсознание умудрялось скрывать от его сознания тот факт, что он – Ривьера. Но тот факт, что Ривьера сам признался в том, что он Ривьера, указывает на то, что человек не может забыть то, что он хочет забыть сильнее всего остального – как правило, о том, чего бы ты ни хотел помнить, ты думаешь чаще всего остального. Решивший бросить курить думает о сигаретах чаще, чем обычный курильщик. Но люди с силой воли бросают курить. Стало быть, те, кто хочет избавиться от своего прошлого, могут от него избавится. И после того, что я узнал о Ривьере, мне кажется не лишним нырнуть в память DevilGene как можно глубже. Я не ожидаю узнать каких-то тайн, их, по-моему, и так предостаточно, мною движет естественное любопытство.
Только сейчас я понимаю, что наблюдаю за мыслями DevilGene со стороны. Я провожу микросекундную процедуру по разрыванию собственных сознаний – и вот теперь самые умные и злые мозги человечества находятся в моей полной власти. Я начинаю напряженно думать о прошлом DevilGene. Мысленно представляю свой путь сквозь миллиарды летящих сквозь меня нейронов к самой сердцевине мозга. Я чувствую себя странником, идущим к горе сквозь снежный буран – такие сравнения в духе Сэнди, а мысли о Сэнди всегда приободряют меня, поэтому свой путь я продолжаю в приподнятом настроении. И… приподнятое настроение сменяется шоком.
В чужой памяти я слышу родную речь, вижу собственные первые поцелуи… Мое нутро вибрирует, я надеюсь, что меня не выкинет из самой важной головы
