Пламя смерти (СИ) - Шевченко Андрей Вячеславович

Когда он почувствовал, что от потери сил готов грохнуться в обморок, веки Илонны задрожали. Она глубоко вздохнула, закашлялась и открыла глаза. Илонна несколько секунд бездумно смотрела в лицо Мейсу, узнала его, слабо улыбнулась, затем нахмурилась.

— Где я?

— Всё потом, — сказал Мейс, чувствуя, как с его лба катит пот.

Илонна приподняла голову, увидела, что полностью обнажена, взвизгнула, натянула на себя простыню и гневно посмотрела на Мейса.

— Что ты себе позволяешь?

— Возвращаю тебя к жизни, — заплетающимся языком проговорил Мейс и опустил руки. — Не двигайся, тебе нужен покой. А мне надо набраться сил для следующего сеанса.

— Покинь нас, маг, — сказал мастер Фиррис.

Мейс был настолько опустошён, что даже злиться сил у него не было. Он только покачал головой и сказал:

— Тебе придётся помочь мне выйти.

Вампир посмотрел на готового упасть мага и буркнул:

— Ладно, сиди тут.

Илонна с удивлением смотрела то на Мейса, то на отца, явно не понимая, откуда они тут взялись. И где это «тут»?

— Что происходит? — стараясь поплотнее закутаться в простыню, спросила она.

Мастер Фиррис без слов достал меч в ножнах, который, как видел Мейс, во время поездки всё время держал при себе. Вампир опустился на одно колено и протянул меч Илонне, держа его перед собой на вытянутых руках — одной за рукоять, другой — за ножны.

Мейс не понимал, что это значит, зато Илонна, без сомнения, поняла. Она побледнела (хотя, казалось бы, куда уж дальше) и разжала руки. Простыня вновь соскользнула с неё, открыв взору Мейса небольшие упругие груди. Но девушка не обратила на это внимания. Из её прекрасных глаз покатились крупные слёзы, когда она взяла меч.

— Ты уверен?

— Его гибель видело больше сотни воинов, — глухо ответил мастер Фиррис. — Он погиб, как настоящий герой. Трое мастеров хотят назвать именем Диллитон своих будущих сыновей. Я горжусь, что у тебя был такой муж.

Илонна так закусила губу, что на подбородок ей брызнула алая кровь.

— В последнем бою Дилль уничтожил не только несколько сотен зомби. Он убил отряд шаманов и колдуний и избавил защитников Григота от лича, погубившего множество воинов и причинившего огромный вред. Вальдор, в отряде которого числился Дилль, рассказал, как он яростно сжигал хивашских зомби во время обороны города. Он даже нашёл способ, как оборвать связь между мертвецами и шаманами, — мастер Фиррис помолчал и добавил: — Совет решил начертать его имя на стене Славы.

— Это огромная честь для меня, — положенной ритуальной фразой сказала Илонна, но голос её был безжизненным. — Где его похоронили?

— Тела не нашли. Хивашские шаманы унесли его вместе с остальными погибшими, вышедшими за стены Григота, — уловив хмурый взгляд дочери, Фиррис сказал: — Сейчас я расскажу, что мне известно.

Мейс долго слушал разговор, ведущийся на вампирском, силясь понять, о чём говорят отец и дочь. Но их языка он не знал, а по лицам ничего понятно не было. Нет, то, что мастер Фиррис сообщил Илонне о смерти мужа, Мейс понял. После минуты отчаяния Илонна закуталась в простыню, а на лице её появилась маска каменного бесстрастия, словно все эмоции в девушке умерли.

Мейс молча поклялся сделать всё, чтобы Илонна не просто вернулась к жизни, но и стала той же задорной и весёлой озорницей, которую придворные ловеласы сопровождали восхищёнными взглядами.

К утру Дилль чувствовал себя далеко уже не таким бодрым, каким покидал хивашский лагерь. Организм, измождённый долгими переходами, когда Дилль бежал за шаманской повозкой, требовал отдыха. Глаза сами собой закрывались, и только отчаянными усилиями Дилль не позволял себе уснуть прямо в седле — так недолго свалиться и сломать шею. У него мелькнула мысль, что можно призвать драконью ярость, тем самым пробудив муаров. А уж кругляши расстараются, придадут бодрости и подлатают его тело. Но по здравом размышлении он отказался от этой затеи. Призвав настоящую ярость, он рискует не остановиться. Что с ним будет, когда драконья магия захлестнёт его с головой? Ничего хорошего — в лучшем случае, он «перегорит», а в худшем — просто умрёт. К тому же, муары не могут бесконечно лечить его тело, беря из него же энергию. Дилль слишком хорошо помнил, каким он был после похода к тилисцам.

