Внутри - Евгений Гатальский

Теперь я понимаю смысл снов в украинском лесу. Ностальгия здесь ни при чем. Ин показывал мне Иру не ради пробуждения моих давно забытых чувств. Ин уже знал, что Ирина Евгеньева – это и есть DevilGene. Первым, кому она поменяла внешность с помощью взлома ДНК, был не Ривьера, а она сама, просто первый опыт был удачнее второго – настолько удачнее, что Ире удалось поменять еще и свой пол без особых потрясений для организма.

И я знаю, почему Ира решилась на такое. Она влюблена в меня, была влюблена даже тогда, когда я удрал в Америку. Поэтому и она сама оказалась в Америке – она бежала вслед за мной. Меня она не нашла, но в стремлении убить свои чувства, она стала заниматься генетикой – Ира обожала биологию еще со школы, но я и подумать не мог, что ее любовь к науке и собственные возможности настолько огромны, что ей, украинской беглянке, удастся поступить в престижнейший университет Силиконовой долины и блестяще его окончить.

Она знала, что я мертв – из интернета. Но никаких эмоций по этому поводу она не испытывала – новое тело, новый пол и поистине космические амбиции задвинули ее чувства ко мне на второй план. Задвинули… но не уничтожили.

И теперь DevilGene сидит на пластиковой бочке, сидит как изваяние, каменеет в шоке от пробуждения давно забытых чувств. Очень даже хорошо, что мое вторжение в потайные уголки памяти он – или она – воспринимает как пробуждение ненавистной любви ко мне. Это просто замечательно – потому что Ира, даже с ее мозгами, и подумать не смеет о том, что ее телом управляет кто-то мертвый…

ПРОХОДИТ ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ…

…и я наконец могу видеть результат, к которому стремился все эти дни без забот о своей девочке, ночи без сна и дни привыкания к чужому сознанию.

Зеркала у DevilGene нет, и, занятый работой, я даже не подумал его купить. Чтобы увидеть свое лицо, мне приходится сесть за один из компьютеров. Я включаю веб-камеру. Частота кадров оставляет желать лучшего, но это и не важно – важно, что впервые за год я вижу торчащие вверх черные волосы, черную накидку и солнцезащитные очки – не со стороны, не в своих или чужих воспоминаниях, а в реальности. Я снимаю очки, чтобы посмотреть себе прямо в глаза – низкая частота кадров оказывается полезной. Я вижу живой взгляд Олега Ривника, думаю о реакции Сэнди на этот взгляд, и мои глаза против воли наполняются слезами…

Сложно было отвыкнуть от привычки проникать в чужие сознания, но пока я жив – а мои манипуляции с телом Иры-DevilGene не иначе как оживлением не назовешь – мне придется забыть о привычках мертвеца. Я жил одним телом, не карал преступников, хотя обещал себе стать кем-то вроде бога-вигиланта, но ради собственного воскрешения мне придется отказаться от преимуществ мертвых перед живыми. А такие преимущества есть, и их, безусловно, немало – мне ли об этом не знать.

Все эти одиннадцать месяцев я боялся, что Ин или какой-нибудь, более могущественный, чем я, мертвец, выкинет меня из тела DevilGene. Но к счастью, после своих туманных откровений Ин, по всей видимости, забыл о моем существовании, а другие покойники, вроде Кина, в своем стремлении отдалиться от человеческого начала избегают общения с мертвецами, вроде меня, чьей главной целью является стремление жить обычной человеческой жизнью.

Я проделал немалый путь, чтобы сидеть перед веб-камерой и плакать. Я откопал собственный труп, и, пользуясь знаниями DevilGene, восстанавливал наименее поврежденные участки ДНК. Вспоминая Ривьеру со его старческой кожей и женщину в латексе без возможности мыслить, я понимаю, что лучшую работу, которую когда-либо создавал DevilGene, создал я. Даже превращение Иры в DevilGene блекнет перед возвращением к жизни моего прогнившего тела – Ира просто поменяла себе пол и создала принципиально новое тело, а я, хоть и не без помощи ее знаний, почти год потратил на то, чтобы воскресить свой труп до последней родинки. Даже не воскресить, а дать ему жизнь в чужом теле – потому что непосредственно труп давно исчез в галлонах гидроксида соды.

Я избавился от возможностей мертвецов. Я не стану первым богом справедливого правосудия. Я сделаю гораздо большее – верну себе то, без чего не мог жить даже после смерти.

Остается один небольшой штрих. Я не чувствую себя воскресшим Олегом Ривником. Нет, я чувствую себя мертвым Олегом Ривником, присвоившим себе тело женщины, которая превратила себя в гения генетики ради того, чтобы навсегда забыть обо мне. И у нее получилось бы, если бы не я. Она забыла о своей прошлой жизни. Ривьера забыл, что он Ривьера. А я чем хуже? Они забыли, что были другими людьми, так что и я забуду, что был когда-то мертвым.

И да, помимо этого небольшого штриха, есть еще более крошечный червяк, который грызет мою новую душу. На мне – проклятие Ина, а проклятие, со слов Ина, означает жизнь по кругу. Вот только неизвестно, сколько именно этот круг длится, а спросить об этом у Ина уже не получится – нельзя позволить себе доверить DevilGene хотя бы на секунду возможность управлять моим телом.

Да, оно уже мое.

Я не навещал мысли Сэнди, это правда, но это не означает, что я ничего не знаю о ее судьбе. Из новостей я узнаю новую, но все так же приятную Сэнди Ашес – "мрачную, но успешную художницу, чьи новые полотна разлетаются со скоростью горячих пирожков по баснословным ценам". Я знаю, что моя девочка живет в доме Генри Ашеса, живет вполне обоснованно – роскошный дом с хрустальными люстрами и полями винограда по праву перешел ей по наследству. Моя девочка восстановила добрую память о своем отце. Жители Америки боготворят Сэнди за убийство Ривьеры, которого из-за присвоения себе тела Генри Ашеса, считают одним из самых гениальных преступников последнего времени. Жители Америки не знают, что Ривьеру убила Тая, но силовые структуры не торопятся наказать Сэнди за убийство из-за боязни общественных протестов, поэтому мне незачем переживать из-за того, что моя Сэнди получает привилегии за несовершенное ею убийство. О Таи, кстати, мне ничего неизвестно – но я надеюсь, что девочка с умом воспользовалась украденными лже-Ривьерой пятью миллионами долларов и начала новую, лишенную прежних кошмаров жизнь. О судьбе Таи можно спросить у Сэнди – хм, я искренне верю, что у нас будет множество дней, полных любви и пространных