Магическая энергия, которую он получил, уничтожив двух шаманов, постепенно улетучивалась, потому что, как говорил мастер Оквальд, слабость физическая порождает магическое бессилие. А Дилль очень устал. Несмотря на это сразу после восхода солнца он попытался сотворить кровавый салют и сообщить Тринн о себе. И тут же понял, что не сможет довести заклинание до успешного конца. Адельядо предупреждал, что малейшая неточность в контроле высосет из него всю кровь, а сейчас Дилль не мог даже полностью сосредоточиться. От кровавого салюта пришлось временно отказаться.

Надо бы остановиться, отдохнуть и помедитировать. Но нельзя. Вполне возможно, хиваши пустились за ним в погоню. И хотя он проложил между собой и хивашским лагерем вполне приличное расстояние, но найти его не сможет только слепой — следы Диллева коня виднелись на песке очень хорошо.

Подумав об этом, Дилль в очередной раз поморщился. Клятые пески начались внезапно. Копыта коня глубоко погружались в светлый песок, животное уже выбилось из сил, взбираясь на барханы и спускаясь с них. Мало того, когда взошло солнце, Дилль обнаружил, что оно светит не перед ним, а слева. Ночью он сбился с пути и ехал не на восток, а на юг. Дилль повернул коня мордой на восход, ехал уже два или три часа, но пески всё не заканчивались. Куда ни кинь взгляд — везде простиралось море жёлто-белых барханов.

В очередной раз взобравшись на верхушку бархана и обозрев окрестности, Дилль увидел далеко позади несколько чёрных точек. Вот и погоня. Он попытался сосчитать преследователей — их было не больше десятка. Но и десять — слишком много для одного уставшего и безоружного человека. Из оружия у него был только маленький кривой нож. Магия почти на нуле — хватит на три-четыре огненных сгустка небольших размеров. То есть, половину отряда преследователей он успеет сжечь, а вторая половина прикончит его. Или пленит и приволочёт на аркане обратно. А там шаманы и колдуньи превратят его в лича. Правда, в запасе имеется драконья ярость, но это средство для последнего боя.

Дилль слез с коня и задумчиво посмотрел на него. По уму, надо бы коня стреножить, чтоб потом не искать беглеца. Но если Дилля убьют или пленят, животное умрёт от голода и жажды или падёт жертвой хищников. Он снял с коня всю упряжь, похлопал его по шее и сказал:

— Дружище, ты свободен.

И, перестав обращать на него внимание, Дилль уселся на брошенное на песок седло. Какой смысл терять последние силы, пытаясь убежать, если его всё равно настигнут? У него есть не меньше часа — так лучше потратить время на короткую медитацию.

Медитировать под пекущим солнцем, сидя на горячем песке, было неуютно. Дилль то и дело прислушивался, не приближается ли погоня? Но даже такой короткий отдых позволил ему набрать эргов. Он поднялся в полный рост, обнаружил, что преследователи уже близко и пожалел только об одном — что его замечательный посох остался где-то под Григотом. С посохом его заклинания получили бы дополнительную мощь.

Дилль вспомнил слова, произнесённые мастером Иггером перед отправкой на войну с Тилисом. Старик тогда сказал, что посох — это всего лишь инструмент. И потеря его не делает мага беспомощным. Маг — сам оружие. Смертельно опасное, между прочим. Тилисцы и хиваши уже убедились в этом. И настало время преподать врагам новый урок.

В груди зашевелилась драконья ярость. Дилль уже не опасался грядущей схватки — он с нетерпением ждал, когда появятся хиваши. И когда в двухстах шагах от него между барханами мелькнула тёмная тень, Дилль призвал полупримусов. Хиваши хотят драки? Сейчас они её получат.

Преследователи окружили его — Дилль видел только четверых всадников, ехавших по его следам. Хиваши не спеша готовили арканы, а за луки даже не взялись, чему Дилль только порадовался. Остальные, видимо, зашли справа и слева. В этот момент за его спиной раздалось громовое рычание. Как ужаленный, Дилль обернулся — увязая в светлом песке к нему мчался один из степных псов, которых хиваши называли гиеннами. Собака тяжело дышала, а из её оскаленной пасти капала мутная слюна — видимо, погоня по жаркой пустыне далась псу нелегко.